|
|
(Феодосия, декабрь 1920) Отчего, встречаясь, бледнеют люди И не смеют друг другу глядеть в глаза? Отчего у девушек в белых повязках Восковые лица и круги у глаз? Отчего под вечер пустеет город? Для кого солдаты оцепляют путь? Зачем с таким лязгом распахивают ворота? Сегодня сколько? полтораста? сто? Куда их гонят вдоль чёрных улиц, Ослепших окон, глухих дверей? Как рвёт и крутит восточный ветер, И жжёт, и режет, и бьёт плетьми! Отчего за Чумной, по дороге к свалкам Брошен скомканный кружевной платок? Зачем уронен клочок бумаги? Перчатка, нательный крестик, чулок? Чьё имя написано карандашом на камне? Что нацарапано гвоздём на стене? Чей голос грубо оборвал команду? Почему так сразу стихли шаги? Что хлестнуло во мраке так резко и чётко? Что делали торопливо и молча потом? Зачем, уходя, затянули песню? Кто стонал так долго, а после стих? Чьё ухо вслушивалось в шорохи ночи? Кто бежал, оставляя кровавый след? Кто стучался и бился в ворота и ставни? Раскрылась ли чья-нибудь дверь перед ним? Отчего пред рассветом к исходу ночи Причитает ветер за Карантином: - "Носят вёдрами спелые грозды, Валят ягоды в глубокий ров. Аx, не грозды носят - юношей гонят К чёрному точилу, давят вино, Пулемётом дробят их кости и кольем Протыкают яму до самого дна. Уж до края полно давило кровью, Зачервленели терновник и полынь кругом. Прохватит морозом свежие грозды, Зажелтеет плоть, заиндевеют волоса". Кто у часовни Ильи-Пророка На рассвете плачет, закрывая лицо? Кого отгоняют прикладами солдаты: - "Не реви - собакам собачья смерть!" А она не уходит, а всё плачет и плачет И отвечает солдату, глядя в глаза: - "Разве я плачу о тех, кто умер? Плачу о тех, кому долго жить..." 18 июня 1921 Коктебель
Каждый день сначала набело живи
Как белый камень в глубине колодца, Лежит во мне одно воспоминанье. Я не могу и не хочу бороться: Оно - веселье и оно - страданье. Мне кажется, что тот, кто близко взглянет В мои глаза, его увидит сразу. Печальней и задумчивее станет Внимающего скорбному рассказу. Я ведаю, что боги превращали Людей в предметы, не убив сознанья, Чтоб вечно жили дивные печали. Ты превращён в моё воспоминанье. 5 июня 1916, Слепнево
Под холодной безоблачной высью, Облетая с ветвей по листку, Нашептали мне лёгкие листья Непонятную сердцу тоску. В золотых и оранжевых пятнах Спит меж голых ветвей тишина... А душа - и тоски непонятной, И какой-то тревоги полна. Я завидую тем, кто смеётся И не верит, что где-то сейчас Чьё-то сердце, как лист, оборвётся И, кружась, пролетит мимо нас...
Невыразимая печаль Открыла два огромных глаза, Цветочная проснулась ваза И выплеснула свой хрусталь. Вся комната напоена Истомой -- сладкое лекарство! Такое маленькое царство Так много поглотило сна. Немного красного вина, Немного солнечного мая - И, тоненький бисквит ломая, Тончайших пальцев белизна.
Приходит женщина из осени, Зимою, вдруг, из красной осени. По прошлогодним мертвым просекам Приходит женщина из осени. Всё у неё сейчас весеннее, Слова и сны, и грусть Есенина, И бесшабашная опавшая Любовь без грусти и спасения. Ну, что ей делать глупой маленькой В лесу в молчаньи, в мокрых валенках. Жалеть себя и ждать без демонов Любовь сухую и бездетную. Снег у неё - не будет весён. Любовь берет две пары весёл. А у того, кто вёсла бросил, Бессменна осень, злая осень. На просеках под снежным дождиком Ты ждешь звезду, жена художника. Звезду, что грохнется на крыши. Звезду, с которой ты задышишь. Ты плачешь. У тебя под осень В лесных глазах гуляют лоси. Но чтобы не болтали люди, Ты верь ему, он осень любит.
Быть может, я тебе не нужен, Ночь; из пучины мировой, Как раковина без жемчужин, Я выброшен на берег твой. Ты равнодушно волны пенишь И несговорчиво поешь; Но ты полюбишь, ты оценишь Ненужной раковины ложь. Ты на песок с ней рядом ляжешь, Оденешь ризою своей, Ты неразрывно с нею свяжешь Огромный колокол зыбей; И хрупкой раковины стены, - Как нежилого сердца дом, - Наполнишь шопотами пены, Туманом, ветром и дождем... 1911.
Стучат часы на этажерочки и сожаленья не прося
В январской полночи стерильной, В хоромах пышной тишины, И снегопад, и вальс старинный В одном ключе звучать должны. Зачем не жил светло и чисто, Как эта музыка велит? Когда б и выключил транзистор, Летящий снег ее продлит. Звучит разверзшаяся пропасть, Перед которой жизнь твоя - Всего лишь мелкая подробность Многообразья бытия. Но снег идет... И значит эта Благопристойность кутерьмы, Что мир возник из тьмы и света. Из света - больше, чем из тьмы.
В УГЛУ ДИВАНА
Но в камине дозвенели
Угольки.
За окошком догорели
Огоньки.
И на вьюжном море тонут
Корабли.
И над южным морем стонут
Журавли.
Верь мне, в этом мире солнца
Больше нет.
Верь лишь мне, ночное сердце,
Я - поэт!
Я какие хочешь сказки
Расскажу,
И какие хочешь маски
Приведу.
И пройдут любые тени
При огне,
Странных очерки видений
На стене.
И любой колени склонит
Пред тобой...
И любой цветок уронит
Голубой...
9 января 1907
Осенней ночью
Так листья шумят и падают,
словно дождь.
И светит луна, как иней,
совсем бела.
И ночь глубока, и только
собрался лечь.
Найдется ли кто смахнуть мне
с кровати пыль?|
|
|
Сайт "Художники" Доска об'явлений для музыкантов |