"Слева по борту - рай..." Олег Медведев
Когда подступаешь к воротам рая, мобилу - в карман штанов, -
Так бомбу в карман галифе совал лихой комиссар Жухрай.
На вахте тебя тормознут и спросят: "Эй, пАря, ты кто таков?!"
А ты в амбразуру швырнёшь мобильник - и сразу ворвёшься в рай.
Какое их, в сущности, дело собачье - кто ты и зачем идёшь?
Когда все - сюда, только ты - отсюда, по рваному льду скользя,
Где - против законов природы рая - хреначит и снег, и дождь.
А в эти врата можно только войти, а выйти уже нельзя.
Проскочил - и до кучи привет!
Хорошо, что попутчиков нет.
Хорошо, что ни с кем не делить,
Не молчать третий тост.
Райский плац - для разбитых сапог,
Для того, кто теперь одинок.
По краям подорожник в пыли
Да бурьян в полный рост.
Когда оторвёшься, Мухтару в зубы полпачки отдав махры,
Когда отобьёшься на ржавой шконке за сорок шальных секунд,
Матрос из "Курска" придёт и сбреет седые твои вихры,
Ворча тихонько: "Ещё салага, а разблатовался тут..."
И будет тебе не море сниться, не сказочный Херсонес,
Туманный колокол тоже будет звонить не по снам твоим.
Приснится старый вагон-теплушка и мимо летящий лес,
И рядом с тобою - в платке девчушка, и вам хорошо двоим.
А в оставленной жизни не так:
На окоп надвигается танк,
И не выдержав, ты побежишь
По сожжённой стерне.
Эх, таких вот зелёных салаг
Объезжал в Гиндукуше Саланг,
Но они поднимались и - шиш
Вам гашиш на броне!
Наутро с подъёма в раю поверка, оправка и марш-бросок,
И вспышка слева, и маршал справа на белом коне своём,
Политбеседа и бой неравный, и в каску свинца кусок, -
И вновь с мобилой в кармане к раю, и снова с утра подъём.
Но когда-нибудь грянет звонок
Для того, кто всегда одинок.
И "приём" удивлённо нажав
Перед шагом за край,
Ты услышишь: "Я жду, приходи!
Всё в порядке, война позади!"
И отпустит тебя ни на шаг
Не покинутый рай.
Декабрь 2009.
БАЛЛАДА О ВЛАДИМИРЕ ВЫСОЦКОМ
Вот опять поэта кличут бардом
За его простой гитарный строй.
Он свой путь заканчивает стартом,
А стартует с финишной прямой.
И сладкоголосая эстрада
С хриплым его криком - на ножах.
Жизнь, как скоростная автострада,
Проверяет нас на виражах.
Всё не так, - поётся в песне старой,
Только струны все - одна к одной.
Вот шагает он - поэт с гитарой,
Запрещенный и полублатной,
Мимо скверов и трибун спортивных,
Где его афишам места нет,
Мимо зданий административных.
Время, где твой черный пистолет?
Или даже пули тебе жалко?
Ствол миниатюрен и ребрист,
Выстрелит беззвучно... Зажигалка!
"Прикурите, гражданин артист!"
Он обиду, будто бы гранату
Без чеки, сожмёт: "Физкульт-привет!"
И по осевой, как по канату,
Полетит в авто на красный свет.
А гаишник-Время - тот, в стакан кир
Наливая, будет говорить:
"Нынче барда тормознул с Таганки...
Ох, и дал ему я прикурить!.."
Всё не так, конечно же, как надо,
Кодексам и визам вопреки.
И шумит в Москве Олимпиада,
И следят с Олимпа старики:
Всем раздали сёстрам по серьгам ли?
На сто первый - и дела с концом!
А на скользкой сцене стонет Гамлет
С черным ибрагимовским лицом, -
И нелепа мысль о лицедействе
Там, где фарс с трагедией "на ты".
Но нарушен распорядок действий,
И сметает занавес цветы...
Где бродили сплетни по базарам:
Мол, сидел, мол, снова водку пьёт,
Мол, жена - француженка недаром,
Мол, не даром - за деньгу поёт, -
Там от Магадана до Парижа
Из раскрытых форточек неслись
Песни, что бывали к жизни ближе,
Чем сама расхристанная жизнь.
Стёрта позолота, смыта сажа, -
Воинский салют, земной поклон.
Дальше будет только распродажа,
Бизнес предприимчивых времён.
Изваянье - Командор, Икар ли:
За спиной гитара, словно нимб,
Кони-крылья, - золочёный карлик,
Саваном спелёнатый, над ним...
Улеглись молва и кривотолки:
Хочешь - пей, а хочешь - песни пой.
Но опять из плена рвутся волки,
Сыновья опять уходят в бой!
Пусто место не бывает свято.
И кричит он, крик свой унося:
"Я вернусь! Мы встретимся, ребята!
Место встречи изменить нельзя".
Июнь 1999.
Отцвёл подсолнух, - семена его пробьются, но потом.
А нынче - снежные фронты вдали на марше
И отступают времена гульбы и пенья за столом.
И значит - время уходить следами старших.
Когда-то много лет назад - теперь уж много! - были мы
Беспечны, словно ливерпульская четвёрка,
От солнца щурили глаза, в одну девчонку влюблены.
Только кого из нас любила та девчонка?..
Ветер-вертопрах листья во дворах,
Дворником сметённые, разбросал.
Семиструнный гриф, старенький мотив, -
Это Белорусский вокзал.
На том вокзале сизарей не беспокоил внешний вид
Того, кто семечки подсолнечника сыпал.
И на ступеньках у дверей орденоносец-инвалид
Искал товарищей, хмелея с недосыпа.
За эшелоном эшелон - в цветах Москва была тогда,
Французский лётчик пил коньяк с советским асом.
От бесконечных похорон земля устала и вода.
И возвращалась к нам любовь не "мягким" классом.
Два осколка - вскользь. Чудом, но сбылось,
Что ты, уходя на фронт, ей сказал.
С молоком кувшин, платья крепдешин...
Здравствуй, Белорусский вокзал!
Пошли червонцами года - и четвертной за четверным
Меняли жизнь и память вьюгой заметали.
Льёт по Пречистенке вода, над Красной Пресней чёрный дым, -
И наших дедов убивают за медали...
И не отмолятся в церквах, что понастроены вокруг,
Те, у кого на пузе крест, а в сердце - пропасть.
Поскольку дело не в словах, а в том, что, замыкая круг,
Мы нашу память предъявляем, словно пропуск.
Как хотелось бы линии судьбы
С линии огня убрать! Но связал
Тысячи дорог в общий узелок
Этот Белорусский вокзал.
Ноябрь 2011.
Белый снег России над полями кружит,
Заметает вьюга серые кресты.
Знать, лихое время - да по наши души:
Крепко зубы сжаты, а глаза пусты.
И молчат пророки, и кричат невежды,
Что погибла вера, все сошли с ума.
А Россию снова в белые одежды
Наряжает тихо русская зима.
Белый снег России... Ни царя, ни Бога...
Кто погиб в Ростове, кто прорвался в Крым...
Как в цыганской песне, эх, дальняя дорога
Выпала нам, грешным, по местам святым.
Белый снег России падает на плечи,
Звёздочки - снежинки - на погон в просвет.
Небо восковые зажигает свечи,
Да кроваво-красный гасит их рассвет.
Пулемётной лентой давится станковый,
Телеграфной лентой вьётся крестный путь.
И врагу на счастье ветер гнёт подковы,
И нательный крестик обжигает грудь.
Пропитался красным белый снег России.
Не по комиссарской воле ли беда?
Все мы вдоволь кровью землю оросили...
Что взойдет весною в поле? - лебеда...
Белый снег России на еловых ветках,
И межой по сердцу - край кромешной тьмы.
Эх, лихое время - русская рулетка!
На войне гражданской все побеждены.
Январь 2005.
БЕСПРЕДЕЛЬНАЯ ВЕСНА
Как на сколе льда сидит чёрный гриф,
Сиплым голосом материт весну.
Как мою ладонь жжёт калёный гриф.
Пой до одури, дурак, приструнив струну,
Да хмельной отвар пей до донышка, -
Может, что-нибудь и пригрезится.
Покати шаром - красным солнышком,
Завернись клубком - белым месяцем,
Беспредельная весна!
Сведены счета, взведены курки.
В полынье - полынь. Головам пустым
Отдавая честь, раздавай долги.
Вместо Вечного Огня - только Вечный Дым...
А на посту солдат спит кошмарным сном:
По нему опять пушки бьют "отбой".
Связки связаны в горле злым узлом,
Не до песен им теперь. А ты возьми да спой!
Беспредельная весна!
Март 1995.
БОЯНОВА ПЕСНЯ
Полынью ль полою,
Полой ли птаху,
В полон ли, в полымя,
Пластом на плаху...
Плескалось солнышко
В края. Отрава
Сожгла до донышка
Отвар на травах.
То ли еще будет - про то ли сказ?
Кого осудит мирской указ?
Поутру - поутру
Беду пророчит,
Горланит по ветру
Кочевник-кочет.
А в поле - половцы:
Кто пьёт, кто пляшет.
Зарница-золотце,
Пожалуй княжить!
То ли еще будет - о том ли сказ?
Кого осудят - тем не до нас.
Не зря мы замерли,
Узрев знаменье -
Закат на знамени,
Зари затменье.
В Путивле девица
Поёт ли, плачет.
Лампада теплится,
Судьба судачит:
Ох, то ли еще будет? Играй да пой!
Авось осудят не нас с тобой.
Февраль 1996.
ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА БЕЗ ВЫСОЦКОГО
В этом мире, где запросто могут убить,
Как за песню, за волчий вой,
Есть такая простая работа - ходить
С гордо поднятой головой.
Там, где первые робкие делал шажки
Твой волчонок, а нынче - вожак,
Как и прежде, алеют повсюду флажки,
А над ними - один общий флаг.
Нынче флаг на три цвета, три полосы вновь -
Белый снег и небесная синь,
Только всё-таки третья по-прежнему - кровь.
Что ж, кривая, давай выноси!
И надтреснутый голос упасть не даёт
Влёт подрубленной кем-то стране.
Не осталось волков... Но охота идёт:
Видно, скучно стрелкам в тишине.
Меж Америк и Африк, Японий, Канад
Вновь мотается призрак с ружьём,
Зорко смотрит он - кто там ступил на канат
Вслед за голосом, как за вождём.
