КОВЧЕГ
Помянув все свои потери
Каплей горечи в каждом тосте,
Вечер кончится ровно в девять,
И завянут цветы и гости.
Бесконечные пересуды,
Бестолковые кривотолки,
На столе - звездопад посуды
И разбитых светил осколки.
Молча сядь между мной и осью,
И земля перестанет вращаться.
Вечность кончится ровно в восемь,
За минуту до полного счастья.
Лысый шар в волоске от лузы
Не рискнет ни скользить, ни падать.
Время снова откроет шлюзы
И затопит плотину-память.
Как нам предрекали -
Отказ в ночлеге
Последней паре
В пустом ковчеге.
На дне колодца -
Источник света.
Лишь остается
Поверить в это.
Вечер кончится ровно в девять.
Ты гостей в сундуках закроешь,
И, заняв их подсчётом денег,
Мы коснёмся иных сокровищ.
Мне безликих богинь дороже
Ты, которую вижу воочию.
И выводит мороз на коже
Явь, добытую зимней ночью.
Как коса на паперть -
Роса на пашни.
Как грустно падать
Пизанской башне.
В круг Галилея,
В изгиб сосуда.
Всего труднее -
Заметить чудо.
Всё, что кажется неизбежным,
Океан обесценит в полночь.
И натянется побережье,
Как тугая бурлачья помочь.
Проводившие нас, надеюсь,
Там, на суше, приветят осень...
Вечер кончится ровно в девять.
И вечность кончится... Но не бойся!
Ведь суть расстояний
В пятьсот сожжений:
Без расставаний
Нет продолжений.
В этом ничтожность
Цивилизаций -
Познать возможность,
Чтоб отказаться.
И плыть...
1998
НЕ ВАЛЬС
Комод. Патефонная злая игла.
Тифозно-иконная комната. Фуга.
Где ты была? Когда ты была,
Сестра милосердия (в скобках - подруга)?
Плохая писклявая плоская твердь -
Кровать, на которой всё разом зачато:
Волхвы и желания, голод и смерть,
Друзья и враги, сыновья и внучата.
И запах клопов - будто запах духов.
Бедовые платьица, примусы, слоники.
Басовый аккорд фисгармонных мехов.
Кресло в морщинах. Стихи и поклонники...
А год безымянный, безвременный век.
Война - не война, но тоскливо и вьюга.
И там за стеклом - молодой человек
И всё еще девочка (в скобках - подруга).
*
Нет, это - не вальс,
Это - то, что я сделал для Вас
На обратном пути.
Нет, это - не вальс,
Это - несколько скомканных фраз
Вместо слова "прости".
Нет, это - не вальс,
Это - просто печальный рассказ
С несчастливым концом.
Да, это - не вальс,
Это - жизнь ангажирует нас
С равнодушным лицом.
Счёт, дайте мне счет!
Наплевать, что кругом всё течет
И срывает мосты.
Льёт ночь напролёт,
И чугунные львы у ворот
Поджимают хвосты.
Гром, водоворот -
Невозможно движенье вперёд,
Если память жива!
Счёт, дайте мне счёт!
Я сбиваюсь, а время не ждёт
И качает права.
Раз-два-три,
Раз-два-три,
Раз-два-три, раз -
Это - не танец,
Нет, это - не вальс.
Нечто кичёвое,
Нечто никчёмное
Снова пытается выманить нас.
Раз-два-три,
Раз-два-три,
Раз-два и три -
Видишь - любуйся,
Не видишь - смотри:
Пары танцующих,
Тройки гарцующих,
Птички, синички, скворцы, снегири...
Легче, плавнее, уютнее, тише -
Тот, кто уснул, всё равно не проснётся.
Тот, кто проснётся, - увидит афиши
И по весне в самокрутку свернётся.
Тот, кто размешан живою водою,
Выплеснут в лужу и предан забвенью.
Я отправляюсь в леса за тобою,
Чтобы успеть к твоему возрожденью.
