Серебристый лайнер в звездном небе
Тянет жизни нить меж "до" и "после"
В город, где давным-давно я не был,
К юности своей спешу я в гости.
Там всего лишь три недели - лето,
И семь месяцев трещат морозы.
Но, сердцами нашими согретый,
В тундре ты расцвел полярной розой.
А здесь в апреле
Метут метели,
По тундре белят
Снегов постель
Я из капели
На две недели
Сквозь параллели
К тебе летел.
Без фанфар, цветов и хлеба-соли
Встретишь ты Норильск блудного сына.
Только, закружишь свей пургою,
Радостно подталкивая в спину.
Пусть не комсомол, а кока-кола
Вдаль глядит с торцов многоэтажек.
Только жаль, вокруг четвертой школы
Ни домов, ни двориков нет наших.
Где Вы, мальчишки,
Витюхи, Мишки?
Уж двадцать с лишком
Минуло лет.
Дела-делишки.
Тот - крупный шишка.
Тот пишет книжки.
Иных уж нет
Жаль, была недолгой наша встреча.
Ждет меня обратная дорога.
Мы прощальные оставим речи.
Посидим и помолчим немного.
Под семидесятой широтою
Взмоет к небесам стальная птица.
Унося на юг меня с собою,
Где ночами только будет сниться...
Как здесь в апреле
Метут метели,
По тундре белят
Снегов постель
И в той постели
Природа дремлет
И ждет капели
Весенней трель.
Да здесь и в мае
Пурга седая
Метет, бывает
И день, и два.
Снега без края
Но точно знаю
Что прорастает
Под ним трава.
(2001-2006)
Нам всем уготованы разные судьбы,
И сравнивать их бесполезно и глупо:
Часы нашей жизни - в стеклянном сосуде
С песком, что отмерян нам щедро иль скупо.
Пока его много, мы неаккуратны:
Не видим, не чувствуем времени хода.
Струится песок, унося безвозвратно
Секунды, минуты, недели и годы.
Так жизнь и проходит, признает не всякий,
Что грусть только в книжках, увы, без причины...
Что будет потом, когда струйка иссякнет,
Свой бег завершая последней песчинкой?
Когда одряхлевшее тело устанет
Таскать на плечах торбу писаных мыслей.
Мы станем лучом сквозь прикрытые ставни
Седой паутиною на коромысле.
Мы станем молитвой, что выписал иней
Строкою на окнах едва различимой.
Нас будет носить по барханам пустыни,
А, может быть, скроет морская пучина.
Мы станем прибоем и криками чаек
Неясным сиянием лунного блюдца.
И ждать, и надеяться будем скучая,
Когда наши часики... перевернутся.
(5 декабря 2006)
День устал. Его сменив,
Ночь вступила во владенье
Миром трав, плакучих ив,
Человеческих селений.
Отпустила на покой
Красок яркую палитру,
Месяц тонкою дугой
Изогнув в улыбке хитрой.
Полосатый кот-баюн
Примостился у кроватки.
Лишь чуть-чуть коснулся струн,
Спрятав острые царапки.
Замурлыкал про царей,
О любви и о коварстве.
Что за тридевять морей
В тридесятом государстве
Есть молочная река,
Плеск волны дыханья тише,
Берега из киселька,
И из пряников домишко.
Он для взрослых слишком мал.
Ребятне же там хоромы...
Там и я когда-то спал
Безмятежной детской дремой...
Закрывай глаза скорей,
Ляг удобнее в кроватке,
И за тридевять морей
Унесет тебя сон сладкий...
(1 октября 2007)
Говоришь,
Что счастья кусок любой
Стоит, просто офигеть, как дорого.
Не малыш,
Мол, уж десяток лет какой,
Не хрен сказками кормить, как кашкой с творогом.
Типа шиш
Бабок ты найдешь, друг мой,
Бесполезный только разговор, ага?
Словно мышь,
Притаился страх немой,
Не забыть и не прогнать которого...
Это просто усталость
Серых будней, Андрюха.
Что святого-то осталось,
Если нет любви, кругом одна порнуха.
Если царствует наглость,
Если процветает показуха.
Если ум это слабость...
Видно, в наших головах разруха.
Знаешь сам:
Не тот друг настоящий,
Кто осанну всех громче тебе поет.
Им, козлам
За пару верст смердящим,
Ничего не стоит в спину нож воткнуть или в живот.
Ни на грамм
Совести, хоть завалящей,
Нет у них. Зато от самомненья - прет.
Это ж срам:
Жить, как учит, с...ка, 'ящик',
Все равно, что под помои подставлять свой рот.
Это просто усталость
и не больше, Андрюха.
Пацанам не пристало
Проклинать свою житуху.
Плакать и давить на жалость,
Одним словом: падать духом.
Пусть удача умчалась...
Верь, вернется, ведь она - не шлюха.
Слышь, братан,
По такому поводу
Ты зазря не парься особенно.
Как баран,
Новые ворота города
Не пробьешь башкой... или способен, а?