Наши ангелы, брат мой, заждались в раю,
Подсыпая нам порох в табак,
Ведь великая страсть - постоять на краю
Никому не даётся за так!
Приглашала чума на изысканный пир,
Предвкушая падение ниц.
Сколько было отравленных ею рапир
И пожатий гранитных десниц,
Сколько было друзей и заклятых врагов!
Дай им, Боже, по чаше вина!
Только жаль, что в лесах не осталось волков, -
Четверть века в стране тишина...
25 июля 2005.
ДОБРЫЙ ВЕТЕР
Шла волна штормовая
На лихой абордаж.
И, корабль раздевая,
Ветер рвал такелаж.
К чёрту брошены трапы,
Не спастись парусам.
Кто попал ветру в лапы,
Тот не вырвется сам.
Но капитан легко, без грусти
Сказал: "Идём наверняка!
Наш ветер - добрый, он отпустит
И не погубит моряка".
А на севере вьюга
Заметает следы,
И на трассе без друга
Два шага до беды.
Здесь на землю этапы
Лютый ветер бросал.
Кто попал ветру в лапы,
Тот не вырвется сам.
Но одинокий путник тоже
Не лыком шит - он шепчет всё:
"Мой ветер - добрый, он поможет,
И не погубит, а спасёт".
Время валко и шатко -
Из полона да в плен.
С Сеньки сорвана шапка.
А ветра перемен
Веселы и не слабы -
Пыль по нашим глазам.
Кто попал ветру в лапы,
Тот не вырвется сам.
Но кто беспечно душу тратит
На всех по строчке, он пропел,
Что ветер - добрый, он подхватит
И на волне, и на тропе.
С этой верой под сердцем
Ты живи - и дай Бог
Со своим ветром спеться
И не сбиться с дорог!
Отдавая швартовы -
Не отдать корабля!
Мы услышать готовы
Голос ветра: "Земля!"
Ведь капитан легко, без грусти
Сказал: "Идём наверняка!
Наш ветер - добрый, он отпустит
И не погубит моряка".
Март 2010, Питер.
ДОНСКОЙ МОНАСТЫРЬ
Голос, живущий во мне, - это белое братство снегов,
Песни метелей над Вяткой, Сибирью и над Магаданом.
Голос, живущий во мне, - это несколько капель стихов,
С неба сорвавшихся над многогласных речей океаном.
Голос, живущий во мне, - это больше, чем звук, но притом
Тише, чем эхо шаманского бубна и медного горна.
Так ли скрипят половицы, когда входит странник в твой дом?
Так ли над храмом соборным ветра затихают покорно?
Слышишь - над полем осенним басами гудят провода.
Видишь - вдали паровозный дымок уходящего детства.
Веришь ли в то, что открыла тебе ключевая вода?
Примешь ли горькую память, как лучшее в мире наследство?
Красный кленовый октябрь и зелёные мхи на камнях.
Нет никого под камнями - давно всё смешалось с землёю.
Склепы, распятия, всадники на легкокрылых конях,
Мраморный Дмитрий Донской, колесница с Пророком Ильёю.
Белая гвардия - каждому собственный крест. А за стеной
Бедная гвардия - общая участь, один общий камень...
Холод времён пробирает, когда притулишься спиной
К старой часовне, закуришь и в предка упрёшься ногами.
Голос, живущий во мне, - не утихни, строку не сломай!
Нужно ли это кому-то? Себя убедить не пытайся.
Где-то вдали за Даниловским кладбищем звякнул трамвай.
Колокол охнул, как сердце, на крик воронёнка - останься!..
Голос, живущий во мне!..
Октябрь 2008.
ДОРОГА
На стёклах, седых от пыли, пиши имена,
Выкуривай за ночь пачку и жди эпилога.
Семь женщин тебя любили, осталась одна, -
Она бесконечно просто зовется - Дорога.
А ей - то леса, то степи, то чёрный остов
Заброшенного вокзала да годы иные.
Одни оставляли пепел сожжённых мостов,
А ты за собой оставил мосты разводные.
А после ты будешь плакать слезами вовнутрь
О том, что другой дорогой полжизни протопал.
Душа твоя, как собака, попросится в путь
По ржавым осенним листьям к утиным протокам.
Уставшие от скитаний вагоны скользнут
С оборванных рельсов в небо и грянутся оземь...
Семь странных твоих свиданий, семь верных разлук
Проводят тебя глазами в последнюю осень.
Сентябрь 1998.
ХРАМ НА ЛЮБВИ
На Земле когда-то был Рай,
Но изгнали мы Его прочь.
И теперь вороний здесь грай,
И одна большая тьма - ночь...
Но прольётся дождь из всех туч,
Самый праведный - на сто лет,
И протянет солнце нам луч,
И коснётся наших душ Свет.
Мы, конечно, не спешим вверх,
Потому что наша быль - здесь.
А вверху звучит Его смех
И сбивает с нас, как пыль, спесь.
Не заштопать ножевых ран -
Много чёрных в небесах дыр.
Но пока звенит Его Храм,
Между Небом и Землёй - Мир.
Подари себе луну, подари,
Зацепи в себе струну изнутри,
А настроишь - пополам не порви, -
И построишь Божий Храм на Любви.
По Земле летели мы вскачь,
Без обиды разделив хлеб.
Был в упряжке коренной зряч,
Да ямщик на облучке слеп.
Вот и правил он всегда в лог,
А коням на морды - тень шор.
Но не сбиться коренной смог,
И всегда куда хотел - шёл.
Вот и вынес ямщика он.
Оставалось на пятак сил.
Но не сбросил с облучка вон,
Хоть плетьми его дурак бил,
Поворачивал в глухой лес.
Хорошо, что не был конь плох.
Так ведёт нас через ночь бес,
Да выводит на огонь Бог.
Подари себе луну, подари,
Зацепи в себе струну изнутри,
А настроишь - пополам не порви, -
И построишь Божий Храм на Любви.
Если кажется, что всё - край,
Правит чёрная чума пир,
Позови на Землю свой Рай, -
И наступит на Земле Мир!
Июль 2007.
Когда наотмашь високосный год косит,
Спрошу я у любви - что для неё значу?
Не пой заупокойных песен мне, осень!
Я сам за всё плачу и сам беру сдачу.
Когда земля застыла, да постыл посох,
Когда дороги есть, а поездов нету,
Когда и високосный год глядит косо,
Зажгу я поминальную свечу лету.
Траву в стога сгребая, как слова в повесть,
Сентябрь в венок сонетов заплетет стансы.
И вдруг из ниоткуда скорый мой поезд
Придёт вне расписаний, мимо всех станций.
И я рукой за поручень схвачусь тёплый,
Взлечу я на подножку, поднимусь в тамбур,
На свет помчусь в вагоне сквозь тоннель тёмный,
Другим не веря в то, что сам не раз там был.
И вот к тебе из вечных возвратясь странствий,
Порог перешагну, пересеку финиш,
Приду, на плечи руки положу: "Здравствуй!"
И ты меня, любимая моя, примешь.
Сентябрь 2000.
Как отрежется всё то, что отмерено, -
Припаркуется машина к обочине.
Там растёт на склоне старое дерево.
Вместо листьев у него - колокольчики.
Забредёт ли в те края чудо-облако,
Дунет ветер, - не беда, мол, что листьев нет, -
На вершине закачается колокол,
Что постарше остальных, побасистее.
Загудит-заговорит медь зелёная,
Золотые колокольца ответят ей, -
И взовьётся к небу песнь перелётная,
Словно стая певчих птиц, из густых ветвей.
Колокольное дерево
С тихим звоном качается.
Души тех, кто отчаялся, прилетают сюда.
Кто сложил песню верную,
Да не знал - спеть позвонче как, -
Прорастёт колокольчиком, - и беда не беда!
Бродит осень по дорогам растерянно,
Тучи тянутся по небу тяжёлые,
Задевают колокольное дерево,
Обрывают колокольчики жёлтые.
И летят они с ветвей, словно с глаз долой.
Но идущий по дождю, аки посуху,
Подберёт их пешеход, оботрёт полой
Да приладит к почерневшему посоху.
А когда устанет по свету Божьему
Ковылять да с ветром силами меряться,
Он поставит посох в пыль придорожную.
Может, пустит корни новое деревце?..
Июль 1999.
Как отрежется всё то, что отмерено, -
Припаркуется машина к обочине.
Там растёт на склоне старое дерево.
Вместо листьев у него - колокольчики.
Забредёт ли в те края чудо-облако,
Дунет ветер, - не беда, мол, что листьев нет, -
На вершине закачается колокол,
Что постарше остальных, побасистее.
Загудит-заговорит медь зелёная,
Золотые колокольца ответят ей, -
И взовьётся к небу песнь перелётная,
Словно стая певчих птиц, из густых ветвей.
Колокольное дерево
С тихим звоном качается.
Души тех, кто отчаялся, прилетают сюда.
Кто сложил песню верную,
Да не знал - спеть позвонче как, -
Прорастёт колокольчиком, - и беда не беда!
Бродит осень по дорогам растерянно,
Тучи тянутся по небу тяжёлые,
Задевают колокольное дерево,
Обрывают колокольчики жёлтые.
И летят они с ветвей, словно с глаз долой.
Но идущий по дождю, аки посуху,
Подберёт их пешеход, оботрёт полой
Да приладит к почерневшему посоху.
А когда устанет по свету Божьему
Ковылять да с ветром силами меряться,
Он поставит посох в пыль придорожную.
Может, пустит корни новое деревце?..
Июль 1999.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
По семи кругам любви - семь нечётных лет.
Не дури, дурман-трава, не клони ко сну!
Крошит нищенка-луна с неба чёрный хлеб,
А мы крошево клюем да всё ждём весну.
Бес не выдаст, Бог подаст, ветер вынесет.
Изменили зеркала наши облики:
То ли птицы мы теперь, - крылья в иле все,
То ли рыбы, - плавники вязнут в облаке...
Третью ночь горят костры на реке Москве,
Кони ржут, бряцает сталь, - будет, ясно, бой.
Коли выпадет беда, обернись на свет, -
Если дрогнет огонёк, значит, я с тобой.
Так усни, дурман-трава, на моей груди,
Улыбнись, когда блеснёт, как звезда, блесна.
На семь бед ответа нет, как тут ни крути.
Из семи кругов один всё равно - весна.
Декабрь 1996.
Понимай, как хочешь, - а было так:
Много лет назад, а верней - веков
Влез на колокольню один чудак,
Крылья привязал да и был таков.
