Я накрою стол белой скатертью,
На столе цветы, в хрустале вино.
По щекам свечи слезы катятся,
Посидим чуть-чуть помолчим еще.
Посажу за стол да не рядышком, -
За одним столом будто порозень.
Загляну в глаза твои краешком,
А в глазах тоска поздней осени.
Я не трону губ твоих бархатных,
Словно сон травой затуманенных,
Я не трону рук твоих ласковых,
Не вспугну покой взглядом, словом ли.
Тишина вокруг, только свечки треск,
Блеск от хрусталя по глазам идет.
На душе светло, за окошком снег
Ни к чему слова, мы молчим и все.
А когда свеча догорит дотла,
В хрустале вина не останется,
Не сказав двух слов, не подняв глаза,
На пороге в ночь мы расстанемся.
Завтра будет день серый пасмурный,
Будет радость в нем, а скорей беда,
Завтра будем мы труса праздновать,
Опустив глаза, опустив глаза.
Завтра будем мы труса праздновать,
Опустив глаза, опустив глаза.
Мне Бог говорит: "Постой, погоди,
Нечего больше искать."
А Черт из кустов, усмехаясь в усы:
"А это еще как сказать..."
Мне Бог говорит: "Ты шла столько лет,
Нашла ведь, то что искала."
А Черт из кустов: "А может быть нет,
А может быть этого мало..."
Мне Бог говорит: "Хватит скакать, -
Тебе не пятнадцать лет."
А Черт из кустов: "Всего тридцать пять; -
Простор впереди и свет..."
А Бог за свое: "Потеряешь любовь, -
Будешь одна куковать."
А Черт за свое: "Дороже всего -
Свобода по веткам скакать..."
Мне Бог говорит: "Обломится сук,
Сорвешься и вниз упадешь."
А Черт из кустов: "Раны не в счет, -
Цена этим ссадина - грош.
Зато, как птица, свободна, легка,
Ни перед кем не в ответе,
Птицей летишь за облака,
В попутчиках свежий ветер!
И если даже вниз упадешь,
Крылья ломая о скалы,
Зато поживешь, о, как поживешь!
А разве этого мало..."
Но будет момент, когда на крыло
Я больше встать не смогу.
Будет момент, когда как в лесу
Я закричу: "Ау!"
Но будет ответом мне тишина:
Я всех потеряла в пути.
Свободна, как птица, но гаснет свеча,
И некуда больше идти.
Нет, Черт, ты не прав! Ты лгал столько лет,
Что птица должна летать!
И вот пред собою держу я ответ,
И нечего мне рассказать...
Я падаю вниз, ломая крыло,
Жизнь отдаю за полушку.
Когда разобьюсь, соберите перо, -
Набьете хотя бы подушку.
Сменило лето звездный плащ на черный френч,
И рыжей кошкою у ног собралось лечь,
А это значит злая осень впереди,
А значит грусть и грязь, и вечные дожди.
Шлепает осень ночами по лужам,
Кружит ветрами, и злится, и вьюжит,
Все покрывает корочкой льда,
А мне прибавляет тихонько года.
Дожди прольются, и в озябшие дома,
Как королева на престол взойдет зима,
И будет сердце леденить и душу рвать,
Не улететь и нам придется зимовать.
Шлепает осень ночами по лужам,
Кружит ветрами, и злится, и вьюжит,
Все покрывает корочкой льда,
А мне прибавляет тихонько года.
Вновь зародиться в небе новая луна,
И вихрем сказочным влетит в мой дом весна,
Сыграет гамму с крыши звонкая капель,
Наступит март, за ним - с подснежником апрель.
Как хочется верить, что вместе с апрелем,
Вернутся надежды, оплакав потери,
А лишние годы не станут бедой,
А боль уплывет вместе с талой водой.
Мне фея приснилась сегодня во сне,
Она, улыбаясь, купалась в росе,
Капли сверкали в лунных лучах,
Как бриллианты, в ее волосах.
А за спиной два прозрачных крыла,
Над головою небес синева,
В платье парчовом, с жезлом в руках,
Фея присела ко мне на рукав.
Хочешь, я построю хрустальный дворец?
Хочешь, я открою волшебный ларец?
Крылья достану и на них прилечу?
Я сказала, - конечно, конечно хочу!
Фея взмахнула прозрачным крылом,
И очутилась у меня под окном,
Лихо, порхая, чертя вензеля,
Что-то шептала, смотря на меня.
Хочешь, я построю хрустальный дворец?
Хочешь, я открою волшебный ларец?
Крылья достану и на них прилечу?
Я сказала, - конечно, конечно хочу!
Фея порхала, и жезл порхал,
Фея устала, и жезл устал,
Ну, сколько же можно чертить вензеля,
Фея уснула в руках у меня.
