она поднималась с постели и выходила в сад,
под звуки свирели.
и листопад
вбирал в себя то бабочек, то фантомов.
кружилось всё, и призраки врали ей,
что нет на свете их явственней и живей,
и что реальность её неуютных дней-
начало осени и пограничных синдромов.
она сама заступает в последний ряд,
и перелистывает листочки календаря
в слепой надежде.
и те, кто общались с нею, и были честны,
но не дожили блаженные до весны,
их занесло листвяной и горящей медью.
осенний воздух дрожит как последний лист,
на авансцене играет немой статист,
ведёт заглавную роль как прежде.
она сама заступает в последний ряд,
и перелистывает листочки календаря
в слепой надежде.
у старика изумрудная борода,
его зовут нострадамус и он изо льда,
он говорит: " иди, дорогая, иди,
видишь, синее облако у меня в груди,
оно растет и сердце тонет в нём,глубоко,
и каждый, кто хочет согреться, в руку берет его.
каждый берет, и ты бери и иди,
для каждой лампы найдётся свой алладин,
для каждого сердца найдётся своя рука,
для примитива - злоба, насмешка - для дурака,
а для меня -воистину день воскрес,
в речном отраженьи плывет оранжевый лес.
он не летит , замирает, он-мой тотем,
женщина с белым букетом из хризантем
рядом стоит, на плечи накинув плед,
это вирсавия, васса, а может макбет.
я говорил ей однажды не приходи сюда",
старец молчит, хрустально звенит борода.
и та что рядом была уходит стремглав
и на спине у неё " не желаю зла"
Там ангелы крыла свои теряют,
Пером украсив почву вместо снега.
Покинув недра Божьего ковчега,
Они летят к земле и умирают.
И людям (помня указанье свыше)
Лгут перед смертью, голос их бессвязен,
Что это не снега упали наземь,
А лепестки весной расцветшей вишни.
Не за горами новое рожденье.
Но длится это Ангелопаденье.
И в наших палестинах утром иней,
Земля лежит нагая распростёрта.
И тонкий месяц поднимает гордо
Над выгнутой спиною хвост павлиний.
Здесь в лепестках вишнёвых утопая,
Идём, но их соцветья уязвимы,
Который год мы замерзаем в зимы,
А вот оттаять духу не хватает.
И в этом замороженном бессилье,
Мы топчем снег как ангельские крылья.
Ихтиандр говорит: "Посмотри,
тяжело пребывать рогозубом.
Мои верные поводыри
разбрелись по корветам и шлюпам.
Наступают иные дожди,
Одолели шторма и алкены,
у героев хватает вражды,
как у храброго сына Алкмены.
Впрочем, кодекс его не суди,
Он божественных норм не нарушил.
Всё, что ждёт океан впереди-
это суша, мой друг, это суша.
Эти беды, и климат, и дым,
и расплавленный воздух надкожный.
Всё что кажется в водах простым,
на земле именуется сложным.
И на берег, что в иле утоп,
выходя из подводного плена,
Афродита не смоет со стоп
безнадёжно колючую пену.
Впрочем, что ей забытой в миру
не открыть ни любви, ни америк.
одинокий каштан на яру -
это берег, мой друг, это берег.
Когда весна листвой зарукоплещет,
И станут дни по-летнему щедры,
Вдруг оживут потерянные вещи
И бросятся искать свои дворы.
Они пойдут нестройными рядами,
На землю не отбрасывая тень-
Рубашки, со втачными рукавами,
И детские береты набекрень.
Они идут по солнечным дорожкам
В знакомую родную благодать,
В дома, где кто-то вспомнит их, а может
И некому их будет вспоминать.
За ними деревянные лошадки,
Сандалики, затёртые до дыр,
И ты, не преступив миропорядка,
Подтянешься, и встанешь в их ряды.
Оставив за спиной ветра и зимы,
Маршрут наметив, двинешь налегке,
Как поводырь, для них необходимый,
Как буква изначальная в строке.
Ты их по тропам солнечных дорожек
Ведёшь, поставив роспись и печать,
В дома, где кто-то вспомнит их, а может
И некому их будет вспоминать.
А музыка устала. и в тишине вокзала
Пронзительно и тонко вдруг лопнула струна.
Задетая ногою ни много и не мало,
Перевернулась шляпа, что мелочи полна.
Из этой старой кепки посыпались монетки.
Как звуки клавесина, как бусы-жемчуга.
А публика стояла, а публика смотрела.
Кому какое дело? такие вот дела.
Сверкали под ногами двадцатки с пятачками.
Потеряны сегодня и водка и еда.
Но музыкант не плакал. за чёрными очками
Ему и ночь- не вечер, и горе- не беда.
В вокзальном ресторане расколотые снами
Осколочки от рюмки он сбросит на ковёр.
И той официантке, что даст ему отставку,
Махнет рукою грустно и скажет: "Милль -пардон".
Поедет к дяде Мише, который плохо слышит.
И заиграет страстно. прогнав тоску и сон,
И ангелы ночные над городом Парижем,
На лирах и на арфах, сыграют в унисон.
Сверкали под ногами двадцатки с пятачками.
Потеряны сегодня и водка и еда.
Но музыкант не плакал. за чёрными очками
Ему и ночь- не вечер, и горе- не беда.
официант в крахмальной стоечке
при чёрной бабочке и фраке
смотрел на парковое озеро
всего в каком-то полушаге
оно кувшинками обёрнуто
повисло на небесной крепи
как будто небо перевёрнуто
и он один стоит на небе
кричит гарсон прикройте лавочку
я не готов к таким итогам
но говорит архангел с бабочкой
прими дружок заказ от Бога
и даже не успев покаяться
на полном видит он серьёзе
как мир с грехами умещается
на золотом его подносе
и он летит дорогой тёмною
над рестораном и лесами
один и с ношей неподъёмною
под голубыми небесами
кричит гарсон прикройте лавочку
я не готов к таким итогам
но говорит архангел с бабочкой
прими дружок заказ от Бога