Чудакам не писан земной закон, -
Притяженье неба всегда сильней.
Он расправил крылья и вышел вон.
Радуга над полем, звезда над ней.
Колокол качался, гудел набат,
Кулаками било в лицо Добро,
Шёл войной-изменой на брата брат,
Медяки меняя на серебро.
Ставни мироточили на ветру,
Хлопали по стёклам что было сил,
Пили, пели, плакали поутру...
Много было всякого на Руси.
А теперь иначе: хоть век сиди
На камнях у моря, погода - мрак...
Золотая рыбка блеснёт в сети:
"Старче, отпусти меня - просто так.
Всё равно, старик, я тебе кажусь,
На такой, как я, не уедешь в рай.
Никогда тебе я не пригожусь, -
Так своей старухе и передай".
Осень, тучи серые, тёмный лес,
Ворон подустал, на осину сел.
Кажется, не будет уже чудес...
Кажется, и не было их совсем...
Только ты уже смастерил крыла,
Влез на колокольню и сделал шаг.
Высоту набрать - вот и все дела!
А что дальше - вспомнит твоя душа.
В небеса
Твои крылья унесут колокольный звон.
Голоса
Медных братьев подпоют тебе в унисон.
Облака
Подытожат эту жизнь и стреножат смерть.
А пока
В небо лучше не смотреть.
Небо - это та же твердь.
Ноябрь 2011.
МАЛЬЧИК СО ШПАГОЙ
Владиславу Крапивину
Легион не сбивается с шага,
Строем двигаясь в небытиё.
Повзрослевший мальчишка со шпагой,
Ненадежно оружье твоё.
Сопредельности солнечных граней
Разошлись на крутом вираже.
Подорожник, приложенный к ране,
Не спасает от смерти уже.
Брось клинок свой, покуда не поздно, -
Никому не страшна его сталь.
Ты же видел, как в городе Грозном
Струи пламени рвали асфальт,
Как в Афгане внезапной атакой
Вдруг откликнулся "мирный" кишлак.
Что ты скажешь, мальчишка со шпагой,
Генералам без чести и шпаг?
Он дрожит на ветру от озноба:
"Да, оружье такое старо.
Но, когда в мире властвует злоба,
Кто-то должен стоять за Добро.
Пусть перо расплевалось с бумагой,
А театр перестроился в тир,
Кто-то - с кистью, с гитарой, со шпагой-
Всё же должен спасать этот мир!"
Сентябрь 1997.
Эта летняя женщина, как карусель,
Кружит голову - только держись,
Потому что она не такая, как все,
Несмотря на обычную жизнь.
Несмотря на прошедшие мимо лета,
На семью, на работу, на дом,
Эта летняя женщина может летать,
Но немногие знают о том.
В полночь-заполночь, сбросив одежду и страх,
Чтоб невидимой стать в темноте,
Она может беспечно витать в облаках
И купаться в июльском дожде.
И соцветия звёзд наверху в полутьме,
И внизу городские огни
Говорят, что грядут перемены в судьбе,
Только проку не будет от них...
Над Садовым кольцом - в небо кольцами дым.
Там на Млечном Пути одиноко
Ждёт с печальным лицом тот, которого ты
Отмолила у чёрта и Бога.
Не от мира сего, а от мира ветров
И дождями промытого солнца.
Ты отыщешь его среди звёздных миров,
Он тебя непременно дождётся.
А наутро будильник взорвётся звонком,
Будет много на кухне возни.
И она поспешит к остановке бегом,
Чтоб успеть на работу к восьми.
Ей не нужно больших изменений в судьбе,
Но, домой возвращаясь опять,
Она купит букет маргариток себе,
Чтоб немного ещё полетать.
Май 1998.
МЕСЯЦ
Месяц взвился в небо ятаганом, -
Как его клинок остёр!
То ли светят звёзды над курганом,
То ль вдали горит костёр.
Путь наш никогда не будет близким,
Хоть вовсю гони коней
Степью по камням, по обелискам
Да по волнам ковылей.
Думы, как сухарики в котомке,
Переломаны, черны.
Воля, - а мы всё рыщем, словно волки,
Всё бежим, как от чумы.
Долго слышно, как тоскует песня,
Уплывая за курган.
Только всё грозит из поднебесья
Нашим душам ятаган.
Апрель 1994.
Мы - дети детей Победы,
Родившихся в сорок пятом
В стране, что стояла гордо
На твёрдых своих ногах.
Военной поры приметы,
Привычные тем ребятам,
Ложатся на гриф аккордом
И в наших звучат стихах.
Тетрадный листочек, пропись,
В засохших чернилах вставка
И карточки отменённой
Квадратик, что хлебом стал,
И стрелянной гильзы окись
Под вспоротым брюхом танка,
И запах травы зелёной,
Пробившейся сквозь металл.
Мы - дети военных фильмов
И книг о пиратских кладах.
В индейской раскраске лица
Ватаги на пустыре,
С наборною ручкой финка
И старый генсек в наградах -
Всё это одна страница
В потрёпанном букваре.
Мы - дети детей Победы.
Мы кисточкой осторожно
Снимаем наветы с круга
Наивных времён, когда
И радости все, и беды
Делились, - и было можно
Рассчитывать друг на друга,
А прочее - ерунда!
Сентябрь 2011.
ОФИЦЕРСКИЙ РОМАНС
Офицерский романс, пулей сорванный с ветки
Уцелевшей берёзы у края села, -
Он для тех, кто вернулся живым из разведки,
И для тех, чьи сердца догорели дотла
В новой "тридцать четвёрке" ли, в стареньком ЛаГГе
Или в Новороссийском разбитом порту.
Он для тех, кто шинели сменил на телаги
И ушёл в лагеря в сорок пятом году...
Эх, дороги, дороги, полуторки, эмки,
Продувные теплушки, трофейная пыль!
И бойцу-туляку руки девушки-немки
Поднимают упавший на камни костыль...
Офицерский романс - не салонная песня,
Под наркомовский "чай" разговор по душам.
Где-то Невский проспект, где-то Красная Пресня...
Багровеет с Баграма осколочный шрам.
Офицерский романс на афганском распутье.
Осторожней, бача, не споткнись на тропе!
На том свете, сынок, есть хорошие люди,
Но не стоит спешить к ним навстречу тебе.
Эх, дороги, дороги, без водки похмелье.
У "шестёрок" штабных не болит голова.
И бойца, что "отбился" в Аргунском ущелье,
У "тюльпана" встречает девчонка-вдова...
Офицерский романс - непопсовые строки,
Разлетелись шары на бильярдном столе.
Штабеля домовин на вокзале в Моздоке -
Для пока что живых в первом Грозном котле...
По колено в походной пыли поколенья,
И по свету разносит дорогами нас.
Под ветрами штормов, перемен, безвременья
Дай нам сил устоять, офицерский романс!
Январь 2010.
ПАМЯТИ АЛЕКСАНДРА ГАЛИЧА
Все мы - люди дороги,
Все мы - певчие птицы,
Позабытые строки
С пожелтевшей страницы.
Нам сжигает ресницы
"Ca ira" санкюлота.
Все мы - пешие птицы
В ожиданье полёта.
Не поклонники ятей,
Не пажи междометий,
Верим в силу объятий
И в бессилье столетий.
Но ветра раздувают
Быль, не ставшую сказкой...
Облака остывают
В мерзлоте магаданской.
Пусть же счетом особым
Век считает за дичь нас.
Мы идем автостопом
В нашу птичью античность,
Чтобы вспомнилось снова
Нам родное наречье.
Мы - паломники Слова,
Мы - паломники в Слово
Из страны Междуречье.
Август 1997.
Ставень скрипнет на ветру на осеннем,
Птица крикнет, - я окно приоткрою.
Завтра будет у меня воскресенье,
Завтра всё пойдет на лад, - пир горою.
Будет полный дом гостей - полной чашей,
И гармоника округу разбудит,
Загуляет, запоёт да запляшет.
Но меня в кругу весёлом не будет.
Я оставил все земные заботы,
И веселье мне теперь - не веселье.
Я своё отгулевал до субботы,
Я своё отвоевал воскресенье.
И стою один, а время проходит,
Год за годом подрубая под корень.
И плывёт мой голубой пароходик
В степь донскую, как в открытое море.
Побежать бы мне туда, на траве лечь,
А до третьих петухов - в дом обратно.
Звякнет стремя у костра. Тимофеич,
Ты ли это, атаман, кровный брат мой?
Принимай таким, как есть, Бог с тобою!
Срок подходит в облака окунуться.
Что-то зелье у тебя не хмельное:
Не забыться, не заснуть, не проснуться...
Ставень скрипнет на ветру, протабанит
Ночь сырую, как весло, засмеётся.
И душа, как мотылёк в стылой бане,
В ковш с водою упадёт, захлебнётся.
Долго будет биться ветер осенний
В окна тёмные с тоскою напрасной.
А потом придёт мое воскресенье
С горькой ягодой - калиною красной.
Сентябрь 2000.
ПАМЯТИ ВАСИЛИЯ ШУКШИНА
Ставень скрипнет на ветру на осеннем,
Птица крикнет, - я окно приоткрою.
Завтра будет у меня воскресенье,
Завтра всё пойдет на лад, - пир горою.
Будет полный дом гостей - полной чашей,
И гармоника округу разбудит,
Загуляет, запоёт да запляшет.
Но меня в кругу весёлом не будет.
Я оставил все земные заботы,
И веселье мне теперь - не веселье.
Я своё отгулевал до субботы,
Я своё отвоевал воскресенье.
И стою один, а время проходит,
Год за годом подрубая под корень.
И плывёт мой голубой пароходик
В степь донскую, как в открытое море.
Побежать бы мне туда, на траве лечь,
А до третьих петухов - в дом обратно.
Звякнет стремя у костра. Тимофеич,
Ты ли это, атаман, кровный брат мой?
Принимай таким, как есть, Бог с тобою!
Срок подходит в облака окунуться.
Что-то зелье у тебя не хмельное:
Не забыться, не заснуть, не проснуться...
Ставень скрипнет на ветру, протабанит
Ночь сырую, как весло, засмеётся.
И душа, как мотылёк в стылой бане,
В ковш с водою упадёт, захлебнётся.
Долго будет биться ветер осенний
В окна тёмные с тоскою напрасной.
А потом придёт мое воскресенье
С горькой ягодой - калиною красной.
Сентябрь 2000.
ПАСТОРАЛЬ
За осеннюю законную грусть
Ты меня, бродягу-ветра, прости.
