Сорвалась дворняга с цепи
И сбежала вслед за луной
По неярким бликам талой воды.
И далекий крик торопил
Догонять последний конвой,
Уходящий в ночь Полярной звезды.
Отыскав надёжный приют,
Покидаешь, не сохранив,
Оставляя четкий след на песке.
Аккуратно дело зашьют
И сдадут в казённый архив,
Всё отметят - чем был занят, и с кем.
Пляшут воронами на проводах
Ноты несыгранных пьес.
Искры росы на сосновых стволах.
Радуга наперевес
В мягких ветвях - ладонях,
Капли дождя уронит
Синее облако с юга.
Размышления под колпаком,
Созерцание горьких плодов,
Был разбег неплох - объявлен фальстарт.
Шепоток за ближним углом,
Снисхождения скользкий покров
И шальной надеждой бронь на плацкарт.
Через хрип торжественных труб,
За предел Великой Стены,
Погасив досрочно все векселя -
За теплом обветренных губ,
К морю бывшей моей страны,
К тем, кто ждёт на берегу корабля.
Кто-то желал мне добра на ветру -
Всё разнесло по полям,
Те, кто хотел быть поближе к огню,
Ходят теперь по углям...
Пляшут воронами на проводах
Ноты несыгранных пьес.
Искры росы на сосновых стволах.
Радуга наперевес
В мягких ветвях - ладонях,
Капли дождя уронит
Синее облако с юга.
Мне не дождаться ветра на берегу,
Не наполнить парус своим упрямством.
Я напишу желание на снегу,
А потом раскаюсь в непостоянстве.
Стайка случайных образов меня кружит
В метелях, давит на сердце грустью.
Ветхий старик у моря поймает счастье
В дырявый невод и не отпустит.
Верно, стерта память враньём.
Липнут тайны к рукам.
Завершая подъём, горло тянет аркан.
Кто здесь гарцует танго на лошадях
По паркетным залам? Ликует эхо!
Кто этот кабальеро, что держит страх
У себя в прислуге, на случай лиха?
Черный рояль в печали, его маэстро
Ушёл в запой, не закончив гамму.
Делая вид послушного седоку,
Ему конь копытами вырыл яму.
Где-то порвана цепь.
Выброшено звено.
Непослушная цель
Удирает в окно.
Что здесь удача значит для тех, кто ловит
Мышей капканами на медведя?
Мальчик! Уймись же, мальчик! Здесь город Нальчик,
Какие в Нальчике, к чёрту, лебеди!?
Ты посиди в сторонке, чини свой примус,
А если нету - вот тебе примус.
Более чем помочь тебе здесь не знают,
Такой вот здешний колор и привкус.
Ветки клонятся вниз,
Тропка тянется в бок,
Может, там парадиз?
Может, - тёмный острог.
До твоей глухомани семь верст киселя.
И мой личный синоптик сегодня раскис,
Пробираюсь к тебе, словно Вор в заповедную зону.
И, негромко дыша, кто-то сзади спешит,
Может, тень, может, враг, что все время молчит.
Я, наверно, дурак, что терплю его рядом с собою.
Я забросил работу на пыльный чердак.
Я оставил записку: "Идите все к черту."
И капризный февраль мой морозит кулак,
Что сжимает в перчатке последний пятак,
Греет душу в кармане пальто
Карта междугородки.
Я, на время укрывшись в гремящем тепле тамбуров,
Ожидаю с тревогой сюрприза распахнутой двери.
А там снаружи лед, ветер в морду бьет,
Градом заклюет, как стая ворон.
На платформе снег,
Безликий километр,
Номер из нескольких цифр.
Перейти на бег,
Скрыться под навес,
Расписание - шифр сплошных отмен.
Эхом перемен в грохоте цистерн грузовой мимо.
Прямо по тропе, мимо двух домов,
Вот колодец с журавлем.
Загляну туда, может, блестит вода?
Может, кто прячется в нем?
Я не знаю, кто он, каков собой.
Знаю, что выдуманный.
Эх, хорошо стоять,
Свечкой догорать,
В полночь глотать из ведра
Отражение Луны.
А с утра к тебе,
Наплевав на все,
Сунув взятку совести,
До подъезда вскачь,
Нагло постучать,
Хоть и рано в гости.
Только ты не бойся.
Все хорошо,
Пусть твоя голова не болит.
Через много лет
Мой душеприказчик на небе
Все тебе объяснит.
Открываешь дверь, а за дверью - снег...
Мой друг характером не вышел в подпевалы полководцам времён.