Как только ночь повстречалась с зарей,
Выросли крылья за грешной спиной,
Фея проснулась, чиста и свежа,
И за собой поманила меня.
Хочешь, я построю хрустальный дворец?
Хочешь, я открою волшебный ларец?
Крылья достану и на них прилечу?
Я сказала, - конечно, конечно хочу!
Лаймэ это счастье (с латышского). А еще так назывался брошенный на берегу рыбачий баркас.
Цветы увяли в волосах,
Но час разлуки неизбежен.
Горчит улыбка на губах,
Но голос бодр, чист и нежен.
Мы говорим словами песен,
Стихов звенящей тишиной.
Ты был так собран даже весел,
Но был при всех со мной одной.
Баркас с названьем "Счастье" - "Лаймэ",
На берег выброшен лежит.
И фотография на память,
Нас с ним на век соединит.
К чему играть с собою в прятки -
Баркас без моря - лишь дрова,
И паруса без ветра - тряпки,
А остальное все - слова.
Но ощущение потери
Не развевается, как дым.
Все понимаем, но не верим,
Все понимаем, но молчим.
К чему играть с собою в прятки -
Баркас без моря - лишь дрова,
И паруса без ветра - тряпки,
А остальное все - слова.
Ты смотришь мне в глаза, там молнии сверкают,
Корабль дал течь, сейчас пойдет ко дну.
Пробит каркас и в трюме протекает,
И мысли, словно крысы, я тону.
Какой восторг смотреть в твои глаза,
И в них тонуть, спастись и не пытаясь.
О, упоение - парить с тобой в мечтах,
Ладонями твоими укрываясь.
Я видела: твоя душа с моей
От наших тел неслышно отделились,
Под взглядом нашим в тысячу свечей,
Подплыв друг к другу, тихо, нежно слились.
О, я сдаюсь пирату-кораблю,
Став на десяток лет себя моложе.
Твоя душа сказала: Я люблю.
Моя ответила твоей: Я тоже.
А знаешь, это может быть.
Когда? Не знаю.
Ты улетишь на крыльях сна
О ней мечтая.
И словно тополиный пух,
Кружит и тает,
Ты растворишься в этом сне
Беды не зная.
И удивятся в той стране,
Такой откуда?
Ни в этой жизни, ни в былой
Тебя не будет.
Ведь только в грезах и мечтах
Все остается
Самим собой, отброшен страх,
И боль не бьется.
Пусть листья сорваны с берез
И солнце тает.
Сомкни глаза и в царство грез
Все попадают.
Ведь только в призрачном раю
Открыты двери.
Открыты души для любви
И для доверья.
И все, конечно, может быть
Во сне глубоком.
Где разрешимы беды все
Открытьем окон.
А знаешь, это может быть...
Когда? Не знаю.
У каждого зверя в лесу есть нора,
В тине прячется сом, -
Где-то ведь должен быть и у меня
Тихий, желанный дом.
Где-то ведь должен быть и у меня
Тихий, желанный дом.
Дом, где двери не рвутся с петель,
С окон не слышен плачь,
Дом, где всегда есть куча гостей
И безработный палач.
Дом, где всегда есть куча гостей
И безработный палач.
Пусть даже будет не дом, а причал,
Согласна на маленький плот, -
Лишь бы на нем меня кто-нибудь ждал
Ночи и дни напролет.
Лишь бы на нем меня кто-нибудь ждал
Ночи и дни напролет.
Но в страшную бурю попал мой корабль,
В щепы разнесло корму,
И никому ничего не сказав,
Я тихо иду ко дну.
И никому ничего не сказав,
Я тихо иду ко дну.
На кровати одной втроем:
Он, она и меж ними оно.
Мы не знаем Вас, Ваше высочество.
Имя мое - одиночество.
Ты когда к нам прокралось в дом:
Темной ночью иль ясным днем?
Я не кралось, я мимо шло,
Вы позвали и я вошло.
Мы не звали тебя, не лги!
Я не лгу, - вы мне не враги,
Но когда в душе пустота
Поселяемся я и тоска.
Мы не терпим соседства с мечтой,
Ненавидим любовь и тепло.
Ну а ты даже с сотней друзей
Станешь легкой добычей моей.
На кровати одной втроем:
Он, она и меж ними оно.
Ожидала я страсти пророчества,
А дождалась тебя, Одиночество.
Лохматая серая кошка
Гуляла сама по себе.
Лохматую серую кошку
Навек приглашали к себе
Медведь, попугай и собака,
Красавец олень и шакал.
Лишь кот свою серую лапу
Лохматой не предлагал.
Он жил в это время с жирафой
И в тысячный раз объяснял
Весь кайф умывания лапой
И прелесть больших одеял.
