Мы вышли на непройденный рубеж.
Забрезжила рассветная тоска.
И солнце красит небо в светлый беж,
Растапливая льдинки на висках.
Мы держим курс на дальний Лангедок.
Прогноз на завтра нагоняет жуть.
Держась за отшлифованный флагшток,
Незрячий штурман выбирает путь.
Под черным гюйсом белая лaдья.
Виновники спокойствия – за борт!
Нок-реи развеселая петля
Танцует свой затейливый фокстрот.
Потерян пеленг, сломан в хлам секстант.
Ориентир в пурге не разглядеть,
Небритый и подвыпивший сержант
Баюкает в стволе чужую смерть.
Тебе я часовой на полчаса,
Пока в горниле сердце не сгорит.
Я не сумею опустить глаза.
Рассудок так значительно молчит.
Возьми меня с собой, не важно как.
Ты мастерица бегать по волнам.
Пусть с ветром ледяной в лицо наждак.
Я напишу симфонию ветрам.
Мы вышли на непройденный рубеж.
Трепещет стяг на древке, стынет кровь.
И солнце красит небо в светлый беж,
Срывая с темноты слепой покров.
А ты жила на краю,
А я - за краем краев,
Но в нашем тесном раю
Мы не встречали богов.
И была в этом грусть,
И был прост мой стих,
А мы с тобой играли блюз,
Конечно – блюз на двоих.
Блюз на двоих, блюз на двоих, блюз на двоих...
Мы не нашли попутный бриз
В колючей розе ветров.
Нам станцевала стриптиз
Хозяйка здешних лесов,
Злодейка-осень, раскидав свое белье по углам.
Здесь лето кажется нелепым,
Здесь ликует зима.
А ты мечтала стать распятьем,
Я хотел быть распят,
Но мы забыли об одном –
Никто из нас не был свят.
И ты дрожала каждый раз
При приближении грозы,
Я балансировал на грани
Наступления крейзы.
Пусть катится к черту грусть,
Окажется штормом бриз,
А мы с тобой сыграем блюз,
Конечно, блюз на двоих.
Блюз на двоих, блюз на двоих, блюз на двоих...
И я открою козырей,
Ты мне протянешь карт-бланш.
Но в это странной игре
Видна какая-то фальшь,
Но я не стал искать смысл
В искаженных словах –
Пусть Черный Демон Рубит Рок
С Приставкой Ролл На Устах.
Оркестр – туш!
Маэстро – марш!
Пусть отдыхает Мендельсон,
А я достану из кармана
Именной саксофон,
А я сыграю свое соло
В тональности “соль”,
На запертых воротах рая поменяю пароль.
Пусть катится к черту грусть,
Пусть кажется штормом бриз,
А мы с тобой сыграем блюз,
Конечно, блюз на двоих.
Блюз на двоих, блюз на двоих, блюз на двоих...
Стояла девка босиком в одном исподнем.
Лицо рябое, да фигурка неказиста.
Дышала грудью тяжело, а исподлобья
Глаза горели, как оранжевые листья
Осени-мачехи.
С чего тебе причитать?
С какой же такой тоски?
Заполошная, брось,
Не седы твои виски еще.
Как проходили мимо и смеялись молодцы.
На вид пригожие, все мастера на выдумки.
А каждый взгляд ей, как булавкой, в сердце колется,
Поскольку видит, скрыто что за теми ликами.
И каждое слово ей
Как в грудь вбитый клинышек.
Калёное олово
На рученьки–крылышки.
Почернела на ветру лицом, расплакалась.
С каждым путником ссыхаясь, словно веточка,
И упала на колени, будто каялась,
Что такою показалась людям-деточкам.
И на рассвете, разломав горбушку хлеба,
В рукав засыпала запёкшиеся крошки.
Рукой взмахнула – и взлетела стая в небо,
Лишь пух лебяжий падал белою порошей.
- Вы летите в ночку звездную,
За потерянными веснами,
Да засейте землю зёрнами -
Золотистыми колосьями,
Ты, слезиночка упавшая,
Обернись солёной реченькой.