Я исполняю заказы и даже
Тайно беру чаевые и сальдо.
Я выставляю всё на продажу -
Подлость, как искренность, - универсальна.
Сальные линии, плотные тени,
Тонкие талии, меткие руки -
Вальс - идеальное изобретенье,
Чтобы продлить долгожданные муки.
Лист, падает лист...
Слышишь сверху таинственный свист? -
Это - время пришло.
Лист падает в лист...
Если в силах еще, оглянись
И - дождем о стекло!
Лист, падает лист...
Я давно уже не оптимист,
Я себя опроверг.
Вниз, все-таки вниз...
Я вальсирую вниз,
А ведь мне так хотелось наверх!..
Раз-два-три,
Раз-два-три,
Раз-два-три, раз -
Это - не танец,
Нет, это - не вальс.
Нечто кичёвое,
Нечто никчёмное
Снова пытается выманить нас.
Раз-два-три,
Раз-два-три,
Раз-два и три -
Видишь - любуйся,
Не видишь - смотри:
Пары танцующих,
Тройки гарцующих,
Птички, синички, скворцы, снегири...
Нет, это - не вальс,
Это - то, что я сделал для Вас
На обратном пути.
Нет, это - не вальс,
Это - несколько скомканных фраз
Вместо слова "прости".
Да, это - не вальс,
Это просто печальный, печальный,
Печальный рассказ...
Нет, это не вальс,
Это - раз-два-три, раз-два-три,
Раз-два-три, раз-два-три, раз...
1996
ГЛЮК
Смирись со мной, мой бледный друг,
И не дрожи листом.
Мой козлоногий серый глюк
С сиреневым хвостом,
Живущий скрипами в полу,
Скользящий по стене,
Вчера на жизненном углу
Ты повстречался мне.
Ты был в цивильном пиджаке
И клетчатых штанах,
И линии в твоей руке
Предсказывали страх.
Я подмигнул тебе, а ты
Мне пригрозил хвостом
И медленно уполз в кусты,
Спугнув чужой фантом.
А я искал тебя всю ночь
И, сбившись с задних ног,
Вдруг понял: горю не помочь!
И стал я одинок.
Я разозлился на тебя,
А ты ответил мне тем,
Что, искренне по мне скорбя,
Вернулся насовсем.
А нынче снова мы враги,
Хоть в чём-то и родня.
Ты съел вчера мои носки -
Ты оскорбил меня!..
Вот так вот за большим углом
Овального пути
Стоит печальный бог Облом
С усмешкой на груди.
1990
СОЛИДНЫЙ МЕДЛЯК
Вчерашний покой,
стучащий, как гной,
исчез.
И жуткая ночь
слезает, как скотч,
с небес.
Но ты уже спишь и не видишь Луны,
Тебе уже снятся свободные сны,
В которых нет той,
что разбила святой
союз,
Той, ради которой ты был взаперти,
Которую тщетно пытался найти,
А после - спастись,
ей посвятив
свой блюз.
Солидный медляк,
написанный для
неё.
В котором и текст,
и музыка - всё
твоё.
Солидный медляк,
исполненный для
друзей,
В котором и текст,
и музыка - всё
о"кей.
В кармане твоём
с крестом медальон
и файв.
И стрелки часов,
как плечи весов, -
всё в кайф.
Но что же ты медлишь! Очнись же скорей!
Тебя ждёт толпа у закрытых дверей.
Средь мокрых ресниц
в выражении лиц -
тоска.
Тебя больше нет, но ведь это секрет -
Они еще ждут, что в окне будет свет!
Пусть дом твой закрыт,
но ведь где-то звучит
пока
Солидный медляк,
написанный для
неё.
В котором и текст,
и музыка - всё
твоё.
Солидный медляк,
исполненный для
друзей,
Пьянящий, как мак,
гнетущий, как мрак...
О"кей.
Твой призрачный мозг
рассыпчат, как воск,
и смят.