Он потерялся в поколениях и не знает слишком многих имён.
Он положил немало лет на продвижение культуры вперёд.
Он знает то, что сдохнет раньше, ну а дело никогда не умрёт.
Он позабыл, что значит "жить", он в своем доме, как солдат на войне.
Он был художник, а теперь - слепой придаток своей мудрой жене.
Она в нём видит лишь очередной источник всевозможнейших благ.
Он глушит пиво каждый вечер от того, что его любят так...
Гори-гори ясно,
Видишь, это просто,
Всё как на ладони -
Чёрно-белый свет.
Гори-гори ясно,
Чтобы не погасло,
Может кто-то близкий
Будет обогрет.
Ты растопи свой керогаз, раскочегарь по-полной, жми до конца.
Дави на кнопки, режь болванки, дергай струны, покоряй небеса.
Ты выводи свой драндулет, надевай макинтош,
Теперь нас просто не возьмешь за "здорово живешь",
Руби свой старый рок-н-ролл, а я уже почти допел до конца.
Гори, гори ясно,
Видишь, это просто,
Всё как на ладони -
Чёрно-белый свет.
Гори-гори ясно,
Чтобы не погасло,
Бог тебя не выдаст,
А жена не съест...
За моей спиной чужая ноша
Сдавливает грудь, сгибает плечи.
Путь колючим снегом запорошен.
Не сберечься.
За семью замками моё счастье,
За семью морями край мой дальний.
Вдоль дороги душу рвёт на части
Звон кандальный.
Моя любушка гостей приветит,
Позовёт к столу, проводит к дому.
Да постель супружнюю застелет
Жаль, другому.
Жаль, другому...
Где вы, мои лодьи расписные?
Где вы, заповедные озёра?
В чистом поле сеют люди злые
Горя зёрна.
Горя зёрна.
Кто прогонит вьюгу за пороги?
С берегов сметёт гнилые листья?
Кто войдёт в рек мутные потоки,
Выйдет чистым?
За моей спиной чужая ноша
Не даёт подняться, гнёт колени
Старый пёс скулит, у двери брошен,
Серой тенью.
Померкнул свет,
Потух очаг,
Король сложил главу на подступах к столице.
Событий нет
Иных, чем бед.
Несут гонцы лихое эхо от границы.
В порту галдёж,
Пакуют груз,
Дают полцарства за скамейку на триере.
Кругом грабёж,
Надежда - ложь,
И нам придётся оставаться на премьере.
И мы танцуем в тронном зале среди брошенных на произвол реликвий.
Со стен глядят на нас растерянно портретов обесцвеченные лики.
Когда падёт могучий Рим и первый варвар въедет в оперный театр
Верхом на бронзовом коне, тут станет ясно кто плебей, а кто - сенатор.
Прощальный бал,
Балкон в цветах,
Горят предместья, фейерверк оплачен кровью.
Развеет галл
Сомнения в прах,
Махнет старуха смерть косой у изголовья.
Кому - трофей,
Кому - триумф,
Кому кинжал врага по рукоятку в горло.
Кого кормить мышей
Отправят в трюм,
Не удивит галерный раб манерой лорда.
И если вынесет нас щепками потоком неизбежных потрясений,
Изрядно вымотав в пути, на опустевший и угрюмый плёс осенний,
Мы сядем греться у костра, и наблюдать, как умирает с каждым годом
Держава, сломленная собственным великим, но юродивым народом.
Пуста казна,
Меч затуплён,
Нам не узнать похвальной участи героев.
Мы пьём до дна
Позор племён,
Теряя Веру и Язык, и выход к морю.
Мы танцевали в тронном зале, упиваясь обретённою свободой,
А ветер гнал наперекор течению мутные изменчивые воды,
Шагать на глиняных ногах, летать на сломанных крылах - премудрость древних.
Прости, покинутая мать, прости, поруганная мать сынов неверных...
P.S.
И те, кто знал, и все, кто мог, шагнули молча за порог - и в Зазеркалье.
И тех, кто пел о тех, кто смел, глушил на каждом перекрёстке лай шакалий.
Когда оттают ледники, нас раскопают лыжники в мохнатых шапках,
И будут долго изучать, но не сломается печать молчания... жалко...
А ты жила на краю,
А я - за краем краев,
Но в нашем тесном раю
Мы не встречали богов.
И была в этом грусть,
И был прост мой стих,
А мы с тобой играли блюз,
Конечно - блюз на двоих.
Блюз на двоих, блюз на двоих, блюз на двоих...