Эх... ищи красу пропавшую
В синих струях быстротечных...
Словно чернец, очарованный пламенем чуть чадящей свечи,
В запертой келье запретные книги глотающий жадно, в запой,
Я открываю тебя незнакомой и совершенно иной,
Юный монах открывает вселенную за монастырской стеной.
Воздух пропитан Востоком, и в комнате дымный цветной полумрак.
Ты засыпаешь под тихие ноты, я наблюдаю – как.
На расстоянии в пять веков руки листают скупой часослов.
Тесный мирок наполнен запахом мирры.
Губы в экстазе восторженно шепчут: ”Я царь Дмитрий”.
На простынях распростёртое тело, теплится жизнь на устах.
Словно на льдине в миры без предела ты уплываешь на всех парусах.
Я в стороне сторожу это чудо, чертит восход над землею черту.
Два человека из ниоткуда, в метре и в вечности друг от друга,
Я прикасаюсь к тебе неосторожно.
Ты просыпаешься тихо, с улыбкой Джоконды.
Стая вспорхнет с вечевой колокольни, дрогнет рука звонаря.
Топот копыт, черногривые кони подковами зазвенят.
И пронесутся, века обгоняя, через пространства земное и рая,
В окна и двери ворвутся, играя с нашей реальностью, или фантазией,
Но кто это знает, кроме тебя?
Как полагается каждому тёртому светскому денди,
Надо стараться проснуться никак уж не раньше полудня,
Выйти из дому и встретить в метро симпатичную леди,
Нежно коснуться её перламутровой тоненькой ручки.
И, говоря на ходу комплименты старушке погоде,
Что обманула сегодня ненастным прогнозом так кстати,
Можно курить на ходу и затеять беседу навроде
Двух монологов о музыке в общем или просто о джазе.
Мы измеряем шагами весь путь до ближайшего бара.
Узкие улицы бросят в лицо сотни встречных прохожих -
Им слушать старый рояль на ночь глядя и даром не надо.
Знаешь, как много людей, совершенно на нас не похожих.
А у меня для тебя есть немного хороших известий:
Хочешь, не верь, хочешь, верь - мы с тобою богаче, чем крезы.
Эти колонны, фасады, дворцы, переулки - все вместе
Наши с тобою. Захочешь, хоть в вечность смотри, я серьёзно.
Но распахнётся окно в тесной комнате в старом квартале -
Снова забуду захлопнуть его, уходя на работу.
А ты спокойно под утро уснёшь, ведь ты даже не знаешь,
Даже не хочешь узнать и не спросишь о том, кто я.
До твоей глухомани семь вёрст киселя.
И мой личный синоптик сегодня раскис,
Пробираюсь к тебе, словно Вор в заповедную зону.
И, негромко дыша, кто-то сзади спешит,
Может, тень, может, враг, что всё время молчит.
Я, наверно, дурак, что терплю его рядом с собою.
Я забросил работу на пыльный чердак.
Я оставил записку: “Идите все к чёрту.”
И капризный февраль мой морозит кулак,
Что сжимает в перчатке последний пятак,
Греет душу в кармане пальто
Карта междугородки.
Я, на время укрывшись в гремящем тепле тамбуров,
Ожидаю с тревогой сюрприза распахнутой двери.
А там снаружи лёд, ветер в морду бьёт,
Градом заклюёт, как стая ворон.
На платформе снег,
Безликий километр,
Номер из нескольких цифр.
Перейти на бег,
Скрыться под навес,
Расписание – шифр сплошных отмен.
Эхом перемен в грохоте цистерн грузовой мимо.
Прямо по тропе, мимо двух домов,
Вот колодец с журавлём.
Загляну туда, может, блестит вода?
Может, кто прячется в нём?
Я не знаю, кто он, каков собой.
Знаю, что выдуманный.
Эх, хорошо стоять,
Свечкой догорать,
В полночь глотать из ведра
Отражение Луны.
А с утра к тебе,
Наплевав на всё,
Сунув взятку совести,
До подъезда вскачь,
Нагло постучать,
Хоть и рано в гости.
Только ты не бойся.