Как сладко свернуться клубочком
Хвостом прикрывая свой нос...
Жирафа скакала по кочкам
Ведь хвост у нее не дорос.
Лохматая нынче с тюленем
На льдине снимает накал,
А кот, как дурак, за газелью
Всю ночь по саванне скакал.
Абсурдность того положенья
Понятна и ей и ему:
Нет лап у прекрасной газели,
И кошке тюлень ни к чему.
Все как обычно, серый день.
Холодный дождь, на сердце тень,
Осенний лист скребется по стеклу.
И я одна, опять одна, cтою у мокрого окна
И жду когда, и жду когда, и жду когда...
Я словно старая картина,
И кто меня нарисовал.
Смотри, под сердцем паутина,
И у лица тоски овал,
И словно серая вуаль,
Прикрыла блеск
В глазах печаль.
И улетели, унесли
Мои надежды и мечты
На белых крыльях журавли.
Проходит жизнь, а с нею век,
Исчез, растаял, словно снег,
Уже морщины поцарапали лицо.
Но я спокойна и горда,
Пока душою молода.
А что не вечна красота, так ерунда.
Я словно старая картина,
И кто меня нарисовал.
Смотри, под сердцем паутина,
И у лица тоски овал,
И словно серая вуаль,
Прикрыла блеск
В глазах печаль.
И улетели, унесли
Мои надежды и мечты
На белых крыльях журавли.
Нет, нет, не стоит горевать,
Еще не время умирать,
Еще успею пошуметь, потанцевать.
Еще успею покружить, наколдовать, наворожить,
И в моей жизни еще что-то может быть.
Я словно старая картина,
И кто меня нарисовал.
Смотри, под сердцем паутина,
И у лица тоски овал,
И словно серая вуаль,
Прикрыла блеск
В глазах печаль.
И улетели, унесли
Мои надежды и мечты
На белых крыльях журавли.
Любви последней журавли.
Супермодные, многоэтажные,
Клетки-клеточки вечного круга.
Строим стены надежные, важные,
Чтоб не видеть, не слышать друг друга.
Будто устрицы, словно ящерки,
За дверями с замками пудовыми,
На диванах, уставившись в ящики,
Тратим жизнь свою бестолковую.
Почему только после стопочки,
Да еще в плацкартном вагоне
Открываются души как форточки,
И лежат, как дитя на ладони.
Но объявит диспетчер прибытие,
Ты шагнешь на перрон с чемоданами,
И стена между нами воздвигнута
Неприступная, первозданная.
Может хватит строить заборчики,
Прикрываясь словами, как латами.
Лучше выпьем, друзья, по стопочке,
И - в вагоны с местами плацкартными.
Почему только после стопочки,
Да еще в плацкартном вагоне
Открываются души как форточки,
И лежат, как дитя на ладони.
Супермодные, многоэтажные,
Клетки-клеточки - я и ты,
Строим стены надежные, важные.
Да к черту стены! Стройте мосты!
Мне страшно пробудившись ото сна,
Вдруг разглядеть вокруг чужие лица.
Осиновым листом дрожит моя душа,
Она боится, она боится.
Осиновым листом дрожит моя душа,
Она боится, она боится.
Твои глаза кричат - я так люблю,
Скорее подпусти меня поближе.
Но страшно мне, что двери отворю,
Впущу тебя, а света не увижу.
Но страшно мне, что двери отворю,
Впущу тебя, а света не увижу.
И снова ночь зальет мои глаза,
И красок мир, и звуков - прочь исчезнет.
А я одна - без мысли и без сна,
Растаю, растворюсь в подлунной бездне.
А я одна - без мысли и без сна,
Растаю, растворюсь в подлунной бездне.
И снова будет та же круговерть,
Где ветер-дворник листья подметает.
А осень как кокетка, что надеть
Примерит снег а поутру растает.
А осень как кокетка, что надеть
Примерит снег а поутру растает.
Мне страшно пробудившись ото сна,
Вдруг разглядеть вокруг чужие лица.
Осиновым листом дрожит моя душа,
Она боится, она боится.
Осиновым листом дрожит моя душа,
Она боится, она боится.
Жили-были светлячок и сверчок,
Пополам делили маленький дом.
Старым был и очень мудрым сверчок,
Светлячку он говорил день за днем:
Ну, зачем ты со смешным фонарем
По дорогам, по тропинкам стоишь?
Там никто уже не ходит давно,
Только сердце раньше срока спалишь.
Ну, а если вдруг, непременно тут,
Случится беда?
Никого вокруг, и тогда, мой друг,
Позовут меня!
И я, светлячок, ночной маячок,
Укажу им путь,
Ты пойми, сверчок, мудрый мой сверчок,
Только в этом суть.