Мы не нашли попутный бриз
В колючей розе ветров.
Нам станцевала стриптиз
Хозяйка здешних лесов
Злодейка-осень, раскидав свое белье по углам,
Здесь лето кажется нелепым,
Здесь ликует зима.
А ты мечтала стать распятьем,
Я хотел быть распят,
Но мы забыли об одном -
Никто из нас не был свят.
И ты дрожала каждый раз
При приближении грозы,
Я балансировал на грани
Наступления крейзы.
Пусть катится к черту грусть,
Окажется штормом бриз,
А мы с тобой сыграем блюз,
Конечно блюз на двоих.
Блюз на двоих, блюз на двоих, блюз на двоих...
И я открою козырей,
Ты мне протянешь карт-бланш.
Но в это странной игре
Видна какая-то фальшь,
Но я не стал искать смысл
В искаженных словах -
Пусть Черный Демон Рубит Рок
С Приставкой Ролл На Устах.
Оркестр -туш!
Маэстро - марш!
Пусть отдыхает Мендельсон,
А я достану из кармана
Именной саксофон,
А я сыграю свое соло
В тональности "соль",
На запертых воротах рая поменяю пароль.
Пусть катится к черту грусть,
Пусть кажется штормом бриз,
А мы с тобой сыграем блюз,
Конечно блюз на двоих.
Блюз на двоих, блюз на двоих, блюз на двоих...
Торшер трещит по швам,
Накал в 120 Ватт,
На кухне стыд и срам,
Будильник бьет в набат.
Я голый, но в очках
По комнате хожу.
Ко мне пришел Аллах,
Я слов не нахожу.
Кричит петух: "Банзай,"
И ты кричишь: "Ура."
Мы завтра едем в рай.
Нам к доктору пора.
Я бы спел тебе, если бы ты смогла подыграть.
Я бы спел тебе, а потом потащил на кровать.
Но этот сценарий слишком читаем
В твоих глазах, как у голодного пса -
Это ПОПСА.
А ты решаешь задачи, запутанные, как кроссворд.
Среди своих ты тянешь на гения, а я - идиот.
И ты знаешь кто, с кем, почему и когда,
У какого козла какая коза,
Но со мной на камень нашла коса -
Это ПОПСА.
А у меня руки - грабли и ноги мои - костыли.
А я взъерошен как морж, выплывающий из полыньи.
Для тебя не понятна моя хитрая рожа,
Но я все же реален, хоть и невозможен,
Я все твои уловки свожу на прикол -
Я твой злой Rock"n"roll .
А я бы мог жить для дела, а может быть, для страны.
Но все вокруг на груди рвут тельняшки, только рвутся трусы.
И хоть темы сменились с мажора на стоны,
Я чувствую казенные граммофоны,
Их лучший оратор читает с листа,
Мы знаем - это ПОПСА.
Мы вышли на непройденный рубеж.
Забрезжила рассветная тоска.
И солнце красит небо в светлый беж,
Растапливая льдинки на висках.
Мы держим курс на дальний Лангедок.
Прогноз на завтра нагоняет жуть.
Держась за отшлифованный флагшток,
Незрячий штурман выбирает путь.
Под черным гюйсом белая лaдья.
Виновники спокойствия - за борт!
Нок-реи развеселая петля
Танцует свой затейливый фокстрот.
Потерян пеленг, сломан в хлам секстант.
Ориентир в пурге не разглядеть,
Небритый и подвыпивший сержант
Баюкает в стволе чужую смерть.
Тебе я часовой на полчаса,
Пока в горниле сердце не сгорит.
Я не сумею опустить глаза.
Рассудок так значительно молчит.
Возьми меня с собой, не важно как.
Ты мастерица бегать по волнам.
Пусть с ветром ледяной в лицо наждак.
Я напишу симфонию ветрам.
Мы вышли на непройденный рубеж.
Трепещет стяг на древке, стынет кровь.
И солнце красит небо в светлый беж,
Срывая с темноты слепой покров.
Завлекла меня стройная ива
На песчаный обрывистый берег,
Где русалочий смех манит в тёмные омуты.
Опьянило меня пение иволги
И с рассвета держало до сумерек,
С опалённой воды поднимался прозрачный дым.
Так и уйдёт стрела
С выстрелом в неба синь,
Скатертью ляжет путь в тридевятые дали мне.
Милая не ждала.
А я ведь и не просил...
Ой, да не расцвела ветка первою зеленью.
Милая не ждала.
Так я ведь и не просил...
Память не сберегла,
Верно, молодо - зелено.