Все хорошо,
Пусть твоя голова не болит.
Через много лет
Мой душеприказчик на небе
Всё тебе объяснит.
Открываешь дверь, а за дверью – снег...
Как хотелось бы влюбиться в дочь французской балерины.
В нежно-сумеречном парке, в две минуты, с полуслова.
Сбросить несколько столетий, стать бродячим пилигримом,
Уходить осенним утром, возвращаясь летом снова.
Как хотелось бы влюбиться ненароком, в переулке.
В продавщицу белых лилий, в синеглазую студентку.
Закружить лохматым вихрем, позабыть о глупой скуке.
Танцевать в дожде из листьев по широкому проспекту.
Припев:
А в твоих словах есть доля правды.
Мы с тобой - романтики, так что же?
Если вдруг балет выйдет из моды,
Я не огорчусь, а ты, надеюсь, тоже...
Как хотелось бы влюбиться в дочь посла из Вашингтона,
Увезти ее туда, где комары размером с лошадь.
Наплевать на предрассудки, признаки дурного тона,
Лёжа на траве прохладной, ей шепнуть: “Моя хорошая”.
Как хотелось бы влюбиться в тихий джаз на мокром плёсе,
Или, может, в белый парус, что белеет одиноко
В голубой лазурной дали и о чем-то молча просит
Капитана, что придумал и его, и край далёкий.
Припев.
У меня к тебе есть разговор.
Знаешь, что? Давай уедем к морю.
Если струн гитарных перебор
Нам с тобою не дает покоя.
Может, всё переменится.
Предсказание не сбудется,
Что накаркали вороны
В упоении мудростью.
Что пророчили, глупые,
В предвкушении счастья.
Не дождались. Порвали
Всё зубами на части.
Бредит Каин раскаяньем.
Бьет поклоны с усердием.
А сердечко не тает всё,
Просят горлышки лезвия!
Быть так хочется беленьким,
Но крючок первородного
Всё торчит из-под тельника,
Не пускает из чёрного.
Крутится карусель,
Веди оборотам счёт.
В головах – пьяный хмель.
Заклеймено плечо
чёртом.
Ты подайся в изгнанники.
Назовись, хоть крамольником.
Но наружу изнанками
Правду вытащат голую
Твёрдолобые мальчики
С жерновами под скулами,
С золотыми печатками
И чернёными дулами.
Поищи утешения
У любимой под крылышком.
Только что-то тут низко так.
Вязнут крылышки в глинышке.
Круглолицые девочки
С мотыльками-ресничками
Заграничной клубнички всем
Поднесут за наличные.
Крутится карусель,
Веди оборотам счёт.
В головах – пьяный хмель.
Заклеймено плечо
чёртом.
Здесь вопросы все – лишние.
Здесь едва ли тебя поймут.
Правят тут люди пришлые,
Только кто им дал в руки кнут?
И какое признание
Даст нам спящая Родина?
Кем окажутся каины?
Станут чем эти годы ей?
Крутится карусель...
Крутится карусель...
Крутится...
Вы стоите рядом со мной вот уже целый час.
Вы так ослепительно свежи, у вас в руках гиацинт.
Вы кого-то ждёте, я знаю, он зовёт себя Франц,
Я стесняюсь рядом с вами, я опять не брит
И, как всегда, не стрижен.
Та, что обещала встречу, где-то опять
Ждет то ли трамвай, то ли такси,
А может быть, она застряла в лифте.
Я уже не помню, то ли в шесть, то ли в пять.
Я предполагаю, она скажет мне:
“Ах, как было сладко спать, мой милый!”
Хлопают двери, стучат каблуки,
На белом мраморе не оставляя следов.
Странные люди здесь носят на шее свистки,
Лишь изредка смотрят на нас,
Про себя улыбаясь: “Любовь”.
Он сегодня будет, как всегда, напряжен,
Глядя на ступени, ведущие вниз,
Из-под модной оправы.
Может, заморожен зимой, а, может, вами заворожён.
А вы, ах, как вы все-таки, наверное, правы,
Что ждете его.
Она откроет лифт, возьмет такси
Или сядет в трамвай.