Если сам себя до снега дождусь, -
Значит, выживу и буду расти.
А не выживу - вина не твоя.
В детстве был такой девиз - "Будь готов!"
Вот и в наши островные края
Нанесло с материка холодов.
Где-то там, на юге ещё теплынь,
На Полярном круге - в печи дрова.
Где-то при дороге - трава полынь,
А у нас, убогих, - забей-трава.
Забиваю, словно сваи, слова
В мерзлоту куплета, чтобы потом,
Как на брошенных костях трын-трава,
Вырос крепкий да ухоженный дом.
Чтобы окна при крестах, да не тех,
За которыми томилась душа.
Чтобы белый мох, как заячий мех,
Рёбра грел, - и чтобы жить не дрожа.
Где-то там, на воле - базар-вокзал,
А на снежном поле - звериный след.
Здравствуй, волк-подранок! Глаза в глаза,
Как с киноэкрана, - зелёный свет.
Я, быть может, расцвету по весне,
Я землицы на горбу натаскал.
Кто родился в коммунальной стране,
У того по общей кухне тоска.
А по осени - ну, что с неё взять? -
Каждый третий - перелётный журавль.
Позабыть - нельзя, и помнить - нельзя...
Вот такая вот у нас пастораль!
Постараюсь всё же пять золотых
Прорастить, - и может, взойдёт едва
Золотое солнце из мерзлоты,
Из земли рванётся звени-трава.
Октябрь 2010.
На войне добра не жалко.
На двоих одна винтовка.
Танки в поле. Тут уже не до наград.
Ангел чиркнул зажигалкой -
Началась артподготовка.
За поддержку огоньком спасибо, брат!
От добра добра не ищут.
На небесном этом фронте
Семь десятков лет пока без перемен.
Вороньё находит пищу.
Там, где нет пути пехоте,
Мы в атаку поднимаемся с колен.
А небесная бухгалтерия
Наши косточки - щёлк да щёлк.
Во Всевышнего зря не верил я:
Он командует там ещё!
Подрасстрельное поколение,
Здесь гроза у нас, там - салют,
Здесь - потери, там - пополнение,
Здесь - победа, там - тоже пьют.
А добро - оно, конечно,
С кулаками, - да вот только
К кулакам бы нам ещё гранат пятОк!..
На пути-дороге Млечной
Обронила птица-тройка
На понюшку табаку. Кури, браток!
Мы убиты подо Ржевом,
Похоронены в окопах,
Наши рёбра - корни липок да берёз.
Вон кивнул на вираже нам
Не обстрелянный в Европах
Ил-16 - и растаял между звёзд...
А небесная канцелярия
Пишет перьями - скрип да скрип.
А внизу курсив комментария -
Поимённо все, кто погиб.
А мы крайние в этом перечне -
Сорок первый год, первый пласт.
Генералам - тем Новодевичье,
Рядовым бойцам - Бог подаст...
Декабрь 2011.
ПЕСНЯ ДЛЯ ВОЕННОГО ФИЛЬМА
Будем жить, мужики, будем жить!
Нам от жизни немногого надо.
На холодном стволе автомата
Тает снег у короткой межи.
В битых берцах, потёртых ремнях
Сколько наших легло не за "здрасте"...
Пролетают машины по трассе,
Вдоль которой - цветы на камнях.
Не споткнись, моя жизнь бестолковая,
Не сорвись, над обрывом коней придержи, постой.
Может быть, на дорогу подковою
Упаду, - а быть может, счастливой звездой.
Будем жить, мужики! И когда
Подоспеет пора непогоды,
Мы придём под еловые своды, -
Будет вместе теплей в холода.
Сто наркомовских выпьем до дна
В тесноте офицерской берлоги
Мы за тех, кто сегодня в дороге,
И кого не пускает война.
Не споткнись, моя жизнь бестолковая,
Не сорвись, над обрывом коней придержи, постой.
Может быть, на дорогу подковою
Упаду, - а быть может, счастливой звездой.
Ноябрь 2008.
ТРУБАЧ
Я ещё отбрасываю тень, - значит,
Я пока живу. А как там быть дальше?
За рекою красный эскадрон скачет,
И труба не чувствует пока фальши.
Голоса на этой стороне мира
Кличут голоса с той стороны света.
Если б мы не знали, как поёт лира,
Мы б тогда не звали приходить лето.
С жалом потерять и свою жизнь не жаль пчеле, -
Значит, и сигнал тревоги - на раз трубе.
Дуй, трубач, не дай скопиться здесь ржавчине,
В горле золотой своей трубы - в раструбе!
Рокнрольной песней разорвись, сердце!
Золотою рожью разродись, поле!
Выйду среди ночи покурить в сенцы,
Вспомню о потерянной своей воле.
А копыта звонкие стучат ближе:
Реку эскадрон перемахнул с ходу.
Крыши пламя красным языком лижет.
Не дано, трубач, тебе сыграть коду.
Молодое племя за деньгу удавится,
Made in USA - на все четыре стороны.
Научили нас, как до земли кланяться, -
Только вот кому? Иконы все сорваны.
В огороде скошены тела пугал,
Под листом капусты спит моё детство.
Я беру, отбрасываю тень в угол:
С нею было проще, да куда деться?
Эскадрон лихой без трубача сгинул,
Расцвела на красных площадях плесень.
Тень лежит в углу, смеётся мне в спину.
Я иду искать следы подков-песен.
Гуси полетели к югу, им некогда.
Голуби воркуют и с небес какают.
Если трубачом уже не стать мне, тогда
Дайте, что ли, покурить перед атакою!
Май 2006.
Бывает порою с душою не в порядке,
Бывает, не спится до самого утра...
Когда-то весною мы шли по Петроградке,
И в ус не дули с Балтики ветра.
Девчонка в прикиде дорожном и неброском
С гитарой-капелью и с розою в руке,
И дом тот же самый - на Каменноостровском,
И ледоход на Карповке-реке.
Кто б ни ревновал нас тут, кто бы ни баловал, -
Нам роднее лиц по жизни не найти.
Медицинский институт имени Павлова,
Я на лекции в "семёрке" до пяти.
Подожди меня у метро, -
Я уже лечу под мостом.
Пальцем в небо - то же зеро.
Наш хранитель - ангел с крестом.
Бывает, по-флотски и недипломатично
Мы рубим канаты и хлопаем дверьми.
Как ни зарекались вести себя прилично,
Остались непослушными детьми!
Ах, Питер, мой Питер, одна Дорога Жизни
У нас из блокады - туда, где вольный вест
Рвёт снасти. И если остаться ты решил с ним,
Попробуй достучаться до небес.
У него свои дела за Белым островом,
И над гаванью горит его огонь.
У моей гитары - дюжина апостолов,
И у каждого - свой голос, только тронь.
Не сложить куплет, не любя, -
Для дорог, друзей и подруг.
Я ещё спою для тебя,
Синеглазый мой Петербург!
Май 2011.
ПИЛИГРИМ
Я - сцена, красным светом, как жертвенной кровью, залитая плаха,
Где казнить или миловать волен сидящий в партере.
Я - сцепка между временем первой любви и безвременьем страха.
К высшей мере я приговорён без суда - к Высшей Вере.
Я - церковь. Моё сердце распято на рёбрах, сколоченных косо,
Мой Андреевский крест не снаружи - внутри этой клетки.
Я - цепко вросший в землю корнями оставленный странником посох,
Что со звоном раскинул свои золотистые ветки.
Изготовь из меня, пилигрим, новый посох себе или гриф,
Проложи по нему свои струны, - я буду с тобою!
И в дорогу меня ты возьми: мне так нужно увидеть весь мир
И ступить на священные камни босою стопою.
Я - знамя, пусть лишённое древка, но всё же хранящее святость
Даже в виде холста или просто косынки на шее.
Я - знанье, поделиться которым задаром природе не в тягость.
Вот вам песни мои - до земного головокруженья.
Я - Запад, что к Востоку пришёл по этапу, звеня кандалами.
Мне шаманы вернули свободу летать выше солнца.
Я - запах океана, когда он, взрываясь, рождает цунами.
Я - открытая книга ладони, вода из колодца.
Изготовь из меня, пилигрим, новый посох себе или гриф,
Проложи по нему свои струны, - я буду с тобою!
И в дорогу меня ты возьми: мне так нужно увидеть весь мир
И ступить на священные камни босою стопою.
Я - песня, что могла бы быть принятой, будь хоть немного попроще,
Но бессмысленным стал бы тогда каждый выход на сцену.
Я - Пестель, "Русской правдой" зовущий полки на Сенатскую площадь,
Потому что иначе никак не пробить эту стену.
Я - голос поколенья задушенных душ, микрофонное эхо.
Я умру от разрыва струны на последнем аккорде.
Я - колос горькой магии Слова и Музыки, плача и смеха.
И один в поле воин, когда соль земли режет корни!
Март 2004.
Я - сцена, красным светом, как жертвенной кровью, залитая плаха,
Где казнить или миловать волен сидящий в партере.
Я - сцепка между временем первой любви и безвременьем страха.
К высшей мере я приговорён без суда - к Высшей Вере.
Я - церковь. Моё сердце распято на рёбрах, сколоченных косо,
Мой Андреевский крест не снаружи - внутри этой клетки.
Я - цепко вросший в землю корнями оставленный странником посох,
Что со звоном раскинул свои золотистые ветки.
Изготовь из меня, пилигрим, новый посох себе или гриф,
Проложи по нему свои струны, - я буду с тобою!
И в дорогу меня ты возьми: мне так нужно увидеть весь мир
И ступить на священные камни босою стопою.
Я - знамя, пусть лишённое древка, но всё же хранящее святость
Даже в виде холста или просто косынки на шее.
Я - знанье, поделиться которым задаром природе не в тягость.
Вот вам песни мои - до земного головокруженья.
Я - Запад, что к Востоку пришёл по этапу, звеня кандалами.
Мне шаманы вернули свободу летать выше солнца.
Я - запах океана, когда он, взрываясь, рождает цунами.
Я - открытая книга ладони, вода из колодца.
Изготовь из меня, пилигрим, новый посох себе или гриф,
Проложи по нему свои струны, - я буду с тобою!
И в дорогу меня ты возьми: мне так нужно увидеть весь мир
И ступить на священные камни босою стопою.
Я - песня, что могла бы быть принятой, будь хоть немного попроще,
Но бессмысленным стал бы тогда каждый выход на сцену.
Я - Пестель, "Русской правдой" зовущий полки на Сенатскую площадь,
Потому что иначе никак не пробить эту стену.
