Выложу печень на блюде -
милая, как разлезлась!
Люди,
сделайте мне полезно!
Сердце ношу в кармане
среди табака и крошек -
эх, маманя,
не делай меня хорошим!
Смысла в том нет ни зги,
я ведь и так... отличный.
Вот выну свои мозги
и высеку их публично.
А идеальным став,
всех позову я в гости.
Ах! -
красивые будут кости...
Всё, что увидел - оставил за дверью,
снял, как очки,
и завтра я в это совсем не поверю,
или почти.
Ночью шёл снег, а я спал и не слышал -
значит, я был не от мира сего,
и меня не колышет
ни ветер, ни вздох - ничего.
Я не похож на предмет их исканий,
я их лечу:
когда уже нечего петь, я беру в руки камни,
и камни ложатся, как я захочу,
и здесь я подобен врачу.
I.
Глядел епископ в телескоп -
Штатив скрипел как ось вселенной
И звёзды в круглое стекло
Смотрели строго и надменно.
Но выше этой мишуры
Стремился взгляд, налитый кровью,
Минуя дальние миры,
Пронзая мирозданья кровлю...
R.
"А ну-ка, космос, наизнанку вывернись!
Где Ты, мой Начальник, скорей объявись -
Ты так нужен мне,
Ты так нужен мне,
Ты так нужен мне и моей голове,
Больной голове...
II.
Я сорок лет служил тебе -
По крайней мере, так казалось,
Когда в неистовой борьбе
Душил я всё, чем мне дышалось.
На части душу разорвав
И часть одну травя другою -
Изжил я страсти? Чёрта с два -
Они сейчас со мною воют.
R.
Я совершенным быть хотел на своём пути,
Чтобы других пасти и себя спасти,
Но в итоге мне отказано в собственной судьбе -
Теперь Ты Сам по Себе,
Я - сам не в себе,
Ну а прочие пасутся всяк в своей избе...
III.
Лишь плевелы седых волос
Плодит бессмысленная пустошь,
И в ней застрял один вопрос:
Когда же Ты меня отпустишь?
Когда мой толоконный лоб
Ты расколов, порвёшь вериги?
Ведь бесполезен я как клоп
Между страниц Священной Книги...
R.
Я никого не виню - сам во всём виноват,
Но теперь мне наплевать, что там - рай или ад.
Вот я делаю шаг - бесы, хватит ржать! -
Если нечего жать, так хоть себя разжать...
И бесплодные тоже могут рожать!
IV (Coda).
Скрипел безглазый телескоп -
Не оглянулся поп ни разу,
А ветер гладил ему лоб
И дружески трепал за рясу...
Гончие,
гончие,
гончие,
Гончие Псы
тают
растравленной музыкой
в небе ночном
где меценатствуют
вечные судьи -
Весы,
где ваше счастье
в погоне
за огненным Львом
Гончие,
гончие,
гончие,
Гончие Псы...
Скорости,
скорости,
скорости
звёздный оскал -
где же ваш финиш,
когда вас рассудят Весы?
Кто вдруг из вас
проскулит:
"Не могу я, устал..."?
Знаю я,
знаю,
в последнюю самую ночь -
в ночь,
когда кончится путь мой
по этой земле -
Лев остановится,
будто кому-то помочь,
спрыгнет на землю
и вдаль полетит по траве.
Мокрою будет от слёз
на рассвете
трава.
Мордой уткнётся в траву
умирающий Лев -
Гончие Псы
не настигнут его
никогда...
Звёзды осыпятся в поле как новый посев.
Хорошей дороги мне,
пока не взойдёт заря,
хорошей дороги мне,
пока не проходит дождь.
Хорошей дороги мне,
пока не уснёт фонарь,
хорошей дороги мне,
пока не придёт трамвай.
Хорошей дороги мне,
пока не прозреет дом,
хорошей дороги мне,
пока не включили лифт.
Хорошей дороги мне,
пока не звонят в дверях,
хорошей дороги мне,
пока не проснёшься ты.
Хорошей дороги мне,
пока наверху - трава,
хорошей дороги мне,
пока этот камень твёрд.
Хорошей дороги мне,
пока не взревёт труба,
хорошей дороги мне,
пока не начнётся Суд.
что такое шансон, если не песня про то, как нормальному справедливому пацану (вроде меня) так ненормально и несправедливо плохо (как мне :))
отсюда и название
пнул дверь и резко вышел
хмуро набычив лоб
из-под него ты глядишь не выше
мимо идущих жоп
спереди жопа и жопа сзади
и справа ещё одна -
сколько всего их случилось за день
полных, как эта Луна?
жопа
большая жопа
жопа
сплошная жопа...
