Что ли приутихли кличи боевые
В нашем недоношенном краю.
Мимо пронеслись ветры грозовые.
Спи мой ангел, баюшки-баю.
Смури развели гусляры-размыки
Пыльным ладом, да дурной божбой.
Запаршивели парни-горемыки,
Подавились новою волной.
Признанный герой тотального гопстопа,
Мается под мраморной плитой.
Бродит по Европе призрак незакопа.
Толи еще будет, ой-ой-ой.
Нападет несгибень, животу засада.
Перекати поле, сей бурьян.
Буйны головы из вольного посада,
Лупят на троих один баян.
Красные порты, синие рубахи,
Белые погоны да картуз.
Вице-мастера публичной колыбахи.
Каждый про себя козырный туз.
Встань передо мной как лист перед травой,
И пойдет-поедет чехарда.
Я здесь основной непризнанный герой.
Ой гори-гори моя звезда.
Кому струги выводить
На большую воду?
Кого станем мы рядить
Главным воеводой?
Выходи-ка в тесный круг,
Смеримся силой.
Что ж ты приуныл, мой друг?
Опустился, милый.
Не хотел шить золотом,
Теперь бей камни молотом.
А раз подвизался петь,
Учись уметь, дружок, терпеть.
Растаяло комом снежным
Оттепелью февральской
Убаюкало летом пыльным
Разбежалось в серых глазах
Только чудо бы не кончалось
Пусть дождаться я не сумею.
Пусть отнимется все, что было.
Только было б глядеть куда.
Ах, я не верил в судьбу-гуляку
Я не знал, что будет так больно.
Сном шальным прошла стороною,
А проснуться я так и не смог.
Краем глаза успел увидеть
Краем уха успел поверить
Лицом до боли знакомым
Нагляделся на жизнь вперед.
Что теперь неурядицы-злюки
На коленях востоку молиться
Из колодца лесного напиться
И уйти, не оставить следа.
Айда, айда засадная орда.
Гурьбой на штурм убыточной державы.
Урежем марш вождей казны дырявой.
Отправим в подпол бронепоезда.
Нас заключат в засученный патруль.
Мы загнобим любых инаковерцев.
И гексагеном вскроем в небе дверцу.
И что теперь нам тормоза и руль.
И что теперь нам Билл или Борис,
И не у дел ваш сейф, делит и контрол.
Штыком коли, прикладом бей по контре.
И вставим танец с саблями на бис.
Вдоль-поперек по преданным горам
Снуют лихие всадники Мордора.
Опухла от запоя жмурконтора,
Благословляя сточенный ислам.
А ты глядишь в подзорный телескоп
На гроздья звезд в немом осеннем небе.
И вспоминаешь о стихах и хлебе,
Покуда ночь и спит сырой окоп.
А ты глядишь в стеклянную трубу,
И ждешь приход эпохи Водолея.
И Водолей грядет с ведром елея,
С кровавым полумесяцем во лбу.
Музыка кончилась. Я ухожу.
Последний аккорд и все - эта лавка закрыта
Музыка кончилась. И я не хочу
Быть здесь в тот день, когда треснет корыто.
Залатаны дыры, запаяна брешь
Но, сколь не лей в говно сироп - все то же говно, только больше
Вот кто-то еще сменил свой падеж -
Из творительных в винительный, но кто знает, что проще?
Но не вьют гнезд на чужбине перелетные птицы.
И не каждый день обращают воду в вино.
А здесь новое время назначает новые лица.
Зато теперь я знаю, зачем мы уходим на дно.
Музыка кончилась. Кончился век.
Накрылся медным тазом, пролетел фанерой над Парижем.
Сегодня был дождь, завтра выпадет снег,
Только музыки нет, я ее больше не слышу.
Круг замыкается. Близок закат.
И я выпью все до дна, и отвечу за каждое слово.
Музыка кончилась. Кто виноват?
Что делать, так было и будет снова и снова.
Но не вьют гнезд на чужбине перелетные птицы.
И не каждый день обращают воду в вино.
А здесь новое время назначает новые лица.
Зато теперь я знаю, зачем мы уходим на дно.
Нити белые
В небе заводном
Заплелись клубком.
Взгляды смелые.
Видно об одном
Просьбы шепотом
Танцы хваткие
Пальцев в переплет.
Удивленный рот
Стоны сладкие.
Вот-вот и сойдет
Ветхий синий лед.
Искры быстрые
Встречных маяков
Райских берегов
Струи чистые
Теплых родников.
Мед и молоко.
Растворилась твердь.
Вянут медленно
Гроздья спелые.
Маленькая смерть.
Что ж вы сделали
Нити белые.
Возвращенья грусть:
Шелкова трава
Неба синева
Утомленный пульс
Ясные слова
Чистая глава
Раны прежние,
Беспокойный след
Сроком в сотни лет
Руки нежные отведут тех бед
Ледяной привет.
А провода, гудят провода
Высоковольтные, да телефонные
А города, глядят города
Своими окнами в небо бездонное
Глядят и думают: выхода нет
Коммуникации все соки выпили
Скорей продайте нам обратный билет
Цивилизация на грани гибели.
Ах, какие все глупости,
Но люди всегда лишь люди.
Им бы только себя спасти,
Но нас здесь уже не будет.
Система пашет и компьютер не врет
Летают спутники в далеком космосе
Парнишка Гейтс ловко сети плетет
И поздно рыпаться, ведь мы попались все.
Но кто-то снова орет: "Туши свет!
Взрывайте станции! Рубите кабели!
Из этой задницы выхода нет
Ах, обманули нас, ах, нас ограбили!"
Ах, какие все глупости,
Но люди всегда лишь люди.
Им бы только себя спасти,
Но нас здесь уже не будет.
А мы уйдем и нас не найти
И не по пейджерам, и не по сотовым
Всегда найдутся обходные пути
И ни к чему стремать большими пулеметами
Лишь поднажми и будет бить через край
Давай еще, и паутину смоет враз вода
Ах, я забыл, здесь же другая мораль:
Всем очень выгодно, когда нет выхода.
Ах, какие все глупости,
Но люди всегда лишь люди.
Им бы только себя спасти,
Но нас здесь уже не будет.
Далекий город Петербург.
Далекий остров Крым.
Я прочно вжился в этот круг,
И что мне делать с ним?
Но там не светит, здесь облом
В который раз подряд.
От мака дурь, колеса в лом,
И вместо песен - мат.
От дыма голос погрубел.
От водки крышу рвет.
Тупой бездумный беспредел.
Подбитый самолет.
Но сколько можно так лететь,
Все вниз да во всю прыть.
Я так хотел учиться петь,
А научился пить.
Но я снова вернусь туда,
Там, где словом брали города.
Там, где верой полны сердца,
А если пели, то пели до конца.
Я был теленком, стал быком.
Вовсю растут рога.
Рванул бы лбом, враз, напролом,
Да шкура дорога.
А стоит раз о ней забыть,
И не минуешь плеть.
С волками жить - по волчьи выть,
Но стыд об этом петь.
Когда б не темная вода,
Мы все пошли б в разнос.
Кому любовь - в окне звезда,
Кому любовь - понос.
Здесь так неловко верить в жизнь,
Тем более играть.
И я шепчу себе: Держись,
Нам нечего терять.