Я - голос поколенья задушенных душ, микрофонное эхо.
Я умру от разрыва струны на последнем аккорде.
Я - колос горькой магии Слова и Музыки, плача и смеха.
И один в поле воин, когда соль земли режет корни!
Март 2004.
ПО ПРОХОДНЫМ ДВОРАМ
По проходным дворам Владивостока
ткёт осень золотую паутину,
И отступают вечные туманы,
и чайки ошалелые кричат.
Сентябрь-художник школьной акварелью
дописывает в сумерках картину,
Где призраком Летучего Голландца
горит звезда, как эльмова свеча.
По проходным дворам Владивостока
между камней сырых и молчаливых
По лестницам скрипящим, словно трапы
причаливших навеки кораблей,
Проходит осень. И восточный ветер,
соединяя воды двух заливов,
За островами пожинает бурю,
как злаки с колосящихся полей.
Я прохожу сквозь выгнутые арки,
дворы проходят сквозь меня, как кадры
Отснятого когда-то кинофильма
о детстве и о сказочных морях.
Но в полночь в бухте Золотого Рога
возникнут паруса Чёрной Эскадры,
И задымит на рейде "Петропавловск",
а рядом с ним - не сдавшийся "Варяг"!
И я увижу сквозь дымы Цусиму,
позор и пораженье Порт-Артура,
И красные знамёна над Сучаном,
и триколор, простреленный свинцом,
И в Спасске паровозной топки пламя.
И то, что пуля - всё-таки не дура,
Докажет мне конвой на пересылке
и новый век с ухоженным лицом.
По проходным дворам Владивостока
домохозяек греет бабье лето,
На бельевых веревках сохнут вещи,
попавшие недавно под тайфун,
И школьники поют о бригантине, -
и очень обнадёживает это,
Поскольку доброта - неизмерима,
а лиха, как известно, - только фунт.
Июнь 2003.
Кто-то дышит за плечом -
То ли ангел, то ли тот, кто даст патрон.
Подмосковные поля,
Белизна разрыта траками до рвов.
Сорок первый не при чём,
Сорок третий не озолотит погон,
В сорок пятом тополя -
Как халаты докторов.
Но прочитанное здесь -
Это прожитое там, на виражах:
Три тарана, два прыжка,
Фюзеляжа покорёженный дюраль,
Мёртвой зоной зимний лес
И шоссе в противотанковых "ежах".
Ни "звезды" и ни "флажка" -
Лишь за финскую медаль.
Словно фитилёк, погас
Тронутый пожаром клён,
Дымом от костра пропах
Стёганный бушлат.
Чтоб восстановить на час
Прерванную связь времён,
Нужно провода в зубах
Намертво зажать.
Хлещет вьюга по броне,
Подгоняя недописанный куплет.
Заряжающий не спит -
Вещий сон бывает вечным иногда.
Это время снится мне
На дистанции семи десятков лет.
Там во фляге чистый спирт,
В кружке талая вода.
Там святых - наперечёт,
Но солдат не за елеем в рай пошёл:
Просто нужно было встать
И пойти вперёд, покуда держит нить.
Кто-то дышит за плечом -
И конечно, это очень хорошо:
Есть кому патрон подать
Или крыльями прикрыть.
А страна сменила гимн,
По земле рассыпан строй,
Рвёт узду железный конь,
Фарами слепя.
Чтобы дать пройти другим
Дальше - и закончить бой,
Нужно хоть на миг огонь
Вызвать на себя!
25 - 26 декабря 2010., Воронеж - Липецк.
То и дело натыкается на мели
Неуклюжий наш корабль, дрейфуя между
Двух причалов. Как же так? Ведь мы же пели,
Взявшись за руки, про дружбу и надежду
Так недавно! А теперь по одиночке
Пропадаем, вспоминая лишь украдкой
Друг о друге. Можно все расставить точки,
Сделав И-союз обычною И-краткой.
Можно выиграть бумажную регату,
Можно звать версификатора поэтом,
Можно выстроить на сцене баррикаду,
"Кто не с нами - против нас!" - вопя при этом.
Но потом, когда, как сводки о потерях,
Станут в двери нам стучаться телеграммы,
Чьим предчувствиям мы нехотя поверим,
Запоздалые слагая дифирамбы?
Десять раз скажи "костёр" - не станет жарко.
Сам с собой не спелся ты - теперь не спейся.
Чем твердить про пресловутый "кризис жанра",
Лучше взять да выдать пару новых песен!
Это важно - может быть, всего-то пару,
Только пела в них Весна бы, ах, как пела!
Отложи-ка, старичок, свою гитару
Да капелью спой тихонько a capella.
Декабрь 1996.
ПРИЮТ КОМЕДИАНТОВ
Лето нас уравняет во времени, будет светло:
Семь утра у меня, а на севере - белая ночь.
Эти глупые птицы любого берут на крыло,
Кто решится лететь, потому что иначе - невмочь.
Потому что земля вся исхожена, дальше - провал,
И тоску голубиная почта не лечит уже...
Лето будет качать на волнах, как буйки, острова
И подарит раёк в шапито, словно рай в шалаше.
Комедианты-шутники, ловцы удачи!..
Фургона скрип среди бездонной тишины.
Никто не должен видеть нас, когда мы плачем.
Никто не должен. И мы плакать не должны.
А дорога у нас будет лёгкой, поскольку я сам
Всё настроил и даже попутчиков поторопил.
Ветер страсти и нежности силу отдаст парусам,
По пути ничего не сломав, не снеся со стропил.
Где-то там, далеко, где шаманские песни поют,
Мы ещё прозвеним колокольцами в гривах коней,
И огонь будет ярок, и в левую руку твою
Ляжет посохом древним резной гриф гитары моей.
Пообещайте не искать, как ветра в поле,
Наших следов у бездорожья на краю.
Никто не должен видеть нас в любви и боли.
Никто не должен. Это только наш приют.
Лето нас уравняет, а осень разделит опять,
Не прибавив монет, не умножив количество вёрст.
Нам останется только с улыбкой спектакль отыграть -
И в дорогу, в дорогу, на свет неприкаянных звёзд!..
Комедианты-шутники, ловцы удачи!..
Фургона скрип среди бездонной тишины.
Никто не должен видеть нас, когда мы плачем.
Никто не должен. И мы плакать не должны.
Декабрь 2009.
ПРОКАЖЁННАЯ ЦЕРКОВЬ
Прокажённая церковь на заброшенном небе.
Все - о водке, о хлебе, а она - о себе.
Прокажённая церковь, - ей не надо свободы,
Ей бы только чтоб годы не тянули к земле.
Прокажённая церковь - сельский клуб у дороги,
Отлучённые боги да в подвале вода...
Все - о войнах, о ценах на солдат и на порох.
А ей пропасть да не скоро возвернуться сюда.
Прокажённая церковь на пределе, на грани.
Подорожник на ране - как обрез в образа.
Вместо паперти - сцена для весёлого лада.
Только из-под оклада покатились глаза...
Как же быть ей? - ответа ниоткуда не слышно.
Вроде солнышко вышло, а в округе темно.
Вот и песня допета. В небе звёздочки тонут,
Опускаются в омут да на самое дно.
Июль 1997.
Только птицы нас поймут,
Им виднее свысока -
Как мы маемся, увы, -
Обескрылены.
К нам их певчий птичий суд
Снисходителен, пока
В песнях души от молвы
Не прикрыли мы.
А прикроешь - песни нет,
А без песни - что за жизнь?
Можно слов наворотить
И аккордов тьму,
Да не сложится куплет,
Если звёзды не сошлись.
Если некого любить,
То и петь - кому?
Посмотри-ка - это Рига
Под крылом,
Город старый. Нам с гитарой
Поделом
Ностальгия! Нас такие
Города
Ждут беспечно. А нам вечно
Некогда...
Только птицы и ветра -
Самый верный камертон,
Только первая любовь -
До метелицы.
Нам бы сжечь давно пора
Театральных лат картон,
Но вступают с нами в бой
Снова мельницы.
Вот и я в который раз
Руки в небе распластал, -
Всё ищу грозу, как тот
Чародей-альтист.
Мне давало время шанс
Встать на твёрдый пьедестал,
А я на сцену встал - и вот
Сам себе артист.
Что со мною? Над Москвою
Птичий клин.
Снег растаял. Птицы в стае.
Я - один.
Ностальгия! Нас такие
Ждут ветра,
Что - дай Боже! И, похоже,
Нам пора.
Сентябрь 2011.
С ЧИСТОГО ЛИСТА
С чистого листа на поклон зиме
Снежной целиной выхожу один -
На дорогу ту, что по осени
Вдоль и поперёк исходил.
В инее усы, полушубок бел, -
Если пропаду - не найти меня.
Отчего опять ухожу в побег -
Знает лишь сухая стерня.
А ты меня стегай, не жалей кнута,
Звонкая пурга, колокольный стон,
Чтоб когда-нибудь позабылась та,
За которой рвался вдогон.
Чтобы сто на грудь - и закрыть вопрос,
И не возвращаться туда, где жил,
Пробери меня до костей, мороз,
Протяни до вытертых жил!
С порванной струны на один куплет
Не успел за песней, сорвался вниз.
Серый подошёл и понюхал след.
Не догонишь, паря, не злись!
Я уже на трассе, я чёрт-те где.
Адрес мой спроси у лихих ветров.
Седина-проталина в бороде -
Плата за покинутый кров.
А ты забудь о том, где болит, когда
Отпускаешь птицу свою в полёт.
Закури махры, чтоб не снилась та,
Без которой - сердце под лёд...
Как и ты, я тоже ходил за край.
Выдюжил - и лишь веселее стал.
Так что наливай за Сибирь давай
И ещё за Южный Урал!
С чистого листа - в поле белый снег,
Песня ямщика сквозь мотора свист.
Что там на пути и какой там век?
Вся любовь - один чистый лист...
Здесь останови - я сойду с ума
От слепящих слёз, синевы небес.
Опали мне душу огнём, зима!
Степь да степь годами окрест...
А ты проснись весной, талая вода,
Пусть в ручье опять зазвенит ведро,
Чтобы ни по ком не рыдала та,
У которой смех - серебро.
Чтоб её дорога была светла,
Ключ в замке оставить не позабудь.
Парус, ветер, пламя да два крыла -
Для того, кто тронется в путь.
Декабрь 2009.
Колкими рунами,
тонкими струнами -
чёрные нити рек.