хочется выть, но опять же жопа -
вон на углу менты
они не оценят, поэтому топай
руки в карманы, глаза в кусты
есть магазин, где торгуют водкой
после двадцати двух -
в него попадёшь ты прямой наводкой
не целясь, не глядя, и даже не на слух
как в жопу
большую жопу
сплошную жопу
в неё не промажешь...
потом, намотав на обе пятки
пяток километров и всё допив
пустую тару о стену шмякни
и, ощутив на душе отлив
открой свой порт, подойди поближе
достань то, что знаешь сам
и от души запусти повыше,
выше струю, пацан!
выше
выше жопы
выше
выше крыши
ещё выше -
выше струю, пацан!
Запретный плод сегодня тот же, что вчера
и так же густо обработан пестицидом.
Инцест подобен суициду -
поэтому я больше не хочу тебя, сестра.
Я не повешусь на дверях, я их уже прошёл -
прошёл за них, иль мимо - теперь уже не суть как важно.
Ступай себе и ты, всё будет хорошо -
иди, и будь отважной.
Я думаю, в конце пути нас ждёт ещё один тоннель,
а там, даст Бог, и свет, и вдох, и крик рожденья,
и я сниму шинель, и я возьму свирель,
а ты подашь мне ковш с водой Реки Забвенья.
Ля-ля, ля-ля, ля-ля, ля-ля, ляааааа... и т.д.
Изба-исповедальня открыта круглосуточно,
изба-исповедальня исподнего белья.
Моя намая спальня намётана рисуночно,
моя немая спальня, посередине - я.
Зима-исповедальня бичует нас морозами,
зима-исповедальня - что хлеще той зимы?
Во льду дорога дальняя, присыпанная розгами,
во лбу сугроб ментальный, посередине - мы.
Мечта-исповедальня ласкается как кошечка,
мечта-исповедальня пушиста и тепла.
Сегодня я, пожалуй, открою ей окошечко,
а ты б сметанку жалоб ей в блюдце налила...
R.:
Хай-я-я, яблочко с ядом,
да на тарелочке с мёдом...
Эй, пропащий, не взыщи за щи -
где одно, там не ищи тыщщи...
Хай-я-я-я-я-я, ом, ом
Хай-я-я-я-я-я, ом, ом
Шема, Израэл, Иешуа!
Шай-ла-ла-ла, шалом,
ом, ом...
Мы все как на ладони, и чувствами, и мыслями,
мы все как на ладони, прихлопнуть нас - пустяк...
Но Кто-то нас отмолит, не даст, чтоб так зависли мы,
но кто-то нам отмоет
и ноги,
и руки,
и голову
задаром, просто так.
Но...
R.:
Хай-я-я, яблочко с ядом,
да на тарелочке с мёдом...
Эй, пропащий, не взыщи за щи -
где одно, там не ищи тыщщи...
Хай-я-я-я-я-я, ом, ом
Хай-я-я-я-я-я, ом, ом
Шема, Израэл, Иешуа!
Шай-ла-ла-ла, шалом,
ом, ом...
Если б радость не лучилась из стихов моих - жемчужин,
Кто бы пил напиток магов? Никому б я не был нужен.
Не завистник я, поверь мне, жжет моей звезды сиянье,
Как небесное светило, сына прелюбодеянья.
Разверни мой скромный свиток, дверь открой в касыду эту,
Слов любители в подарок будут их носить по свету.
Нет в ларце простой стекляшки, что ж я жемчуг рассыпаю?
Пуст кошель! Что ж рот жемчужный раковиной раскрываю?
Сердце, вера - все разбито, что же славы я взыскую,
Голова и ноги голы, что ж о вечности толкую?
Царь и государь! Прошу я, стань на путь щедрот со мною,
Чтоб не шел я больше рядом ни со злом, ни с мыслью злою.
Твой гарем - вот это сердце - скрой от зависти и мести.
Ангел с дьяволом ужиться никогда не смогут вместе.
Не гони меня от трона потому, что я ничтожен.
Лжи и слабости проклятой грех в меня природой вложен.
Ты прости меня, я грешен. Обласкай меня, помилуй,
Чтоб приниженность и слабость наконец сменились силой.
Все, что лишь движенью служит, сдует ветер, смоют реки.
Ты необходим для жизни - жизнь дана тебе навеки.
Сохрани ты это сердце - вот и счастье и награда.
Если ж этого не будет, мне и жить тогда не надо.
Лишь по твоему веленью я смогу быть счастлив ныне.
А придет к концу дыханье, - приведи меня к кончине.
Ещё один день - пошёл он подальше, ату его!
Что было, то было. А было ли что-то? Да не было ничего.
Теперь лишь открытка с глупой Луной и музыка внешних сфер -
то ночные бомбардировщики берут звуковой барьер.
Я жду - это хороший повод не спать.
В мире нет ничего надёжней, чем ждать.