Но это обман,
ведь ты - меломан,
мой брат.
Она ещё бродит по проседи крыш,
И мы её видим, но ты уже спишь.
И всё, как всегда,
и лишь эта беда
с тобой.
Не надо, не стоит распугивать муз -
Пускай прозвучит твой решающий блюз,
Пусть - хоть пара шагов,
но зато без оков!
Не стой -
Один - как другой,
Но ведь ты не такой,
Ты же споришь с судьбой
И нарушаешь покой,
Ты презираешь устой,
И мы идем за тобой
За то, что ты в доску свой,
Но что сегодня с тобой?
Ты как будто немой!
Рот скорее открой
И немедленно спой
Им свой
Солидный медляк,
написанный для
неё.
В котором и текст,
и музыка - всё
твоё.
Солидный медляк,
исполненный для
друзей,
В котором и текст,
и музыка - всё
о"кей.
1989
ПЕСНЯ ПРО ПТИЦУ
Жила на свете птица с руками вместо крыльев -
Случилось уродиться такому вот изъяну.
Все родственники птицы летали в изобилье,
А здесь - и клюв, и перья, а руки - как у обезьяны!
Назвали птицу выпью, и выпили за здравье,
И в лучшем зоопарке ей отвели клетушку,
А возле изголовья повесили заглавье:
Мечтами птицу не кормить, не то найдете в клетке тушку!
А птицу так и тянет летать,
У птицы той крылатая мать,
У птицы той летучий отец,
А она сама -
Будто нет ума -
Не может летать - и всё!
Не может летать...
Пришёл на помощь птице какой-то академик,
Ветеринар безродный с оплывшими глазами.
Пришёл на помощь птице отнюдь не ради денег,
А по иронии судьбы он тоже бредил небесами.
Он взял кататься птицу с собой на самолёте,
И вот они взлетели, и вот земли не стало.
А птица беспокойно ведёт себя в полёте,
А птица смотрит ввысь и ввысь, а птице мало, мало, мало!
А птицу так и тянет летать,
У птицы той крылатая мать,
У птицы той летучий отец,
А она сама -
Будто нет ума -
Не может летать - и всё!
Не может летать...
Но вдруг - memento mori! - но вдруг случилось горе!
Ветеринар отвлекся и даже не заметил,
Как птица, прыгнув в небо, упала камнем в море
И распугала хищных рыб своею благородной смертью.
И академик плакал, мешая слёзы с пылью,
Но чей-то мудрый голос сказал: "Себя не мучай.
Коль приключилась птица с руками вместо крыльев,
То где-то есть и человек - безрукий, но зато летучий!"
А птицу так и тянет летать,
У птицы той крылатая мать,
У птицы той летучий отец,
А она сама -
Будто нет ума -
Не может летать - и всё!
Не может летать...
1991
В ЗАПОЙ
Не очень-то легко дойти пешком до неба,
А до тебя достать - куда трудней, ручаюсь я!
А мне кругом твердят, что истина - на дне, мол,
Ложь - где-то на поверхности, а правда - по краям.
Я здесь не для того. Я не люблю застолья.
Я на тебя любуюсь, о непьющий ангел мой!
Из всех путей к тебе, заведомо окольных,
Я выхожу на путь один - бессмысленно прямой.
Рву на себе тельняшку и не бреюсь ни хрена,
Стараюсь вызвать жалость тихой сапой,
А горло жжет предчувствие большого бодуна,
Последний бой - он беспробудный самый!
Я смотрю на тебя, я слежу за тобой,
Я забыл все другие дела.
Вот возьму и уйду в настоящий запой,
Чтобы ты мне его прервала.
Я в жизни не ходил ни в горы, ни в походы,
Не плавал, не нырял, тем паче - не влезал в забой.
Но, правда, иногда я в детстве выезжал на воды,
А тут - без подготовки прямиком вхожу в запой!