Ворожила мне осень туманом,
Укрывала печаль желтым пледом,
Всё ловила сетями дорожной распутицы.
Удержать попыталась обманом,
Обернулась на миг бабьим летом,
Притворялась моею лукавою спутницей.
Тянется на восток
Тропка замшелых вех,
Не разглядеть её в утреннем сером мареве.
Знаешь, здесь между строк
Тяжесть усталых век.
Я заберу с собой ту любовь, что подарена.
В серебре января
С ветром сломанных верб
Весточкой долетит голос твой из далекого.
Снова сожжёт заря
Месяца тонкий серп,
Не вспоминай меня, иволга синеокая...
Не вспоминай меня, иволга синеокая...
Может, всё переменится.
Предсказание не сбудется,
Что накаркали вороны
В упоении мудростью.
Что пророчили, глупые,
В предвкушении счастья.
Не дождались. Порвали
Всё зубами на части.
Бредит Каин раскаяньем.
Бьет поклоны с усердием.
А сердечко не тает всё,
Просят горлышки лезвия!
Быть так хочется беленьким,
Но крючок первородного
Всё торчит из-под тельника,
Не пускает из чёрного.
Крутится карусель,
Веди оборотам счет.
В головах - пьяный хмель.
Заклеймено плечо
чёртом.
Ты подайся в изгнанники.
Назовись, хоть крамольником.
Но наружу изнанками
Правду вытащат голую
Твёрдолобые мальчики
С жерновами под скулами,
С золотыми печатками
И чернёными дулами.
Поищи утешения
У любимой под крылышком.
Только что-то тут низко так.
Вязнут крылышки в глинышке.
Круглолицые девочки
С мотыльками-ресничками
Заграничной клубнички всем
Поднесут за наличные.
Крутится карусель,
Веди оборотам счет.
В головах - пьяный хмель.
Заклеймено плечо
чёртом.
Здесь вопросы все - лишние.
Здесь едва ли тебя поймут.
Правят тут люди пришлые,
Только кто им дал в руки кнут?
И какое признание
Даст нам спящая Родина?
Кем окажутся каины?
Станут чем эти годы ей?
Крутится карусель...
Крутится карусель...
Крутится...
Стояла девка босиком в одном исподнем.
Лицо рябое, да фигурка неказиста.
Дышала грудью тяжело, а исподлобья
Глаза горели, как оранжевые листья
Осени-мачехи.
С чего тебе причитать?
С какой же такой тоски?
Заполошная, брось,
Не седы твои виски еще.
Как проходили мимо и смеялись молодцы.
На вид пригожие, все мастера на выдумки.
А каждый взгляд ей, как булавкой, в сердце колется,
Поскольку видит, скрыто что за теми ликами.
И каждое слово ей
Как в грудь вбитый клинышек.
Каленое олово
На рученьки-крылышки.
Почернела на ветру лицом, расплакалась.
С каждым путником ссыхаясь, словно веточка,
И упала на колени, будто каялась,
Что такою показалась людям-деточкам.
И на рассвете, разломав горбушку хлеба,
В рукав засыпала запекшиеся крошки.
Рукой взмахнула - и взлетела стая в небо,
Лишь пух лебяжий падал белою порошей.
- Вы летите в ночку звездную,
За потерянными веснами,
Да засейте землю зернами -
Золотистыми колосьями,
Ты, слезиночка упавшая,
Обернись соленой реченькой.
Эх... ищи красу пропавшую
В синих струях быстротечных...
Мы дети, согретые пеплом сгоревшего дома.
Мы ищем покой в отголосках чужих колыбельных.
И видим во снах, приходящих к нам снова и снова,
Как алым горят купола парусов корабельных.
Мы ждём каждый день никогда не написанных писем.
Мы прячем в блокноты свою наболевшую горечь.
А счастье висит на лозе виноградною кистью,
Как жаль, что о крае таком не написана повесть.
Там шепчутся за спиной
Стебли живой травы,
Там говорят ветра.
Ты, будучи не со мной
Всё же опять права.
- Где, скажешь тоже ещё,
Видел ты это сам?
- Я верю, что это так.
Все прожитое - не в счёт.
Делаю первый шаг.
Мы выросли враз, осознав горечь слёз материнских.
И наши грехи - это их загрубевшие руки.
Мы часто прощали чужих, не щадя самых близких,
А радость дарили скупясь после долгой разлуки.
Финальный отсчёт перед стартом, проверены стропы.
На вшивость удача проверена неоднократно.