Гладью ли водною,
гатью болотною
я ухожу в побег.
Гостем непрошеным,
стужей-порошею -
в оттепель февраля.
Тесная горница,
вдовушка-горлица,
стук в окно - это я.
Север, кто тобой обласкан?
Все мы - слёзы Маски Скорби,
Серый лёд убитой сказки.
Следом от Хурбы до Хорпи -
Песни комсомольских строек,
Вести перемен в столицах.
Здесь ли мы ходили строем?
Есть ли в камне наши лица?..
Но небо в трещинах,
сполохи плещутся,
чертит границу тьма.
Шубой песцовою,
пулей свинцовою -
чем наградит судьба,
Жизнь на края деля
кустиком ягеля, -
как сапогом под дых...
Было ли зря чего?
Встречу ли зрячего
в этой стране слепых?..
Рвётся с поводка волчара.
Солнце вышло на полгода.
Сколько с Крыма до Сеймчана -
Столько с "вышки" до свободы.
Свечка по судьбе-калеке
Плачет, - я того не стою.
Вечно уходить в побеги -
Значит, прорастать листвою!
Декабрь 1997 - июнь 2011.
СКОМОРОШЬЯ СКАЗКА
Памяти Александра Башлачёва
Закрутило, понесло перекати-поле
То ль случайно, то ль назло - по недоброй воле.
Веселись, гуляй, чудак! А в нашем доме всё не так:
Скучно в доме нашем, - не поём, не пляшем,
Только пьём по-чёрному до горячки белой.
Стёкла закопчённые, да не в стёклах дело:
Просто снова темнота отворяет ворота
Для друзей сердечных - мастеров заплечных.
А кругом всё гладь да тишь, серые заплаты.
Отчего же ты молчишь, скоморох патлатый?
Иль, тоску в себе глуша, отказалась петь душа?
Или просто нету выхода куплету?
То не блажь, а благодать, то не быль, а сказка.
Ни просвета не видать, но ясна развязка:
Через реку нет пути, коль ручей не перейти.
Так что ж мы мутим воду, не узнавши броду?
По добру ли кулаки, по душе ли сказки?
Развяжите языки, бубенцы валдайские,
Разведите стукача на чекушку первача.
А под ту чекушку выдайте частушку!
Пусть порадуется лох, лопнет пусть со смеху:
В рай уходит скоморох босиком по снегу.
Вот и весь недолгий сказ, - перезвон да свистопляс.
Только нашей сказке долго до развязки...
Апрель 1993 - март 1995.
СЛОВО
Пропылённый мой Боже, продымленный,
Пропитой в кабаках ни за грош,
Под безвестным живущий под именем
В мире нищих, святош и вельмож,
Босиком ли - по северным стланикам,
В башмаках ли - по южной тропе, -
Где Ты бродишь, каким серым странником?
Как узнать Тебя, Боже, в толпе?
Оглох мир от злого
Веселья на долгом пиру...
Мой Бог - это Слово,
Пропетое на ветру.
Дует ветер за Нарвской заставою,
Опустел Александровский сад.
Было так - уходили за славою,
Да никто не вернулся назад...
Волны Балтики - бездна гранёная.
Гильзой стрелянной звякнул стакан.
Птица-слава, не в масть воронёная,
Ковыляет всегда по пятам.
Дороги на Север -
Торосы да каменный лес.
Мой Бог - это ветер,
Срывающий листья с небес.
Ни пером, ни струной в этой саге я
Изменить ничего не смогу:
В "Англетере" напротив Исакия
Об колено сломали строку...
Перепахана жизнь, поле пройдено,
Два крыла за спиной в рюкзаке.
А поэту - ему там и родина,
Где поют на родном языке.
Вновь город мне снится
Гранитный, седой, золотой.
Мой Бог - это птица
Над Адмиралтейской иглой.
Оглох мир от злого
Веселья на долгом пиру...
Мой Бог - это Слово,
Пропетое на ветру!
Октябрь 2008.
Пропылённый мой Боже, продымленный,
Пропитой в кабаках ни за грош,
Под безвестным живущий под именем
В мире нищих, святош и вельмож,
Босиком ли - по северным стланикам,
В башмаках ли - по южной тропе, -
Где Ты бродишь, каким серым странником?
Как узнать Тебя, Боже, в толпе?
Оглох мир от злого
Веселья на долгом пиру...
Мой Бог - это Слово,
Пропетое на ветру.
Дует ветер за Нарвской заставою,
Опустел Александровский сад.
Было так - уходили за славою,
Да никто не вернулся назад...
Волны Балтики - бездна гранёная.
Гильзой стрелянной звякнул стакан.
Птица-слава, не в масть воронёная,
Ковыляет всегда по пятам.
Дороги на Север -
Торосы да каменный лес.
Мой Бог - это ветер,
Срывающий листья с небес.
Ни пером, ни струной в этой саге я
Изменить ничего не смогу:
В "Англетере" напротив Исакия
Об колено сломали строку...
Перепахана жизнь, поле пройдено,
Два крыла за спиной в рюкзаке.
А поэту - ему там и родина,
Где поют на родном языке.
Вновь город мне снится
Гранитный, седой, золотой.
Мой Бог - это птица
Над Адмиралтейской иглой.
Оглох мир от злого
Веселья на долгом пиру...
Мой Бог - это Слово,
Пропетое на ветру!
Октябрь 2008.
СОН ЗВЕЗДОЛЁТА
Сон звездолёта помнит свет золотой планеты,
Два раскалённых солнца над вековым песком.
Скоро ты станешь, мальчик, рыцарем из легенды!
Скоро в Великой Силе произойдёт раскол.
Тысячами осколков брызнут миры сквозь пальцы,
Сжавшие твоё сердце, как рукоять меча.
Ветры родной планеты шепчут тебе: "Останься!"
Но "Торопись в дорогу!" - звёзды тебе кричат.
Мальчишка - джедай, на своей стороне
Ты снова остался один.
И сон звездолёта по этой войне
Несёт тебя на Татуин.
Сон о погибшем детстве рушится с тихим звоном,
Магия предсказанья прячется между строк
Книги, в которой бьётся всяк со своим драконом.
Прав ли был твой учитель, в руку вложив клинок?
Так пусть пожинают пламя те, кто по искре сеют!
Кто был врагом, кто братом - не разберёшь, пока
Зверь этот роет лапой душу твою, как землю.
Прячет лицо под маской сын твоего полка.
Мальчишка - джедай, на своей стороне
Ты снова остался один.
И сон звездолёта по этой войне
Несёт тебя на Татуин.
Июль 2005.
СТАРЕЦ ФЁДОР КУЗЬМИЧ
Старец Фёдор Кузьмич, помолись в тесной келье за нас!
Мы любую дорогу привыкли делить на двоих.
Поднимая совковой лопатой слежавшийся наст,
Мы в уральских болотах отрыли потомков твоих.
Старец Фёдор Кузьмич - белый посох, сибирская глушь,
Где метели отмолят грехи да метлой подметут,
Где иконы глядят по весне из оттаявших луж,
Где узнают в лицо - не поверят, - крестясь, отойдут.
Над седым Таганрогом гудит поминальный набат,
По Московскому тракту уходит кандальников строй.
А у старца в избе на окошке - морозный оклад.
Он глядит сквозь стекло, - и прохожие шепчут: "Святой!"
На Руси за убитого двух неубитых дают.
На полтинах - орлы, а внутри у них кровь-самогон.
Им казна - не указ, а кабак - предпоследний приют.
Самовар на крыльце раздувает казак сапогом.
Разогнули подкову - забили железный костыль.
Рвёт снега жаркой грудью косматый шатун-паровоз.
А под ним партизаны Лазо подрывают мосты, -
И весёлые искры летят из-под красных колёс.
Семь кусочков свинца в барабане - хороший букет!
Покупают свободу за золото чехи в ЧК.
А в иркутской ночи мимо стен монастырских к реке
Семь Харонов угрюмо ведут на расстрел Колчака.
От окошка в Европу до двери в монгольскую степь,
От распутства Распутина до сталинградских руин,
От сожжённых церквей до "гимнаста" на синем кресте -
Вбитый в сердце двадцатого века осиновый клин!
Где ты, Фёдор Кузьмич? В прошлом веке укрылся в ските?
Или кто из архангелов выдал охранный мандат?
А быть может, в бараке на тридцать седьмой широте
Роешь землю под нарами, ищешь дорогу назад?
Нет! Всё та же лампадка мерцает в полуночный час
Перед ликом Святой Богородицы в красном углу.
Старец Фёдор Кузьмич, ты замолви словечко за нас
Перед русским царём, уходящим в таёжную мглу!
Ноябрь 2004.
СТЕПЬ
Лошадей бока лупит ветра плеть.
На сто вёрст кругом - ни души живой.
Провожатый наш, кто таков, ответь -
Вольный ты казак али волк степной?
Кандалы тебе, если вор, скуют:
Плаха - трон тебе, царство - каторга.
Эй, гони, ямщик, в Белогорскую! -
Час неровен, путь заметёт пурга.
Время доброе. Место Лобное.
В рай от удали, а от страха - в ад.
И пускай горит благородная
Шапка на воре - Мономахова.
Только посвист сабель, башкирцев крик.
Оренбург падет, - и Москва твоя.
Мочи нет терпеть! Закипел Яик,
Задышал Яик - ноздри рваные...
Колокольца звон в снеговой тиши -
То ль девичий смех, то ли вдовий плач.
Провожатый наш, кто таков, скажи -
Неужели сам государь Пугач?
Погоняй, ямщик, не жалей кнута!
Надломилось небо над головой.
Белизна слепит, а слепым - куда?
Не дай Бог пропасть. Погоняй, родной!..
Ноябрь 1991.
Белый самолёт в небе прочертил полосу крылом.
Так и мне давно выбить "башмаки" и взлететь пора.
Там, где ты живёшь, - лето круглый год, море за окном.
Там, где я живу, - северо-восток, сопки да ветра.
Там, где я живу, вечером в сельпо очередь гуськом,
Грязно-серый лёд, задержался март на календаре.
За окном тайга. А мне бы поглядеть хоть одним глазком,
Как ты там живёшь, как цветёт миндаль на твоем дворе!
Послушай, пришли мне в конверте на север
Луч солнца, что южные пляжи палит!
Всю душу мне выстудил северный ветер,
И песни не греют, и сердце болит...
Там, где ты живёшь, яркие огни, дискотечный шум,
Тает эскимо, крымская волна плещется у ног.