Вхожу туда сознательно, с сознанием борьбы;
Быть может, всё, что было раньше, было лишь прологом
К решительному шагу за гранёный край судьбы
Под самым общепризнанным предлогом.
Я спокоен, я собран, как новый герой,
Я уже закусил удила.
Я практически вышел в открытый запой,
Чтобы ты мне его прервала.
Мой хрупкий организм настолько непорочен,
Что выдержит - держу пари - бутылок эдак семь.
Но, правда, говорят, что есть пути и покороче,
Вот только б не сорваться - и не уйти бы насовсем!
Пусть ждут меня видения и абстинентный криз,
Пусть глюки машут пятками из стопки!
Но я не отступлюсь, поскольку это не каприз
И мой запой принципиальней забастовки!
Я уверен в себе. Я доволен собой.
Я хлещу эту дрянь из горла.
Я всё глубже и глубже вливаюсь в запой,
Чтобы ты мне его прервала.
Ты вечно за рулем, ты не лелеешь боли,
И искорки любви мне не раздуть в твоей душе,
А я - почти поэт, а раз поэт, то - алкоголик
(К чему же нарушать давно привитые клише)!
Ну вылечи меня, ну дай мне шанс остаться трезвым!
Ты видишь, я пьянею не от водки, а от глаз!
А ты который раз, как по стакану стеклорезом:
Не надо, мол, не надо, это песня не для нас!
Ах, вот они приехали! Но где же... где же ты!?
О, черт возьми, бригада-то другая!
Так в одночасье рушатся глобальные мечты.
Но я молчу, я не ропщу, я лишь икаю.
Я умру от стыда. Я не дамся живой.
Эвон как - за здорово живёшь!
Для чего я, скажите, пустился в запой,
Если ты мне его не прервёшь!?
Иду на брудершафт, сворачиваю в штопор,
Вздымаюсь на рога, попутно приспустив шасси.
И мертвою петлей себя затягиваю, чтобы
Всем встречным косякам кричать "пардон" или "мерси".
Нет, все, друзья, приехали - на следующей схожу!
Ей богу, очень срочно надо выйти!
Подайте мне стоп-кран! Я из-под крана остужу
Свои крупнокалиберные мысли!
Кто меня уважает, тот - полный вперёд!
Я б и сам, только мне не с руки...
Под крылом самолета о чем-то поёт
Зелёное море тоски...
Женеманж па сис жур! Подайте на леченье!
Ну, может быть, хоть кто-нибудь глоточком угостит!
Ведь я вам так скажу: что немцу развлеченье,
То русскому, простите, этот - основной инстинкт!
Ведь капельница, братцы, - это вам не се ля ви!
Под ней запал пропал, азарт разбился.
И нет ни дна, ни брода - ни в стакане, ни в любви.
За что боролся - тем и отравился!
Я послал всё к чертям, я смирился с судьбой:
Тихий час, пижама, кровать...
Но по ночам я мечтаю вернуться в запой -
Тот, какого тебе не прервать.
1998
ОТ РОЖДЕСТВА ДО РОЖДЕСТВА
(25 декабря 1995 - 7 января 1996)
1.
Католики встречали Рождество,
А мы с тобой хлебали мутный джин,
И мы ещё не знали, каково,
Но понимали, что не избежим...
Я мир застал за прерванным постом
И брал тебя в свидетели опять,
А после - сортировочным мостом
Я уходил в плюс-минус двадцать пять.
Была эпоха долгой, но прошла,
Молчанье смыло золото с неё,
И бремя перезрелого ствола
Мы разрядили дырками над Ё,
И я свою дыру унёс с собой,
А ты свою - обрамила в кольцо...
И в ту же ночь серебряная боль
Свинцовый клык всадила мне в лицо.
Оставив веру тем, кто вечно спит,
Оставив горечь тем, кто сладко пьет,
Одну реальность - тем, кто мает быт,
Другую - тем, кто пестует пейот,
Я уповал на волю лишь и явь,
И пробовал держаться на своих,
И боли говорил: "Иду на я -
Пусть выживет один из нас двоих."
