................."Не вечны времена монархий и царей,
..................но вечны имена Наташа и Андрей..."
Нам не встретиться заживо.
Сердце, - наглухо заперто, -
не резвее адажио..,
мы увидимся замертво.
Не отвечу, где именно,
очертания - смазаны,
но не втуне же имена
наши намертво связаны.
Ты - за западным полюсом,
я - у беса за поясом,
отойдем к ночи порознь,
а проснемся не порознь.
Не в гостинице "Винница",
не в "Долине гекзаметра",
не в надежде увидеться,
мы увидимся замертво.
Разукрашены сажево,
за щекою - двугривенный,
мы не встретимся заживо,
наш альков будет - глиняный.
Ты - за западным полюсом,
я - у беса за поясом,
отойдем к ночи порознь,
а проснемся не порознь.
Но пока тебе кружево
почивать - не ворочаться
позволяет, - и лучшего
мне не справить пророчества,
нам не выпадет встретиться.
Деревянного короба
далека несусветица,
далека... До нескорого...
мы не встретимся заживо ...
And the weather man says, something s on the move..."
"Буря утихнет к полдню,
зевесов цвет истлеет,
температур не помню,
но потеплеет.
Верите, нет, - проверьте:
дню быть белей известки,
а ввечеру на тверди
высыпят звезды."
Брось завирать, синоптик, здесь не бывало сроду
ясных и теплых будней, чистого неба.
И о колючих звездах разве что понаслышке
ведомо нам, любезный. Плутни - прогноз твой!
"Истинно говорю вам:
все распахните настежь,
вторить довольно ревом
реву ненастий!
К полдню напьется вдоволь
неги округа наша,
а ввечеру - раздолья
для променажа."
Скверно, синоптик, шутишь - "настежь сердца и окна!", -
ставни срослись, подобно братьям сиамским.
И никаких прогулок - вечная непогода
в чахлыя домоседы нас записала.
"Ветры уймутся, то бишь
крепко уснут к полудню,
дабы затем готовить
твердь к новолунью.
Впрочем, вопрос не в ветрах, -
в том он, что, очень кстати,
вечером в Малом "Федра" -
не опоздайте!"
Ах, театрал-синоптик, уж и вольно дразнить нас,
сам понимаешь, - бредни все это, бредни...
Сколь ни легки пролетки, сколь ни ретивы кони,
в срок не поспеть никак нам к действу Расина.
За то, что, слову вопреки,
ты не уберегла
от ночи день, в груди - игла,
а за окном - шаги.
Не исполинова плюсна
из чудо-буриме,
легко ступает по зиме
Лукойе, мастер сна.
Им подбираются слова
на заданный мотив,
о том, что нет ему пути в
твой терем, ты права.
О том, что всякая игра
закончена давно,
итог один: вокруг - черно,
в предсердии - игла.
Поземка воет и стучит
кедровым кулаком
по тиглю с липким молоком,
но тигель не звучит.
Ворчит зима, мол, что-то скис
Лукойе, мастер сна,
тебе же грусть его ясна -
утратил мастер смысл.
Отныне не по ночнику
рассыпчатая мгла,
а что до сердца - в нем игла,
но дрёма - начеку.
И лишь Лукойе, коренаст,
сварлив, как дюжий гном,
уснуть мешая, под окном
морозный топчет наст.
Мы не заметили Октября,
и ливни дом бичевали зря,
никто им не отворил окна.
Ни толка, даже ни толокна
с парнасских пашенок не добыв,
мы ворошим календарь, дабы
понять, что, головы серебря,
мы не заметили Октября.
Напрасно целится буремер
стрелою в "ЯСНО", - он буриме, -
штормит на воле и дело - швах!
Аншлаг распутицы - твой аншлаг,
и сердцу слабому из пяты
не разобрать где она, где ты.
Но что барометру до тебя?..
Мы не заметили Октября.