Но издалека вспомни обо мне, я тебя прошу,
Напиши письмо и вложи в конверт солнце между строк.
Здесь, на северах, много лагерей и секретных войск.
Нынче пацаны чаще, чем из "зон", из частей бегут.
В сорока верстах от меня лежит город Комсомольск,
И недалеко есть ещё райцентр - Солнечным зовут.
Послушай, пришли мне в конверте на север
Луч солнца, что южные пляжи палит!
Всю душу мне выстудил северный ветер,
И песни не греют, и сердце болит...
Скоро и до нас добредёт весна, схлынут холода,
Вскроется река, грянет ледоход, станет потеплей.
Чаще я теперь в облака смотрю: может быть, когда
Белый самолёт пролетит ещё памятью моей...
Ноябрь 1999.
ТОРНЫЙ ПУТЬ
Просто туман пахнет дымом, но это не дым, и бояться не надо.
Просто тайга укрывает от злых оккупантов своих партизан.
Просто гроза, - это значит, на небе у ангелов снова зарплата.
Пьяный пророк рубит молнией бесов, дождём заливает глаза.
Всё подмели, всё украли на грешной земле, всё спалили и спели.
Смотрим в экран телевизора или компьютера, словно в окно.
Только поверь - виртуальным страстям далеко до реальной метели!
Вьюга в сети - как гигантская рыба: пробьётся - и станет темно.
И хлынут с неба облака, раздует зарево рассвет.
Живая кровь потяжелей, чем нарисованная ртуть.
Метнув весёлое "пока", стрелу отпустит арбалет.
Не плачь, не смейся, не жалей, что выбрал торный путь.
Что нам ещё остаётся от этого мира? Растяжка на трассе,
Хмурый дозор девяти королей да бригада отвязанных рыл.
Вряд ли когда камикадзе Гастелло летал на войну в бизнес-классе.
Разный маршрут у Дедала с Икаром, одно оперение крыл.
Значит, опять - пятый год и над морем туман, баррикады на Пресне.
Царь в голове погибает от выстрела с борта "Авроры" в висок.
Шнур запалив, партизаны поют у костра нехитовые песни.
И корабли покидают залив, закрывается Владивосток.
И всё! Теперь ты можешь вновь нырнуть с курсора в Интернет
И стать властителем своей страны чудес. Но не забудь,
Как по щеке сбегает кровь, как тяжелеет арбалет!
Не плачь, не смейся, не жалей, что выбрал торный путь.
Май 2005.
ТРИ ДОРОГИ
Три дороги впереди,
Где ты крикнула "пока!" мне,
Где от векового камня
Разветвляются пути.
Там седая пелена
Да речушка-недотрога,
Там у каждого дорога
Может быть всего одна.
И моя лежит стезя
Через просеку лесную.
Ошуюю, одесную
Тёмный лес - пройти нельзя.
А твоя тропинка - вдаль
По холмам до горизонта -
Незаметна, невесома,
Как пастушья пастораль.
И каждому из нас - свой посох, своя вера.
И каждому всегда с другим - не по пути.
Кому любовь - ладья, кому она - галера.
Прости других за суд и сам не осуди.
Прошептав "не позабудь!",
Каждый шел своей тропою.
И забыли мы с тобою
То, что был и третий путь!
Но по этому пути
Суждено пройти немногим,
Ведь подобные дороги
Открываются людьми,
Что живут из века в век
И не старятся нисколько,
Бродят по миру, - и только
Тень сгущается у век...
Мы стояли на краю
Заповедной этой дали,
Мы дорог не выбирали, -
Каждый чувствовал свою.
И каждому из нас - свой посох, своя вера.
И каждому всегда с другим - не по пути.
Кому любовь - ладья, кому она - галера.
Прости других за суд и сам не осуди.
Март 1998.
УХОДЯЩАЯ СКАЗКА
Кошка лакает воду из блюдца.
Солнышко над головой.
Люди уходят, но - остаются
Снегом, листвою, травой,
Ветром осенним, звоном трамвая,
Шумным теченьем реки,
Ясные знаки нам посылая,
Небытию вопреки.
Вздрогнем, поднимем полные чаши!
Зря ли мы шли напролом?
И подпоют нам ангелы наши,
Сидя за общим столом.
В сумерках лета мы разминёмся
На Патриарших прудах
У турникета - и не вернёмся
Больше уже никуда.
Крылья крылатки, кресло Крылова,
Воланда чёрная трость...
Стрелка-секунда острого слова
Время пронзила насквозь.
Ниткой суровой небо зашей-ка, -
Сыплется сверху драже.
Вот полынья твоя, Серая Шейка, -
Родина птичьей душе.
Кошка заснула, лапкой прикрылась.
Скоро наступит зима...
Время на ощупь, небо на вырост,
Снегом полны закрома.
Город на горке, горна гортанный
Голос крапивинских книг,
Сумка Гайдара, дальние страны,
Вечер к окошку приник...
Люди уходят, песни уходят...
Что остаётся? Река,
Берег песчаный да пароходик.
С палубы машут: "Пока!"
Лето на крыльях утки уносят
К тем, кто заждался тепла.
Нам остаётся светлая осень.
Сказка, куда ты ушла?..
Июнь 2007.
Расплескался
По нутру бокал вина,
Как в застолье -
Разухабистый мотив.
Расквитался
За ошибки я сполна,
Сам собою
Этим песням заплатив.
На дороге
В колее вперёд-назад
ЗИЛ-130
Жилы рвёт, а толку нет.
У меня же
Отказали тормоза, -
В каждой строчке
Головой лечу в кювет.
Воля моя кандальная,
Медная, как нательный крест.
В поле дорога дальняя
Из необжитых мест.
Песня моя негромкая.
Спел её - вот и весь концерт.
Ниточка жизни тонкая, -
А узелок в конце.
Что ни вечер -
Над собою самосуд.
Что ни утро -
На груди иконостас.
Поменяли
Черти уголь на мазут,
Да не стало
Меньше грешников у нас.
Ветер в щели,
Дверь в кабине на соплях,
Правым скатом
Ощущаю пустоту.
В небе звёздном -
В остывающих полях,
Я, как прежде,
Ковш Медведицы найду.
Воля моя кандальная,
Медная, как нательный крест.
В поле дорога дальняя
Из необжитых мест.
Песня моя негромкая.
Спел её - вот и весь концерт.
Ниточка жизни тонкая, -
А узелок в конце.
Расплескался
Переполненный бокал -
Кровь на скатерть
Невиновного вина.
Собираюсь, -
Два валета по бокам.
Песен много, -
Не допета ни одна...
Декабрь 2011.
ВЕТЕР С ВОСТОКА
Белый корабль под названьем "Надежда"
Ловит зюйд-ост парусами своими.
Значит, у нас всё в порядке, как прежде?
Белый корабль, оправдай своё имя!
Нас отучали надеяться долго,
В штормы бросали среди океана.
Ждали спасенья мы только с Востока
С солнцем, встающим из пены тумана.
Ветер с Востока, в океане безбрежном
Солнцем рождённый, разорви тишину!
Ветер с Востока, на тебя вся надежда!
От равнодушья ты очисти страну!
Город портовый - весёлый, речистый -
Грозная крепость над русским Босфором.
Лезут по склонам дома - альпинисты,
Нас, мореходов, встречают с укором:
Что же мы в трюмах везём из похода,
Бродим слепыми по белому свету,
Честь и отвагу российского флота
Сдав на металл за чужую монету?..
Ветер с Востока, в океане безбрежном
Солнцем рождённый, разорви тишину!
Ветер с Востока, на тебя вся надежда!
От равнодушья ты очисти страну!
Тельник на ленты, сомнения - за борт!
Истину шторма принимая на веру,
Нам ли трусливо молиться на Запад,
К солнцу спиной повернувшись и к ветру?
Старый маяк то ли веху, то ль вешку
Высветил там, где смыкаются воды.
Белый корабль, подари нам надежду
На то, что мы так же сильны и свободны!
Ветер с Востока, в океане безбрежном
Солнцем рождённый, разорви тишину!
Ветер с Востока, на тебя вся надежда!
От равнодушья ты очисти страну!
Сентябрь 2005.
Едут сани долго-долго,
Целина их не пускает.
Седина не портит волка, -
Пот с боков и грязь кусками.
Ах, была бы непогода
Подобрее к волчьей стае!
У волков - своя охота,
Мы удачу наверстаем!
Мы за ней рванёмся молча
Семимильными прыжками.
Нынче наша воля волчья
Не обложена флажками.
Нас теперь не бьют из ружей,
Не стреляют с вертолёта...
Серый брат, кому ты нужен?
У людей - своя охота.
Едут сани, - и возница
Вожжи крепко сжал рукою.
И блестит луны глазница
Над чернеющей рекою.
Это наша волчья память
Догорает на закате,
Как флажки, живое пламя
Расплескав по снежной глади.
Было время - были песни,
Воздух был густой, как брага,
Были мы когда-то вместе,
Подставляли бок за брата,
Землю лапой теребили,
Колокольца слыша трели.
Но матёрых перебили,
А подранки присмирели...
Затерялся среди прочих
Голос, что казался вещим.
Сколько спето песен волчьих
На веку на человечьем?
Если волка ноги кормят,
Что питает его голос?
Непокорность горя в горле,
Снега наст да санный полоз...
Март 2003.
* * *
Вот и славно, что нету ни дела, ни денег.
Вот и славно, что осень, - дыши да живи!
Я иду по пятам своей собственной тени,
Я иду по следам своей битой любви.
Путь неровен, как час: всё то справа, то слева
Кистенями грозят. Вот и Бог, и порог,
И лампада костра под иконою неба,
И столбы-костыли вдоль увечных дорог.
В постоялых дворах к ночи пьяные драки.
Дождь тупым тесаком тешет колья осин.
Церковь снова пуста, словно брюхо дворняги,
И кому прошептать: "Сохрани и спаси"?..
И всё же славно, что здесь до краёв наливают
И не гонят взашей (гонят лишь самогон).
Всё же славно, что тех, кто ушел, поминают,
А тому, кто вернулся, - штрафную на стол!
Август 1994.
Когда писать не с руки и не разводятся краски,
Когда на мачтах паруса - как бельё,
Казалось бы, пустяки - лишь возвращение сказки
Туда, где ждать все позабыли её.
Казалось бы - поднажать на жёлтый тюбик сильнее
И солнце выпустить в небо на год.
Но режет ночь без ножа - её чернила синее,
Чем на холсте твоём ночной небосвод...