Но кто я - безымянный имярек!
Не мне спускать судьбу на тормозах!
И не берег ни чёрт, ни оберег,
И боги отвернули образа.
И я не ждал пощады от друзей,
И не просил подмоги у врагов,
Я видел цифру скомканных затей -
Восьмерку пик из девяти кругов.
И петь за здравье вслух уже не мог,
А пел лишь про себя за упокой,
И то, что стал я половиной бог,
Мне вышло боком и одной ногой,
А половина та, что Человек,
С привычной долей странно не мирясь,
Из средств подлунных строила ковчег,
Способный в этой грязи не погрязть...
И ты пришла: две капли на стакан -
Я этот факт в Аду не утаю.
И, если буду только сам не слишком пьян,
Все под присягой повторю в Раю,
Как, разделив полуторный диван,
Мы плавно зависали на краю,
И время пело, будто тетива:
"Нет в смерти счастья, срок тебе даю!"
*
Но рок - не слово, слог - не воробей,
Вульгарный стиль расплатой чреват, -
Я отдал всё от кроны до корней,
Я выдержал разгрузку в тыщу ват.
Уж верно, на волне - как на волне,
Тем паче, под волной - как под волной!
Мой дух рождал трагедию извне,
Из музыки - не стой же под струной!
Крест на душе - и ни души окрест,
А боль сгибает копья, хоть рычи!
Я сел, уснул, но вовремя воскрес,
Когда пришли верховные врачи,
И я халаты их искрапил вдрызг,
Пытаясь отшутиться и пропасть,
И свой язык, как горький фильтр, грыз,
Улыбкой прикрывая волчью пасть.
Но кони понесли меня в пикет,
Песочным пульсом подсекая ритм.
Я не молился, я блевал в пакет
Коричневым зерном неспетых рифм,
А может, это были просто сгустки фар
Кареты алой с розовым крестом,
А изо рта сочился красный пар
И отлетал малиновым клестом...
И понял я, что всё! Что не резон
Пытаться выжить в эдакой пурге!
И, молча глядя на грядущий сон,
Ненужный проездной сжимал в руке.
Но бычилась досада через грусть:
Никто ж не видел, как прошла беда!
И я подумал: если не вернусь,
Пороша не оставит и следа.
И я твердил себе: не околей!
Ты эту явь видением пронзай!
И было мне той крови - до колен,
Я возвышался в ней, как сказочный Мазай.
И видел вновь, как северный олень
Несёт к развязке с криками "Банзай!"
И я шепчу, теряя сладкий плен:
"Счастливо, Герда. И - не замерзай."
2.
То белые халаты облаков,
То синие бушлаты медсестёр...
Кто жаждет от святых и простаков,
Тот получает хворостом в костёр,
Тот получает клеветой в висок,
Изменой - в пах, обманом - под ребро
От выждавших предельно точный срок,
Чтоб приравнять к штыку свое перо.
Синело небо стертым потолком.
Часы остановились возле двух.
И непочатой жажды жирный ком
Захватывал в заложники мой дух.
И ртутный столбик превращался в нить,
Зашкаливая кашлем в кровосток.
Хотелось пить, хотелось просто пить -
Хоть каплю, хоть напёрсток, хоть глоток!
Желанье это, будто камертон,
Настраивало страх... А между тем,
Три феи, положив меня на стол,
Пахнули красотой нездешних тел.
И я, не дожидаясь той поры,
Когда посмертный список огласят,
Вдруг принял жизнь за правила игры :
Вдох-выдох - пятьдесят на пятьдесят.
И связь времен как будто порвалась,
И заплясало острое сверло,
И из-за плеч невидимый балласт
Мне вместо головы оторвало,
И, очертя в предельно краткий срок
Всех главных дат стальное острие,
Оторванный от материнских строп
Мой купол унесло в небытие...