Сжигаю планшет - в картах тех только старые тропы,
Надеюсь, из наших никто не вернётся обратно.
/В надежде, что больше никто не вернется обратно./
А там шепчутся за спиной
Стебли живой травы,
Там говорят ветра.
Там, вся в расписных коврах,
Пухом лежит земля.
-Где, скажешь тоже ещё,
Видел такую ты,
Слышал ли о другой?
- Всё нажитое не в счёт.
Делаю шаг второй.
Мы с криком на бреющем кружим, как два альбатроса,
В надежде увидеть сигналы огней поисковых.
И берег давно уже стал темно-серой полоской,
Последний пролив будет скоро морозами скован.
Здесь выход один - это путь на дрейфующей льдине.
Мой план обречён, но я помню, зачем я рискую.
Я верный сторонник простых неизогнутых линий.
Держись за плечо, я уже выхожу на прямую.
Туда, где шепчутся за спиной
Стебли живой травы,
И там говорят ветра.
Туда, где за резной кормой
Фрегата бурлит вода.
- Кто, молвишь тоже ещё,
Это тебе сказал?
- Я знаю, что это так.
Всё прожитое не в счёт.
За нами последний шаг.
Как поднимешь голову -
Небо в прорехах.
Благодать проливается попусту...
Все мимо, да мимо,
Все что-то мимо да мимо нас,
Верно, корм не в каурого,
Видно, рылом не вышли мы,
Где уж нам тут тягаться с всевышними.
По сукам все сидят сычи,
А чуть что, сразу спустят сук,
По следам незаметенным,
К окнам нашим, к окнам темным,
Ты не сиди, не молчи.
Припев:
Бьется горлица крыльями о стекло.
Посмотри, с неба ливнями потекло
Серебро - подставляй, да горстями бери сколько хочешь.
А взамен начищенный меди пятак
Брось повыше, небось долетит кое-как
И, застряв между звезд, чуть качнувшись, застынет Луною.
Ты напои коней досыта,
Водицей чистой колодезной,
Напои волка допьяна
Своей кровушкой теплой,
Пусти по следу вперед себя,
Обернись серым кречетом,
Обходи кривдой меченых.
Заиграют зарницы по капищам,
Зашевелится нечисть по лежбищам,
И на горочку с горки покатится
Наливное да спелое яблочко.
Припев.
Помутнеет водица на Нерли-реке,
И пойду я гулять по траве-мураве,
И у белого камня найду свой потерянный берег,
Забьется горлица крыльями о стекло
Посмотри, с неба ливнями потекло
Серебро - подставляй, да горстями бери сколько хочешь.
И взамен начищенный меди пятак
Брось повыше, небось долетит кое-как
И, застряв между звезд, чуть коснувшись, застынет Луною...
Если ты не вернёшься
Из города "A" в город "Б"
По трамвайным путям
В свой назначенный срок -
Буду ждать до шестого гудка,
Соберу саквояж
И спущусь по трубе,
Прихватив папирос и огня,
И шагну за порог
Сквозь блокадную мглу бытия.
По пустым мостовым,
По фонарным столбам,
Так легко не прийти никуда.
Но я - монтёр,
Я смогу разобраться,
Куда приведут провода...
В белокаменных клетях
Холодных дворцов
Скрип несмазанных петель дверей,
Лабиринт отражений зеркал,
Сладкий плен тупиков.
Вулканический пепел
Восточных ковров
В будуарах гламурных блядей
И щенячий оскал венценосных
Придворных зверей.
Через ржавую пыль,
Через груды песка
Прорастает трава-лебеда.
Но я - монтёр.
И предвижу, из крана
Прольётся живая вода.
Если мне суждено не упасть на краю,
Мы вдвоём посидим у окна.
Безотказной защитой от сна станет стылый сквозняк.
Обжигающий чай второпях до утра,
Тайна Дна как дешёвый пустяк.
Метроном тишины в ожидании Первого Дня.
В трескотне фонограмм,
В мутном гуле помех
Хриплый лай заказных зазывал.
Я - Монтёр.
Я способен наладить надёжный частотный канал.
Если я не вернусь
Из города "Б" в город "А"
По трамвайным путям
В мой назначенный срок -
Подожди до шестого гудка,
Собери саквояж
И спустись с этажа,
Не забудь папирос и огня
И шагни за порог
Сквозь блокадную мглу бытия.
Пусть поможет тебе,
Кто сидит на трубе
И вдыхает волшебный кальян,
Разжигая костёр
В золоте сентября,
Он - монтер, но искусней, чем я...