Ты - самый старый солдат, и там, где шла твоя рота,
Не оставалось вариантов уже.
Ты твёрдо выучил: ад - ещё не линия фронта,
А рай - он тоже не в штабном шалаше.
И ты чертил на снегу самим собой, как курсором,
Когда тащил на спине "языка".
Теперь другие бегут вперёд, - и будет позором
Не победить, когда победа близка.
Весел и упрям - останься таким,
Даже если - стоп, и дальше нельзя.
Знай, что иногда сильнее враги,
Но даже тогда - сильнее друзья!
И пока беда сжимает кольцо,
Сказку отыщи и выпусти вверх.
Пусть она дождём омоет лицо, -
Это будет твой последний успех!
Когда последний аккорд затихнет в шуме оваций,
И музыкант уйдёт в гримёрку, ты сам
Поймёшь, как это - на год порой во тьме оставаться,
Чуть прикоснувшись к золотым небесам.
Уже заклеен конверт, недалеко до развязки.
Но вдруг в окно ударит ливневый дождь, -
И ты откроешь мольберт, и разведёшь свои краски,
И солнце выпустишь, и сказку вернёшь.
Весел и упрям - останься таким,
Даже если - стоп, и дальше нельзя.
Знай, что иногда сильнее враги,
Но даже тогда - сильнее друзья!
И пока беда сжимает кольцо,
Сказку отыщи и выпусти вверх.
Пусть она дождём омоет лицо, -
Это твой успех!
Сентябрь 2011.
ВСАДНИК, СКАЧУЩИЙ ВПЕРЕДИ
"Выпрямляйся, барабанщик!.. Встань и не гнись! Пришла пора!.."
А.П. Гайдар
Выпрямляйся, барабанщик! Встань и только не гнись! -
Там, за насыпью, засели враги.
В тридцать семь коротких лет не умещается жизнь,
Возвращается на те же круги.
Пуля свистнет и под орден ляжет красным пятном,
На секунду станет пусто в груди.
А потом тебя подхватит серебристым крылом
Всадник, скачущий всегда впереди.
Дрогнет язычок пламени свечи,
Чьи-то руки тронут штурвал...
Песня, не молчи! Сказка, не молчи!
Трудно, - но ещё не привал!..
По камням военной тайны, по сплетению троп
Рысью конная разведка прошла.
Это времени сурового весёлая дробь,
Это искорка, что сердце прожгла.
Это сны, где только ветер - сам себе командир,
За других в ответе кто-то иной.
Но уходит эскадрон, ты остаёшься один,
Перепаханный гражданской войной...
Молния вдали расколола высь,
Всадник постучал у ворот.
Песня, отзовись! Сказка, отзовись!
Смена непременно придёт.
Скрип колёс, шаги ночные, дальний архипелаг...
Лбом горячим к ледяному стеклу
Ты прижался. Но горит солдатской звёздочкой знак
На странице в правом верхнем углу.
Выпрямляйся, барабанщик! Бей тревогу, пока
Против ветра тучи не понеслись!
Скачет всадник - и в руке его сиянье клинка,
И со смертью не кончается жизнь.
Горною тропой рота держит путь,
Басмачи засели у скал...
Песня, не забудь! Сказка, не забудь!
Трудно, - но пока не привал!
Декабрь 2009.
ЗАКЛИНАНИЕ ВЕТРА
Заклинание ветра,
уносящего всё, что мешало дышать, -
Вот она, моя вера
в сумасшедшие песни, что пела душа,
И в летящие звёзды,
что порой на ветру попадают в глаза.
Но не сдерживай слёз ты, -
отольется серебряной пулей слеза!
Заклинание ветра...
Со страниц манускрипта ступив на плато,
На вершине Ампера
вновь следы Атлантиды находит Платон -
И кончается воздух.
Лишь породы кусок остается в руке...
И опять эти звёзды,
и опять отправляешься в путь налегке.
Крещёный шаман на ветру безбожно терзает "Музиму".
Его рок-н-ролл выбивает из этой страны нафталин.
И снова идут крейсера в поход боевой на Цусиму,
И снова звенит кандалами Сибирь и седой Сахалин...
Заклинание ветра...
Одноглазый циклон оборвал якоря.
Как еловая ветка,
затрещала душа, полсекунды горя.
Для последнего старта
от Бояновых песен и греческих лир
До байкальского барда -
три-четыре аккорда и взорванный мир.
Заклинание ветра.
Взять за ворот себя, если выхода нет
Из квадратного метра,
из обжитой дыры, из сети Интернет.
Пусть языческий ветер
носит искры по свету, как раньше носил,
А кто огня не заметил,
продолжает во тьме запасать керосин.
И Бог с ним! Пускай он решил, что всё у него шито-крыто -
Три жизни в запас, три хита его плоскую землю спасут.
Но поезд ушёл: из-под ног уходит на дно Атлантида,
Как ржавый ковчег, оставляя на волнах горящий мазут.
Октябрь 2003.
Город просыпается, пьёт кофе и спешит на метро.
Город спотыкается спросонья и под ноги глядит.
Там на эскалаторе Жар-птица обронила перо,
Выпорхнув из клетки чьей-то запертой не крепко груди.
Может, ей, Жар-птице, показалось очень жарко вот так
Жить под батареей сердца, греться - да не греть никого?
Может, разменяла золотник на неразменный пятак?
Счастье на двоих - оно сильнее счастья на одного.
Бьют ветра и дожди в упор,
Не спасают зонты и куртки.
Поднимаются птицы в бой,
Ты теперь не один!
Воробьи с Воробьёвых Гор
И с прудов Патриарших утки,
Мы обветренный город свой
Никому не сдадим.
Глупая Жар-птица, что ты будешь делать в наших краях?
Ветры из тоннелей треплют перья золотые твои.
Платье королевское портняги из купонов кроят,
А от Купидонов не дождёшься ни стрелы, ни любви.
Наша ли столица - в бутиках да в суете за деньгой?
Отовсюду слышится нерусская какая-то речь,
Шарфиком трёхцветным размахался то ли гей, то ли гой...
Но столица - наша! Значит, нам её по-птичьи беречь.
Люди - странные существа:
Прожил день и нырнул в подземку.
Как не часто они глядят
В небо из-под руки...
Там десантом кружит листва -
Кто на берег, а кто на реку,
А на помощь уже летят
Наших душ "ястребки".
Город просыпается. Воздушная тревога, отбой.
Город очень хочет быть крылатым, но признаться - ни-ни.
Ты остановился, оглянулся, - что, приятель, с тобой?
Вот перо Жар-птицы, - значит, с нею вы на свете одни.
Вспомни про неё, найди её или хотя б загадай,
Чтоб она сама тебя нашла, - и будет всё хорошо.
Отстояв столицу, птицы снова возвращаются в рай
На седьмое небо, - и архангел опускает рожок.
Ноябрь 2011.
ИРИНЕ БАЛАШОВОЙ
Над городом пели ветра,
Как трубы, весну предвещая,
На крышах кружа флюгера
И в парке качели качая.
Сирены трубили отбой
Тревоги, объявленной ложно.
И женщина шла осторожно
По льдистой дорожке домой.
А дома, как будничный фон,
На кухне мерцал телевизор,
И ждал её магнитофон,
А там - Окуджава и Визбор.
Счастливый концертный билет,
Двухкомнатный центр мирозданья
И два непутевых созданья,
Живущих с ней тысячу лет.
И так год за годом - дела,
И всё, и судьба - не подарок...
А впрочем, не всё - ведь была
У женщины в доме гитара!
Стихали ветра у окна,
Когда она пела тихонько,
Они не мешали нисколько,
И в мире была тишина.
Не верится в худший итог,
Что нам предвещает нежданно
С экрана новейший пророк,
Актёр разговорного жанра.
Но хочется верить в весну,
В её приближенье, покуда
Творит эта женщина чудо,
Касаясь нейлоновых струн.
Февраль 1998.
ЗОЛОТНИК
Как Бог положит на душу строку,
Где между слов с пера уронит запятую, -
Я угадать, пожалуй, не смогу.
И - слава Богу. В серединку золотую
Стрелу пущу, - быть может, выбью золотник
И, оказавшись без гроша на перепутье,
Пойду искать своих на брошенном безлюдье,
Рубцовский шарфик заложив за воротник.
Не спится спице в колесе. И месяц матовый
Гадает на кофейной гуще чёрных туч -
Куда дорога приведёт? Что ни загадывай,
А повезёт тому вознице, кто везуч.
Листай старинный календарь, въезжай в историю
Не летописцем, так свидетелем хотя б.
Пой об увиденном, о спорном и проспоренном,
Покуда глотку не забил чернильный кляп.
Табанит в сорок два весла речная вольница,
На берег Волги сходит грозный атаман.
На пепелище и труба печная - звонница,
При атеизме Дом культуры - Божий храм.
Разлив речной у небосвода синевы не крал,
Идёт с толпою к чудотворным ликам знать.
Я на гитаре ничего себе не выиграл,
Но отыграюсь, проиграю ли - как знать...
Мои деды лежат под Вяткой да под Пензою,
А я родился на Амуре на реке.
И голова моя бывает редко трезвою:
Хоть и не пью, но амба трезвому в тайге.
Давай, возница, трогай с места нелюдимого,
Пока не все мосты отправлены ко дну!
А на ладони - золотник пятна родимого,
И шрам границы - по родимому пятну...
Январь 2009.
Как и десять лет назад, она где-то бродит:
То не может усидеть четверти часа,
То влюбляется в того, кто сидит напротив.
Золотистый у неё ветер в волосах.
Как и десять лет назад - вытертые джинсы
И улыбка до ушей, несмотря на всё,
Что ей вынести пришлось в бестолковой жизни,
По которой без креста крест она несёт.
И не зная, как тернист этот путь и долог,
Умудряясь не черстветь лёгкою душой,
Засыпает на руках приамурских ёлок,
Просыпается одна в комнате чужой.
Десять лет назад она чёлкою махнула, -
И он был готов за ней к чёрту на рога.
А она сама себя, дура, обманула,
А потом из года в год всё ждала звонка.
Ей бы ошибиться в нём, а она расшиблась
О десяток этих лет, как о край стола...
А сегодня вдруг сама позвонить решилась -
Просто, чтоб услышать, как у него дела,
И сидеть потом одной перед телефоном,
И глядеть, как за окном крупный снег идёт,
Как и десять лет назад, над микрорайоном,
Где она ждала звонка. А теперь не ждёт...
Август 2007.