И вот тогда знакомая мне тень,
Махнув рукой, сказала: "Ну, пошли."
Я возразил: "Сейчас ночь, но будет день,
Еще не все истлели корабли!
Еще остались шансы у людей -
Пусть смогут то, что боги не смогли!
А если все труды их - дребедень,
Я сам свой пуп очищу от земли!"
*
Смешав в коктейль изнанку с пустотой,
Преодолев исподы и посты,
Тоннелем с ультраправою резьбой
Я мчался в инфралевые пласты.
И контур мой, лишённый фаз и поз,
Лёг на прилавок страшного суда,
Но я-то знал, что это лишь наркоз,
К тому же - местный, местечковый, ерунда...
Но, видно, Рай уже недалеко...
Бес-дромадер с отмычкой от табу
Мне предложил в игольное ушко
Проникнуть на его чужом горбу.
И ангелы роились, как мошка,
Торгуя кодом адовых прикрас.
Наркоз крепчал. Сон лился с молотка,
На суть присяжных выливая сглаз.
Пока они шептались о цене,
Смакуя быль в кулисах-небесах,
Их справедливость показала мне
Две ягодицы на одних весах.
И я с досады ахнул в молоко,
Разбил мишень и сгрёб двадцать один.
И кто-то крикнул: "Верное очко!
Пойдемте, судьи, прочь - он победил."
И чудо, как всегда, произошло,
И, пожурив, меня вернули вспять,
И, опершись на правое крыло,
Я левым боком стал атаковать,
Я выбил дверь в обратно - пустотой,
Распаханной в гортанные низы...
И боги сняли нимбы предо мной,
И черти спели: "Ай да сукин сын!"
Я возвращался к песням и друзьям,
Мой мир был цел, и я в нём невредим.
И заживал мой резаный изъян,
Мой теневой фамильный побратим.
И больше не деля на инь и ян
Пространство между окон и картин,
Я боли говорил: "Иду на я.
Ты уходи, родная, уходи."
*
Пока я пел, зима оболгалась
И справила второе Рождество.
И в мире снова наступил баланс,
Чей смысл - никому и никого.
И, чтоб опять не начинать с нуля,
Я начал ниже - с самых минусов...
И под ногами напряглась Земля
И сморщила виски у полюсов.
1998
КОРАБЛИ
Дантес мне враг, но истина дороже.
Дорожный знак мне ближе, чем Дали.
И рифма тем изысканней, чем строже.
Но всё же, всё же, всё же корабли
Плывут туда, откуда ветер не виден,
Хоть и скошены линии вдоль берегов,
Туда, где Дант, Шекспир, Гомер и Овидий
Читают распечатки самых лучших стихов -
Маршрутом бутылочных писем,
Мотивами бутылочных песен.
Копать ли яму, иль купать в шампанском
Свои неоднозначные нули,
Иль выйти в свет в воротничке испанском -
Не все ли нам равно, коль корабли
Уже плывут по бурной протоке,
Теряя по дороге своих моряков,
В ту пристань, где забыты даты и сроки
И всех прибывших делят на друзей и врагов -
Маршрутом бутылочных писем,
Мотивами бутылочных песен.
Не боги мы и даже не герои -
Горшки мы обжигаем на мели.
Но мы уже распределили роли,
И скоро, скоро, скоро корабли
Нас заберут в копчёные трюмы,
И мы увидим сами, как велик океан.
И бросим всё, и поплывем за буруны
На остров, превращённый чьей-то силой в туман -
Маршрутом бутылочных писем,
Мотивами бутылочных песен.
Мои слова - да кой-кому бы в уши,
И мы бы всё успели, что смогли.
Мы на мели, но всё же не на суше,
А значит есть надежда, что корабли
Уже плывут спасать наши души
На случай, если вдруг мы заплывём не туда.
Что там вода - лишь продолжение суши!
Кто разучился плавать, тот умеет летать -
Маршрутом непуганых чаек,
Мотивами наполненных чашек.
1992