Вечерами сверчок сладко дремал,
Светлячку он говорил - не бузи,
Я сегодня за день очень устал,
Да и ты спать ложись не ходи.
Ну кому ты нужен в этой ночи,
Ведь все давно уже спят по домам.
Только совы там снуют да сычи.
Твоя служба - самообман.
Ну, а если вдруг, непременно тут,
Случится беда?
Никого вокруг, и тогда, мой друг,
Позовут меня!
И я, светлячок, ночной маячок,
Укажу им путь,
Ты пойми, сверчок, мудрый мой сверчок,
Только в этом суть.
Но сверчок твердил - береги себя,
Потихонечку дыши и живи.
Берегись любви и ее огня,
Никому своей не дари любви.
Светлячок вскричал - Не боюсь огня,
Он во мне, словно ветер живой.
Я готов сгореть коль возле меня,
Хоть один найдет дорогу домой.
Ведь если вдруг, непременно тут,
Случится беда?
Никого вокруг, и тогда, мой друг,
Позовут меня!
И я, светлячок, ночной маячок,
Укажу им путь,
Ты пойми, сверчок, мудрый мой сверчок,
Только в этом суть.
Когда мне минуло семнадцать лет,
Ждала я милого на вороном коне.
Казалось мне тогда, что двадцать пять -
Далекая черта, мне было наплевать.
Ты видишь зеркало, зеркало весит,
А перед зеркалом - женщина стоит.
Ей сорок пять уже, а может - двадцать пять.
Вам не понять и нам не понять.
Когда же минуло мне двадцать пять,
Похоронила я и принца и коня,
Мечта покинула, пришла судьба -
Ну, здравствуй милая, иди сюда.
Ты видишь зеркало, зеркало весит,
А перед зеркалом - женщина стоит.
Ей сорок пять уже, а может - двадцать пять.
Нам не понять и вам не понять.
Когда же минуло мне тридцать лет,
Я вдруг увидела, тех лет печальный след -
Возле глаз - сеточка, морщины что ль?
Ах не морщины то, а сердца боль.
Ты видишь зеркало, зеркало весит,
А перед зеркалом - женщина стоит.
Ей сорок пять уже, а может - двадцать пять.
Вам не понять и нам не понять.
Пахнет прелой листвой, догорают шальные зарницы,
Кое-где огоньки запоздалых, но дерзких цветов.
Собираются в стаи озябшие белые птицы,
Гонит осень их вдаль, от холодных родных берегов.
Собираются в стаи озябшие белые птицы,
Гонит осень их вдаль, от холодных родных берегов.
Как же ты, золотая, на женщин Бальзака похожа,
Что уже на излете последних своих покрывал.
Та ж пронзительность, буйство страстей,
Та же пряная кожа.
И улыбка Джоконды, которой никто не познал.
Та ж пронзительность, буйство страстей,
Та же пряная кожа.
И улыбка Джаконды, которой никто не познал.
Это женщина - яркая, звонкая, пылкая птица.
У нее лишь ноябрь в запасе, а дальше - зима.
Она смело летит на закат и немножко боится.
Чтобы осени краски не стерла зимы седина.
Она смело летит на закат и немножко боится.
Чтобы осени краски не стерла зимы седина.
Но лишь осенью небо синее и ярче лазури,
Не сравнится с ней лета огонь и прозрачность весны.
Вся в парче золотой и в простеганном солнцем пурпуре.
Лишь глаза толи верой, а толи слезами полны.
Вся в парче золотой и в простеганном солнцем пурпуре.
Лишь глаза толи верой, а толи слезами полны.
Звездное кафе в тихой улочке,
На дверях швейцара нет,
Забежим, съедим по булочке,
Выпьем грог, погасим свет.
И душа теплом наполнится, -
Незатейлив мой сюжет,
И забудем, что исполнится,
Скоро нам по сорок лет.
В звездном кафе свечи горели,
Слышался блюза тихий мотив,
В звездном кафе мы отогрели
Души свои, по бокалу испив.
Дрогнут небеса, откроются
И прольется звездный дождь,
Тем дождем душа умоется,
Снова сердцем оживешь.
Не грусти, не смей печалиться,
Что прошло так много лет,
Мы еще, друзья, причалимся
К берегам без слез и бед.
В звездном кафе свечи горели,
Слышался блюза тихий мотив,
В звездном кафе мы отогрели
Души свои, по бокалу испив.
Выберем дорогу дальнюю,
Собирайся, в добрый путь,
И любовь вторым дыханием
К нам придет когда-нибудь.
Ты поверь, что мы не старые,
Нам еще любить и петь,
А ветра и воды талые
Не дадут нам постареть.
В звездном кафе свечи горели,
Слышался блюза тихий мотив,
В звездном кафе мы отогрели
Души свои, по бокалу испив.