Она пройдет с улыбкой, пролетит, пропоет.
А я, вслед рассмеявшись, прошепчу ей: “Прощай”.
Ах, как я, возможно, не прав, ожидая её.
А я сегодня с утра слушал вальс.
Он обещал мне весну в феврале.
Может, вы видели это во сне?
Девушка, я приглашаю вас
Танцевать “Metrodanсе”.
На излёте упала пуля.
Промахнулись. Куда им убогим!
От людской злобы - черной бури
Схоронилась любовь под стогом.
Там, где сплетённые руки крепче
Воронёной мастером стали,
Там живою водой все лечат,
Там прерывистое дыхание.
Там забьётся воробьем сердце,
Там глаза заискрятся током,
Там от света некуда деться,
В тех руках я растаю воском.
Разбуди меня в снегопад,
Подари меня декабрю,
Милая.
Выведи меня на закат,
Ласковым тебя назову
Именем.
Из-за тучи взглянуло солнце
И квадратом ползёт по стенам,
Пробиваясь во тьму колодцев,
Поднимая смятые стебли.
Где вода расточила камень,
Напоив собой черноземы.
И так сладко в объятия падать
Нежных рук, почти не знакомых.
Там ветра обжигают плечи,
Там горит роса на запястьях,
Там бежать голышом вдоль речки,
Догоняя босое счастье.
Разбуди меня в снегопад,
Подари меня декабрю,
Милая.
Выведи меня на закат,
Ласковым тебя назову
Именем.
Кухня. Хрущевка. Форточка настежь.
Запах палёной жратвы ноздри жжёт, как напалм.
Знаешь, сегодня, девочка Настя, ночь расколота напополам.
Я не хотел, так просто сложилось,
Тёмный вагон один на двоих,
Ты расскажи, так что тебе снилось,
Пока я тебя не разбудил
Словом, “Наша,” “Конечная,” “Крошка, приехали.”
Дальше – прямая дорога в депо.
- Вас проводить?
- Если можно. Конечно же.
Может, зайдёшь? Брось на кресло пальто.
Ты извини, тут ремонт учудила я.
Васька сосед разбросал инструмент.
Вдруг покраснела, и тихо спросила:
“Ты поцелуешь меня... Или нет?”
- Мне не до шуток, милый, ты слышишь,
В этом, наверно, не будет беды.
Просто вчера летучие мыши
Съели мою половинку Луны.
Не проси, не желая услышать “да”,
Сон мятежника чуток, он спит от поры до поры.
Не пытай, не желая узнать, когда
Придёт время путать следы в лужах талого льда.
Концы в воду не спрячешь,
Чего шумишь?
Это тело не чувствует жара – оно холодно.
Наши чувства, как мячик от чёрствой стены
Оттолкнувшись, вернутся обратно.
Но с другой стороны.
И это славно, как славен Британский Флот,
Это есть приговор – осуждение.
До гроба любить.
Ещё будет в цветах ветхий наш Камелот,
Чахлый Гамлет, пнув череп ногой, всё же скажет “быть”.
Руби канаты, штурмуй свой девятый вал,
И на гребне волны всем штормам протруби “отбой”.
Держат мир не атланты, скажу я вам, – а на хрупких плечах – Любовь.
Дорога свилась петлёй,-
К чему идти по следам?
Кого настигать в погонях?
Я принят этой землёй,
Я помню путь к родникам.
Я – глина в её ладонях.
Прострелено лето в бок
Дуплетом косых дождей,
Срываю замок с петель
Последним аккордом.
Осыпятся листья в срок
Осколками витражей,
Стирает слова в песок
Тишина за порогом.
Не улетай! Там не разглядеть
Маяка на границе.
Не улетай! Через черный грай
Белой птицей вернешься ли вспять?
Что мне фейерверк чудес,
Потерянный второпях
Спешащими за наградой?
Им время сбивает спесь,
На сумрачных площадях
Их траурные парады.
Пальцы лягут на рукоять,
Обороты до полной вверх,
И дорожный пунктир сольётся
В сплошную прямую.