Однако выпало Октябрю
быть третьим, шарить в кармане брюк
моих и не извлекать презент.
Стих протекает, - накинь брезент,
стих протекает, а кто виной?
Октябрь месяц, как новый Ной -
ковчегом правит... Вот-вот Парнас...
Но мимо мчит, не заметив нас.
Даром ли по дворам вылось
давеча шатуну верфей?
в гавани над волной вырос
парусник - исполин, верьте.
То-то же я с утра кисну,
волю даю слезам, ною,
сам по себе творю тризну -
это за мною, за мною.
слышите: на манер горна,
девичью нацепив кичку,
мичман - дурак дерёт горло:
"сАрынь, галопом на кичку!
Кто это тут, пригож ликом,
Господу кум и зам. Ною?
Ну-ка подать его, мигом!"
Это за мною, за мною.
Далее, шум, галдёж, гогот,
факелы, чад, костры, сажа.
Щурится чернь, горит город,
пятится, оробев, стража.
В двери стучат: "А ну, вЫлазь,
высосан сан твой из пальца.
Даром ли по дворам вылось..."
Надобно, знать, просы-паться.
Стемнело. Я не разуваясь лег,
но сон не шел - вот истинная мука,
в окно полнощный бился мотылек,
мне показалось, в ритме сердца Мунка.
Крыло трепало тальковый настил -
напоминанье о недавней буре.., -
я плохо разобрался в том сумбуре
и не впустил.
Я не впустил, гонец унесся прочь,
визита цель навек оставив тайной.
Сон медлил, выпадало думать про
рассвет, подобно мне, горизонтальный.
При входе маска с носом Сирано
жилище озирала, как впервые,
рос рядом лампион на тонкой вые...
"Мне все равно".
"Мне все равно"- осталась на стекле
косая надпись думам на съеденье,
на ней, на самой, как на вертеле,
должно быть, и вращалось сновиденье,
но ровно в пять, на день и час плюя,
заря легко вошла в халупу сноба...
И я очнулся, чтоб начать вcе снова:
Стемнело. Я........................
Если невесело твой летучий
дом занавесило тьмой липучей,
если невесело дом занавесила тень,
вспоминай меня.
Если позарилась ночь на просинь
глаз - вот и занавес прочен-прочен,
глаз бирюза на вес неба, где занавес - тень,
вспоминай меня.
Помни, что нету сурдин
этих, помимо гардин - чулан пой!
Помни, что твой паладин
кружит, что твой Аладдин, над лампой.
Если по времени грусть, мария,
с нею повремени. Пусть, мария,
сыро по времени, с горем повремени, плач
не к лицу тебе.
Если несолоно петь в неволе,
но окольцовано ре-ти-вое.
Знай себе дразнится: "Узница-узница", - тень,
не горюй о том.
Это не паника в алфавите
грез, это памятка, aqua vitae,
ты, даже в панике, помни о памятке, тень
нипочем тебе.
Помни, чем строже острог,
тем перезвон этих строк хрустальней:
цел и вполне невредим
кружится мой паладин по спальне.
Если по времени грусть, мария,
с нею повремени. Пусть, мария,
сыро по времени, слезы повремени лить,
я люблю тебя.
Если по времени грусть, мария,
с нею повремени. Пусть, мария,
мир целый сузится до твоего лица,
"Уз-ни-ца ",
я люблю тебя.
Сколько канитель ни тяни,
выйдут сроки, кончатся дни,
ветры отревут, а затем -
ни тебе ни мыслей, ни тем.
Рифма никуда не годна,
слово не в себе взаперти,
и, увы, на деле, одна
неизбывна тема - пути.
Прочее - безделка, пустяк, -
ты, брат, засиделся в гостях.
Все свое с собой и - шабаш,
в путь! У дома ждет экипаж.
Что по вкусу: тройка коней,
паланкин, лишенный гербов,
или же ландо из камней,
меда и небесных грибов?