В мире нет ничего надёжней, чем ждать Тебя.
Во мне борются два начала и два конца -
я не участвую, я лишь вытираю кровь с лица.
Я знаю одно: во всё этом проку на ломаный грош,
но я всё равно буду рад, когда Ты придёшь.
И я жду.
Я устал - все мы очень устали ждать - но вот, не спим,
и наша бессонница в тягость не только нам одним.
Я, наверное, всё-таки трус - иногда засыпаю, так что ж...
Поверь, как я верю в Тебя - я всё равно буду рад, когда Ты придёшь.
И я жду.
Это как локоть - и близко, и далеко, но и эта ночь пуста,
а может, сейчас уже всё вдруг встанет на свои места,
и может, при этом я упразднюсь, как заурядная ложь -
но я всё равно, я всё равно буду рад, когда Ты придёшь.
И я жду.
Я скажу: "Спокойной ночи!"
Ты ответишь: "Добрых снов!"
И как облачные клочья
разнесёмся прочь мы
в глубь своих миров.
За сознания порогом
по иным пойдём путям -
ты неведомой дорогой
к своим единорогам,
я - к своим чертям... и тэдэ, в чтении этот текст не шибко канает, посему лучше слушать
Кто эти люди в свинцовых фартуках?
Я их не знаю, они меня - тоже...
Надо идти? Я ещё не завтракал!
О, Боже!
Солнце сегодня какое-то страшное,
кровь от него закипает под кожей,
где б прислониться? - Всюду окрашено...
О, Боже!
Плоть моя шита дерьмовыми нитями -
это совсем ни на что не похоже.
А если Она? Я же двух не вытяну!
О, Боже!
Сколько ещё мне носить эту трещину,
кто б наконец-то меня уничтожил...
Господи, ты бы прибрал меня, грешного?
О, Боже!
Так, сейчас, подожди немножечко,
тише, родной, сейчас полегчает,
это ничего, что сосёт под ложечкой -
на вот стаканчик, выпей чаю...
Ну ничего, ничего, спокойненько,
вот тебе губка - возьми, покусаешь.
Не твой черёд становиться покойником...
Дай сюда пальцы, а то поломаешь!
Или не видишь ты - ярче факелов
звёзды горят за окном в три ряда -
это идут легионы ангелов,
три легиона в брачных нарядах.
Им не наскучили нивы бесплодные,
жатву хоть нынче начать готовы,
ждут одного только - чтобы голодные
вдоволь напились, наелись вдоволь...
так что ложись, соберёшься с силами,
завтра проснёшься на день моложе,
завтра все будут такими красивыми!..
О, Боже...
Она приходит домой, она наполняет ванну,
она раздевается сама, она как всегда одна,
вода принимает её и дарит сон, покой, нирвану,
а завтра снова шаг за порог и опять начнётся война.
Как много разных мужчин, и каждый свой взгляд на неё налепит,
и каждый готов за неё платить, кто золотом, кто прошлогодним снегом,
но им не дано, ибо плоть её замешана на вине и хлебе -
она спит с ангелом за звёзды на утреннем небе.
Спаси её, ангел, и сохрани - вот всё, чего б от тебя хотел я,
ведь если она отдаётся тебе, ты должен её беречь,
и дело тут вовсе не в том, кому там подпадёт её тело,
а в общем... ты понял, о чём речь.
Таинственной работы полуночники,
тихи и посторонним не видны,
по улицам гуляют позвоночники -
их водит ощущение вины.
Они пролазят в скважины замочные,
качаются как ветви на ветру,
они уйдут из Города полночного
и молчаливо скроются в бору.
Но там недаром волки ждут до вечера:
ты ночью слышишь треск издалека? -
так это позвоночники доверчиво
хрустят на волчьих сомкнутых клыках
Я кружу, выжигая горючее -
Хрен пойми, что за город внизу.
Я летел не сюда,
Но ослеп я, когда
Залетел, разогнавшись, в грозу.
И теперь то ли сплю, то ли глючу я,
Но посадочная полоса
Растеклась как река,
И минуты - века
Механизм засорили в часах.
Эй, там, на земле! Я же выдохнусь скоро!
Посадку давай, дайте точку опоры!
Диспетчер, засранец, куда ты свалил?
Скажи мне хотя бы, который
Мой бортовой номер -
Ведь и это я напрочь забыл...
Я кружу, выжигая горючее,
А в эфире меня тишина
Кроет матом, да так,
Что краснеет мрак,
Заполняющий небо до дна.
За штурвалом сидит кто-то скрюченный -
То ли я, то ль малец лет пяти.
Что здесь делать ему?
Но как раз потому
Может быть, самолёт всё летит.
Эй, там, на земле - есть ли жизнь на планете?
Ответьте, ответьте, ответьте, ответьте!