Не смогу никому отдать
Небо, что в решете прорех.
Ты не ставь мне, судьба, в пути
Лишнюю запятую.
Не улетай, что тебе искать
На чужих горизонтах?..
Не улетай, заповедный край
Ты найдёшь по дороге домой...
Как поднимешь голову -
Небо в прорехах.
Благодать проливается попусту...
Всё мимо, да мимо,
Всё что-то мимо да мимо нас,
Верно, корм не в каурого,
Видно, рылом не вышли мы,
Где уж нам тут тягаться с всевышними.
По сукам всё сидят сычи,
А чуть что, сразу спустят сук,
По следам незаметённым,
К окнам нашим, к окнам тёмным,
Ты не сиди, не молчи.
Припев:
Бьётся горлица крыльями о стекло.
Посмотри, с неба ливнями потекло
Серебро - подставляй, да горстями бери сколько хочешь.
А взамен начищенный меди пятак
Брось повыше, небось долетит кое-как
И, застряв между звёзд, чуть качнувшись, застынет Луною.
Ты напои коней досыта,
Водицей чистой колодезной,
Напои волка допьяна
Своей кровушкой тёплой,
Пусти по следу впёред себя,
Обернись серым кречетом,
Обходи кривдой меченых.
Заиграют зарницы по капищам,
Зашевелится нечисть по лежбищам,
И на горочку с горки покатится
Наливное да спелое яблочко.
Припев.
Помутнеет водица на Нерли-реке,
И пойду я гулять по траве-мураве,
И у белого камня найду свой потерянный берег,
Забьётся горлица крыльями о стекло
Посмотри, с неба ливнями потёкло
Серебро - подставляй, да горстями бери сколько хочешь.
И взамен начищенный меди пятак
Брось повыше, небось долетит кое-как
И, застряв между звёзд, чуть коснувшись, застынет Луною...
Мне белый бисер бросила ночь,
Просыпав в чёрной глади окна.
Смотри со мной на него,
Не перечь мне.
То не на стеклах, а на глазах
Стеной стоит дождя пелена.
Души в потемках
Не устеречь ей.
Замотало по неезженым дорогам.
Не посчитаны вороны на погостах.
Посмотри же, кто там кучером на дрогах
Нам рогами всё накручивает версты?
Мне слышен в поле звон бубенцов,
Да то не тройка чалых в галоп.
Сдается мне,
То не собачья ли свора?
Мне виден тусклый блеск жемчугов,
Не разобрать, кто хан, кто холоп,
Взгляни туда,
Там не шута ли корона?
Как наказывала мать дитяте–дурню:
Без креста не делай шагу за ворота.
И смеялся бес, держа в кармане дулю,
Расставляя свою сеть у поворота.
И ослушался, не мал уж был, но тёмный.
Деревенщине простому много ль надо?
Вот и мается доселе непрощённый
От колымских поселений до Царь–града.
Ты укрой меня надёжно лютой вьюгой.
Одеялом из просеянного снега.
Возвратятся к нам обратно птицы с юга,
Только лишь бы дотянули мы до лета...
Мне привиделся дивный берег
В пустоте бесконечного моря,
Весь в цветах припоздавший вереск,
В незатоптанном Диком Поле.
Только сон оказался вещим,
Звуки словно застыли в горле,
Что-то сами шептали губы,
Только этих слов я не помнил.
Зегзицей
Незнаема
Рано
Кычеть
Полечу
Рече
Зегзицею
По Дунаеви
Омочю
Бебрян
Рукав
В Каяле
Реце
Утру
Им
Кровавыя
Наши
Раны
Всю
Нощь
С вечера
Босуви
Врани
Взграяху
У града
У отня
Беша
Дебрь
У леса
Другаго
Дни
Вельми
Рано
Чрвленые
Зори
Свет
Поведают
Черные
Тучи
Ав
Нами
Моя луна сошла с ума и упала в озеро
За частокол зелёных сосен на исходе дня.
Я вышел в поле, а меня накрыло осенью,
Когда украдкой выползала из-за спины ночь оборотня,
Ночь оборотня,
Ночь оборотня.