Хочешь, Гериона седлай
(тварь резвее сыщешь едва ль),
хочешь, верь в летучий челнок,
хочешь, - в силу собственных ног.
Снарядить тебе скакуна
ли, крылана, пешим брести,
помни: неизбывна одна
тема - это тема пути.
"Шляхи не длиннее строки,
тропки, что таят тупики,
звезды повода теребят..." -
тема аккурат для тебя.
Сам, должно быть, видишь - пора!
Мир за шторой тих, воздух сух, -
будет кашей из топора
потчевать хозяйский досуг.
Марш стези стопою пытать,
а случись тебе заплутать, -
пусть роса на божьей губе
станет ориентиром тебе.
Весь облазив свет, старина,
ни дорожки не пропусти, -
шутка ли, на все времена
тема эта, тема пути.
Куревом наполни кисет,
сердце лоскутами бесед,
после, у подковок-заик
цель узнаешь странствий своих.
В эту ночь на сердце
____________________сурдины, паутины борода.
В эту ночь на сердце
____________________со мною бес играет в города.
Рейс Кижи - Женева,
____________________динамик задыхается, хрипя...
Расскажи мне, где же небо
____________________отныне упирается в тебя?!
До рассвета час.
Водит бес, я - пас,
в рукавах его Шуты,
у меня же - ты.
Ты - тропа до трапа,
храп небес на бис.
Ты - до утра, за тобой - утрата -
это мой каприз.
В эту ночь на душу
____________________по термосу горячего вина.
В эту ночь на душу
____________________со мною ты играешь в имена.
Не тяни! Озноба
____________________на взлете мне уже не миновать...
Сочини мне ,где же снова,
____________________когда и как тебя именовать?!
До рассвета час.
Видит бес, я - пас,
у тебя успех в рабах,
масло на губах.
Но тропа до трапа,
храп небес на бис,
твоя игра до утра, утрата -
это мой каприз.
Это только с виду варяг я, на деле время
просто наспех перекроило черты еврея
на потеху Норду и сердце на ноту ниже
запустило, спасти желая от времени же.
Я родился в четверти века до смены века
майской ночью в доме, где луч обронила Вега.
И не той же крови я, но из того же теста,
что пройдошество, шутовство и Адмиралтейство.
Я бы мог и раньше, себя нанизав на остов,
волей ветра быть занесенным на ваш на остров,
знай о том я, что в эпицентре ведомых войн
деревянный стал жеребец, оловянный воин.
Но опустим "бы", что взаправду со мною было?
Были други.., все, как один - голытьба и быдло.
Был венец.., венец с самой первой волною смылся.
Были тени, тени богов, и ни тени смысла.
Так зачем же, милая, ныне мы время тянем?
Вы - островитянка, василеостровитянин -
ваш покорный, из одного прописного мифа
мы цедили счастье, а чаще черпали лихо.
И не нужно зелья, не нужно верченья блюдец,
вечно вновь и вечно по-прежнему я люблю вас,
только вы указ мне, лишь вам я доселе верен,
это, дева, с виду я - варвар, на деле -... эллин.
Время! Беги, циркачка,
гуще густого темень,
летняя ночь с тобою,
кажется, заодно.
Если же для побега
ночи тебе не хватит,
знаю, зарю пернатый
выкрадет заводной.
Время! Беги - не медли,
узкоколейка - рядом,
поездом - до столицы,
дальше - в Орли, не дрейфь...
Если же для побега
сердца тебе не хватит,
сполохам семафоров
дай себя обогреть.
Самой - в опилки, сердцу - в нафталин
охота разве, Лилия Долин?
В чести здесь только жала да клыки,
беги отсюда, милая, беги!
Ходу, беглянка, ходу!
Путь далеко не близок,
нечего ныть, я тоже -
в мыле, а не сбою.
Если же для побега
жизни тебе не хватит,
если тебе не хватит
жизни, возьми мою.