Брось стакан
И послушай доводы,
Принимать этот мир не озлобленно.
Рвать стоп-кран
На сороковом году
Надо ль всяким дуракам назло, блин, а?
Это просто усталость.
Болт ей в дышло, Андрюха!
Сколько там уже досталось
Ощущений всяких зрению и слуху.
Да, какая, к черту, старость?
Ну, малеха отрастили брюхо.
Только пригубили малость...
Утолить что б жажды жизни сухость.
(18 сентября 2007)
Когда фанфары отзвучат,
Когда в тиши умолкнут тосты...
Она коснется пусть плеча
И постоит так. Рядом. Просто.
И помолчит. К чему слова?
Их смысл размыт. Они невнятны.
Как рябь волны видна едва
На шелке моря чуть примятом.
Когда, все байки рассказав,
Домой поразбредутся гости,
Она поднимет пусть глаза
И улыбнется только. Просто.
В них вечность, словно краткий миг.
И каждый миг - целая вечность
И бархат ночи виден в них,
И отражается путь млечный.
Она сегодня далека,
Но встреча ждет. И в час разлуки
Пускай печаль будет легка,
Когда ты вспомнишь ее руки.
И головы ее наклон,
Глаза, вокруг - ресничек стая...
Когда бокалов стихнет звон,
И сигаретный дым растает.
(27 марта 2007)
Тихо дождик шумит за окошком.
Дремлет кошка, свернувшись у ног.
И опять тебе грустно немножко,
Что молчит телефонный звонок.
На вечерних пейзажей пастели
Смотришь ты сквозь оконную муть.
Дети выросли и разлетелись.
Не успела и глазом моргнуть.
И давно уже сказано: "С Богом".
И добавлено: "В добрый час".
С каждым шагом уводит дорога
Все дальше от детства нас.
Приглушенно бубнит телевизор
В расплескавшейся тишине.
Только капли стучат по карнизу,
Ритм сбивая часам на стене.
Мы теперь приезжаем нечасто
Да и письма не пишем почти.
И звонка бы хватило для счастья!
Так, без поводов или причин.
Поболтать о здоровье, погоде,
Про успехи любимых внучков,
Что грибы хороши в этом годе,
Что читать все трудней без очков...
Потихоньку сгущаются тени
Ели тлеют в камине дрова.
Наш семейный альбом на коленях
Перелистан не раз и не два.
Достывают на кухне пельмени,
Чай с малиной, пирог с курагой.
Вот еще один день рождения...
Уж не важно, по счету какой.
Пусть стемнело давно за окошком,
Прочь гони грусть-тревогу свою.
Ты прости, припозднился немножко...
Погоди чуток... Я позвоню...
(10 февраля 2008)
* немецкий пикирующий бомбардировщик Ю-87, прозваный солдатами "лаптежником" за характерный силуэт, придаваемый ему обтекателями неубирающихся шасси; атаковали цель как правило с полупереворота: над целью самолет переворачивался на спину и из этого положения по дуге входил в пике, во время пикирования включались специальные акустичесие сирены для дополнительного психологического воздействия...
Сыпет белыми хлопьями снег.
То спокойно ложится, то кружит.
Пряча ветки деревьев от стужи,
Начинает зима свой разбег.
На извивы льдом скованных рек,
На балконы домов и на крыши
Опускается тихо, неслышно
Этот мягкий искрящийся снег.
Снег ровняет странички дворов
В обрамлении многоэтажек
Укрывая все то, что не важно
Теплым пухом декабрьских ковров.
Мир в цвет белый без карандашей
Он раскрасит и без акварелей.
И от этого станет светлее
И спокойнее всем на душе.
Сыпет белыми хлопьями снег.
Послан небом он нам, как спасенье.
От хандры он поможет осенней,
Лучше водки, больниц и аптек.
Год минует, десяток иль век,
Но не сменит он предназначенья,
Наших душ огрубевших леченье,
Этот мягкий искрящийся снег.
Снег искусней иного врача,
Не читая банальных нотаций,
Словно с прошлым дает шанс расстаться
И все с чистой страницы начать.
Он упрячет любые следы
Успокоит сердечные раны
А поймаешь в ладонь - вот ведь странно:
Лишь замерзшие капли воды.
(18 декабря 2007)
Я сегодня - теплый дождь,
Чьи прозрачные потоки
Вам омоют нежно щеки,
И в груди утихнет дрожь.
Заструюсь по волосам
Свежей мятой и шафраном,
Утолю боль Вашей раны
Как неведомый бальзам.
Буду щекотать ладонь
И согреть сумею точно
В Вас души живой комочек,
Хоть и дождь, а не огонь.
До рассвета за окном
Буду шелестеть я стих Вам,
А под утро просто стихну
И растаю легким сном.
День вчерашний не вернешь.
Надо жить! И жить - по полной!
Ну а я? Меня запомнить,
Как весенний теплый дождь...
(26 апреля 2007)