Я плел следов узор, я чуял запах тростника,
Я был шаманом, я был чёрной вести вестником,
Я телом воздух рассекал,
Я уходил во мрак.
Здесь слишком мало Людей,
Здесь слишком много собак,
Пусть будет ночь оборотня,
Ночь оборотня,
Ночь оборотня.
Припев:
Пой, пой, пой.
Но вместо слов я слышу лай, лай,
И в моём горле теснится вой,
Бежим вместе со мной!
Сам Чёрт шутил со мной,
Хоть дело шло к заутрени,
Летела пуля в след,
А тело пело будто бы.
Но пробегая по ручью,
Я опустил глаза,
Я в отражении ясно видел пасти Волка оскал
В ночь оборотня,
Ночь оборотня,
Ночь оборотня.
Припев.
Не говори мне под руку,
Я спешу.
Я стараюсь делать всё без затей.
Распластавшись пугалом на шесте,
Развожу руками я на ветру.
Лицом на Север,
Свой взор направив
К родным пределам,
Мне дует в темя мой ветер,
Шепчет: “Пей меня до дна!”
Пей до дна, пей до дна.
Пей до самого дна,
Через горло в висок
Опьяняющим соком ударит
Весна.
Из трамвайных дверей
Кубарем напролом
Прорываюсь на свет
К твоему теплу.
Мне навстречу выходит мадам с веслом,
Предлагает с лукавым на брудершафт,
Берет под локоть,
Подводит к краю,
Толкает в пропасть,
И просит:
Пей со мной до дна.
Пей до дна, пей до дна.
Пей до самого дна,
Но вот, из-под скошенных крыш
Белой птицей взлетает
Весна.
А я застыл янтарем
На сосновой коре,
Будто врос я корнями в свой чернозём.
Скоморохом по радуге, колесом
Прохожу и цепляю за небо лбом.
Лицом на Север,
Свой взор направив
К родным пределам,
Мне дует в темя мой Ветер,
Шепчет, пей меня до дна.
Торшер трещит по швам,
Накал в 120 Ватт,
На кухне стыд и срам,
Будильник бьет в набат.
Я голый, но в очках
По комнате хожу.
Ко мне пришел Аллах,
Я слов не нахожу.
Кричит петух: “Банзай,”
И ты кричишь: “Ура.”
Мы завтра едем в рай.
Нам к доктору пора.
Я бы спел тебе, если бы ты смогла подыграть.
Я бы спел тебе, а потом потащил на кровать.
Но этот сценарий слишком читаем
В твоих глазах, как у голодного пса –
Это ПОПСА.
А ты решаешь задачи, запутанные, как кроссворд.
Среди своих ты тянешь на гения, а я – идиот.
И ты знаешь, кто, с кем, почему и когда,
У какого козла какая коза,
Но со мной на камень нашла коса –
Это ПОПСА.
А у меня руки – грабли и ноги мои – костыли.
А я взъерошен как морж, выплывающий из полыньи.
Для тебя не понятна моя хитрая рожа,
Но я всё же реален, хоть и невозможен,
Я все твои уловки свожу на прикол –
Я твой злой Rock’n’roll.
А я бы мог жить для дела, а может быть, для страны.
Но все вокруг на груди рвут тельняшки, только рвутся трусы.
И хоть темы сменились с мажора на стоны,
Я чувствую казённые граммофоны,
Их лучший оратор читает с листа,
Мы знаем – это ПОПСА.
Мне не дождаться ветра на берегу,
Не наполнить парус своим упрямством.
Я напишу желание на снегу,
А потом раскаюсь в непостоянстве.
Стайка случайных образов меня кружит
В метелях, давит на сердце грустью.
Ветхий старик у моря поймает счастье
В дырявый невод и не отпустит.
Верно, стерта память враньём.
Липнут тайны к рукам.
Завершая подъём, горло тянет аркан.
Кто здесь гарцует танго на лошадях
По паркетным залам? Ликует эхо!
Кто этот кабальеро, что держит страх
У себя в прислуге, на случай лиха?
Черный рояль в печали, его маэстро
Ушёл в запой, не закончив гамму.