Молчание ваше мне, голому - плеть.
И если таких подлецов как я
Уже не приемлет земля,
То скажите, куда хоть лететь.
Драли кожу сомнения-крючья,
Но жить хочешь, так жизни поверь!
Я кружу, выжигая горючее
И ухожу по спирали вверх.
Сидел Емеля на печи
и с ним Илья сидел
а Соловей в саду в ночи
чудные песни пел
про Море-Окиян
про остров-град Буян
про то, как много на земле
Царевен-Несмеян
Емеля скоро задремал
он был рассудком мал
молчал, насупившись, Илья
и слушал Соловья
да вдруг сорвался в крик:
"Меня ты не дури!
А улетай версты за три,
там ври хоть до зари!
Составить сказку - дважды два,
да как её прожить?
Кто сможет оживить слова
и нас разворожить?
За тридевять дверей
за тридевять замков
я чую только упырей
и слышу звон оков...
А впрочем, нет - лети в избу
прости, что я кричу.
Мы пересадим огонёк
со спички на свечу
и ты расскажешь мне
о странной стороне
о том, что есть во мне,
но не известно мне вполне.
Я, право, в этом мире
сам себе как в горле кость
кругом шумит шальной погост
но я здесь только гость
и не было ни дня,
чтоб я, судьбу кляня,
не ждал кого-нибудь того,
кто уведёт меня
за тридевять земель
за тридевять небес -
туда, где хмель - уже не хмель
где бес - уже не бес
за тридевять планет
за тридевять времён -
туда, где нету слова "нет",
туда, где я рождён..."
Стучат колёса поезда, игрушечного поезда
в боку у паровозика торчит трефовый ключ.
Сижу в пустом вагончике, мне холодно и боязно,
и в окна хлещет ветками кустарник, что колюч.
В тоннель, свистя, несёмся мы - мелькают лампы вспышками,
несутся стены чёрные, у входа пулемёт.
Дорога вся заставлена сторожевыми вышками -
на вышках весь внимание, который не поймёт.
Моя почти забытая, моя немая станция,
она совсем бесплотная, ушедшая во сны,
она совсем потёртая, истлевшая квитанция,
по коей не получена посылка из весны.
Меня там ждёт какая-то невиданная женщина,
она мне приготовила два ложа в шалаше.
Она исчезнет осенью, биноклем глаз уменьшена,
и больше мне не встретится, и не придёт уже.
Не приготовит женщина мне блюдо из говядины
и не на кроет в блюдечке питательный салат.
не заживут на черепе мои большие ссадины,
меня найдёт на станции игрушечный солдат...
Тараканы в меду,
рубль-двадцать кило,
подходите скорей,
не купить - прогадать!
Что же, я подойду,
нынче мне повезло,
возле этих дверей
я ночую опять.
R.:
Тараканы домой не пускают,
а ещё где-то яму копают
по пути в чей-то рай...
А тебе - те цветы, что завяли,
а тебе - кирпичи, но вначале,
а в конце ты конец выбирай.
Тятя въехал на подворье -
ты беги, его встречай,
распрягай коня проворно
и готовь душистый чай.
Тятя на возу сидит,
тятя чуточку сердит.
Но тебя он обнимает
своей сильною рукой
и целует, и ласкает,
и царапает щекой.
Дарит медных два кольца
и учёного скворца.
Ты - одна его отрада
среди грубых мужиков.
Он один - твоя ограда
от намёков и кивков.
Как зеницу бережёт,
как синицу стережёт.
Время к ночи, вот и росы
серебрятся на кустах.
Тятя гасит папиросу
и с молитвой на устах
в небо звёздное глядит
и о матушке грустит.
Над полями, над лесами
ходит Месяц молодой -
завтра утром тятя встанет
с поседевшей бородой.
Месяц ходит неспроста,
поступь Месяца чиста,
в небе ангелы трубят -
Месяц сватает тебя...
Утомительна жизнь
как езда на верблюде
кто-то съехал по шизе
кто-то выбился в люди
кто подушкой задушен
кто по шизе поехал
но у всех мёрзнут уши
и в кармане прореха
и верблюд мой двугорбый
бок облупленный чешет
он по-своему гордый
и по-своему честный
Жёлтые стены растаяли сливочным маслом
стены намазал на хлеб перепуганный дворник
каждую ночь непонятно, где люди, где мясо,
но ещё жив на пластинке "Рубиновый вторник"
Брагою бродит по бору рубиновый дворник
и, бестолковый, глотает машинное масло
бор защищал от рассвета испуганный вторник
а самосвал на дорогу вываливал мясо.
Мясо, понятное дело, катком укатали
масло затем уничтожено было котами
Дворник? Коллеги о нём проявили заботу:
сдали рубин, пропили деньги и в ближайший же вторник дружно пошли на работу...