Делая вид послушного седоку,
Ему конь копытами вырыл яму.
Где-то порвана цепь.
Выброшено звено.
Непослушная цель
Удирает в окно.
Что здесь удача значит для тех, кто ловит
Мышей капканами на медведя?
Мальчик! Уймись же, мальчик! Здесь город Нальчик,
Какие в Нальчике, к чёрту, лебеди!?
Ты посиди в сторонке, чини свой примус,
А если нету – вот тебе примус.
Более чем помочь тебе здесь не знают,
Такой вот здешний колор и привкус.
Ветки клонятся вниз,
Тропка тянется в бок,
Может, там парадиз?
Может, - тёмный острог.
Сон сердца не успокоил.
Стыл выпавший за ночь иней.
У облака над рекою
Я спрашивал твоё имя.
Кто крестил тебя там,
Где вода так горька,
Одевал твоё тело в снега?
Я жребий не угадаю
У камня на трёх дорогах.
Какая из них прямая
Вела к твоему порогу?
Мне искать тебя там,
Где печаль да беда
На дворе. Отворяй ворота.
Это родное, близкое
Бьёт то в нутро, то в темечко
Яркою искрой выстрела,
Сорванным криком девичьим,
Гулким шагом подкованным,
Смехом казённой сволочи,
Жизнью короткой, ломаной
Жизнью короткой, ломаной
Жизнью короткой, ломаной
Волчьей московской полночью.
Я заговор не раскрою,
Что шепчет листва на память.
Лети. Я тебя прикрою.
Нам вместе не страшно падать.
Буду ждать я тебя
От зари до зари,
Да упрямую верность хранить.
Суженая да ряженая,
Родина родниковая,
Правда твоя сермяжная
Спрятана да окована.
Скатятся звездопадами
Слёзы твои горячие,
По утру станут радугой...
По утру станут радугой...
По утру станут радугой...
Жаль, что глаза незрячие...
В моём стакане закат,
В моём портфеле портвейн,
В моей квартире капкан,
Я сам нигде и везде.
И с неба сыплет песок,
А я открою кингстон,
Уйду под воду.
В два счёта достаю до дна,
А вот обратно не хватает кислорода.
В дверном проёме ищу
На ощупь путь ко врачу.
Он говорит, мол, здоров,
А я совсем не шучу,
Я точно знаю что Бес
С коробкой полной чудес
Со мною рядом.
Он не отпустит меня
Пока я жив и дышу,
Пока я что-то пишу,
Пока ему не скажу –
Заводи свою шарманку,
Полетим с тобою в небо.
И от самого заката
В облака закинем невод,
И в тот невод попадётся
Чудо-Юдо-Рыба-Солнце
А ты приходишь ко мне
Тёмной фигурой в окне,
И мы с тобой до зари
Воюем на простыне,
Поскольку время в цене
И каждый миг словно крик
Души сердечной.
Ты мне как лекарь-целитель,
Как Супер-Святой,
И ты мне скажешь: “Ступай!”
И я пойду за тобой,
И мы
Заведём свою шарманку,
Полетим с тобою в небо
И от самого заката
В облака закинем невод,
И в тот невод попадётся
Чудо-Юдо-Рыба-Солнце.
Размалевана весной в зеленый цвет земля остывшая.
Пахнет пашня прелым стеблем, скрыта белыми туманами.
Собери мне узелок в дорогу дальнюю, милая.
Обними, прости, прощай, не поминай меня лихом
В смутное время, в пьяные ночи, в летние ливни.
Ночь станет белой, время мне прочит,
Что будет ближе точка на утреннем склоне,
Там, где Боги играют в прятки.
Я смотрю из-под ладони, а так хотелось уйти без оглядки,
Строить всему вопреки поднебесные замки.
Занавешено окно, за шторой в белой рамке солнышко.
Закатали под асфальт едва пробившееся зернышко.
Эх, сердечко, не шали, ну что ты, глупое, трепещешься.
Кровь течет или вино – какая разница, все – плещется.
Снова съедено словом то, что нужно делать руками,
Чьи-то ловкие пальцы аккуратно все поменяли.
Счастья захочешь – все купишь на медные сольдо.
Слезы счастливых высохнут каменной солью.
Ну-ка, узкие плечи в лямку.
Ноги – в песок по колено.
Точка опоры – вера.
Сил да любви – не жалко.
В белое облако волоком втащим Первопрестольную.
Только боюсь, что опять помешает застолье нам.
Год прошёл поворот.
На излете июль.
Набивается в рот
Тополиная тюль.
Ты пустила в расход
Мою душу, и вот
Прострочил “занято”
Телефон-пулемёт.
У тебя на сердце есть кнопочка “Off”.
Это на случай, когда отношения сказываются на службе.
Можно использовать также как переключатель двух слов,
На простейшем примере “любовь – тире – дружба.”
Главное же -
Не сметь смотреть в глаза,
Не сметь дышать в унисон,
Задать вопрос: ”А кто он?”
Сказать с прононсом: “Гарсон”.
И сделать ручкой “бай-бай”,
Купить помаду для губ.
Ну что? Я правду сказал?
Надеюсь, я не был груб.
И год пройдёт поворот,
И будет новый чудак.
Он сам себя подведёт
Под самый крупный наждак.
И ты сотрёшь в порошок
Его почти что шутя.
Но всё и так хорошо.
Он даже счастлив любя.
А мне так проще принять глобальное потепление.
Господь с ней, с туманной Англией, Он сохранит Королеву.
Прочие же будут грести на лодках и шлюпках в открытое море.
Главное же, чтобы не было обледенения.
Ты не спеши выправить всё
Так, как должно
Быть в романах, забудь про сюжет.
Выросло вширь, и норовит лезть на рожон
Наше вечное глупое “нет”.
Не запереть сердце в тисках,
не заглушить
Его стук внешней скупостью фраз.
Не подчинить, не обуздать,
Не подкупить, не запугать словом “приказ”.
Нам не перекричать тишину,
Ту, что вырастает внутри,
Стоит лишь застыть одному
Между берегов, посреди
Речки, уносящей друзей,
Близких и любимых от нас
С ворохом пустых новостей,
Дел, уже не важных сейчас.
Выкроит ножницами на груди пару заплат
Равнодушие – искусный хирург.
Анестезией прольются дожди в стенах палат,
Где лежат наши души и ждут
Хотя бы чуть слышного встречного трепета со стороны.
И кто-то свершает, и любит, и верит,
Но чаще – не мы.
Ты подойди ближе к огню,
Вспыхнешь, как трут.
Станешь теплой золой на руках.
Ночь с колокольни уронит зарю
В дар сентябрю,
И повиснет на ржавых цепях
Месяц, сорвавшийся в белое облако
Из темноты.
Здравствуй. Садись рядом со мной.
Будем “на ты”.
Так просто, ничего не спросив,
Посмотреть в чужое лицо,
Прыгнуть в глаз бездонную синь,
Прыгнуть - и не дернуть кольцо...
Как серебром вышивают шёлк -
Тонкими нитями на окне белый лёд.
И в тишине слышен долгий вздох -
Женщина на крыльце молча ждёт,
Нежной ладонью прикрыв глаза...
Режет их точный удар луча.
Чувствую нервную дрожь плеча,
Слышу, срывается шёпот с губ:”Жду тебя...”
Ave Maria
Тихо уложит дитя в кровать,
Одеялом укроет теплей -
Спи, родной.
Восемнадцатилетняя мать
На фотографию смотрит и верит,
Что он живой.
И под бровями зрачки заблестят,
Скатятся каплей и зазвенят,
В горле комок отойдет назад,
Горькою песней прольется слово:
ВОЗВРАЩАЙСЯ
Ave Maria
И среди ночи очнувшись от сна,
Зная о том, что пришла беда, вскрикнет.
Там далеко, где идёт война,
Кто-то споткнется и руки вверх вскинет.
Алым в снегу расплывется пятно,
И на колени она упадёт.
Ave.
Милая, ты мне верни его,
Ведь неужели тебе стольких жизней мало?
Ave Maria