Бывало, спит у ног собака,
костер занявшийся гудит,
и женщина из полумрака
глазами зыбкими глядит.
Потом под пихтою приляжет
на куртку рыжую мою
и мне,
задумчивая,
скажет:
"А ну-ка, спой!.."-
и я пою.
Лежит, отдавшаяся песням,
и подпевает про себя,
рукой с латышским светлым перстнем
цветок алтайский теребя.
Мы были рядом в том походе.
Все говорили, что она
и рассудительная вроде,
а вот в мальчишку влюблена.
От шуток едких и топорных
я замыкался и молчал,
когда лысеющий топограф
меня лениво поучал:
"Таких встречаешь, брат, не часто.
В тайге все проще, чем в Москве.
Да ты не думай, что начальство!
Такая ж баба, как и все..."
А я был тихий и серьезный
и в ночи длинные свои
мечтал о пламенной и грозной,
о замечательной любви.
Но как-то вынес одеяло
и лег в саду,
а у плетня
она с подругою стояла
и говорила про меня.
К плетню растерянно приникший,
я услыхал в тени ветвей,
что с нецелованным парнишкой
занятно баловаться ей...
Побрел я берегом туманным,
побрел один в ночную тьму,
и все казалось мне обманным,
и я не верил ничему.
Ни песням девичьим в долине,
ни воркованию ручья...
Я лег ничком в густой полыни,
и горько-горько плакал я.
Но как мое,
мое владенье,
в текучих отблесках огня
всходило смутное виденье
и наплывало на меня.
Я видел -
спит у ног собака,
костер занявшийся гудит,
и женщина
из полумрака
глазами зыбкими глядит.
Евгений Евтушенко 1955
Чёрной бабочкой - к шее петля.
Дух отбросил ненужное тело:
духу - вечность, а телу - земля.
Время треснуло. Жизнь отлетела.
Дождь по карнизу - майская гроза
смывает накипь с дымного Урала.
Таращатся в окно берёз глаза,
а листьев губы шепчут: "Мало, мало..."
Белой бабочкой вьётся душа
над оборванной трещиной строчкой
словно облаки слов вороша,
чтобы строчка закончилась точкой.
Посмертных книг живые голоса.
Он сделал всё, что жизнь ему сказала.
Ушла душа в небесные леса.
И всё-таки, как мало ... мало ... мало ...
* * *
Девушка пела в церковном хоре...
Автор музыки: Пассакалья Гендель Г. Ф. обр. И. Крутой
Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.
Так пел её голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.
И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у царских врат,
Причастный тайнам, - плакал ребёнок
О том, что никто не придёт назад.
Август 1905
Холодная любовь
Когда, заботами иль злобой дня волнуем,
На твой горячий поцелуй
Не отвечаю я таким же поцелуем,-
Не упрекай и не ревнуй!
Любовь моя давно чужда мечты веселой,
Не грезит, но зато не спит,
От нужд и зол тебя спасая, как тяжелый,
Ударами избитый щит.
Не изменю тебе, как старая кольчуга
На старой рыцарской груди;
В дни беспрерывных битв она вернее друга,
Но от нее тепла не жди!
Не изменю тебе; но если ты изменишь
И, оклеветанная вновь,
Поймешь, как трудно жить, ты вспомнишь,
ты оценишь
Мою холодную любовь.
Я.П.Полонский <1884>
К***
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.
Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.
В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.
Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
1829г.
Как счастье внезапное - оттепель эта.
Весны дуновеньем земля обогрета.
Еще не начало весны, а предвестье,
и даже еще не предвестье - намек,
что будет,
что рядом,
что срок недалек.
Нет, эти приметы меня не обманут:
совсем по-особому
грустно до слез,
как самый последний оставшийся мамонт,
трубит в одиночестве
электровоз.
Промчался гудок
и за далями сгинул,
и стихло в ночи тарахтенье колес,
и город
молчанье, как шапку, надвинул,
и явственно стало дыханье берез.
Они, возле окон на цыпочках стоя,
глядят любопытно...
Я чувствую их.
Я слышу, как бьется их сердце простое,
как соки пульсируют в почках тугих.
Вот с крыши сосулька обрушилась вниз,
ударилась вдребезги о карниз,
хрустальная дробь раскатилась по жести -
и снова сторожкая долгая тишь...
Я знаю, я знаю: ты тоже не спишь,
ты слушаешь тоже,
мы слушаем вместе.
Как оттепель - близость внезапная эта.
Дыханием счастья душа обогрета.
Еще не начало, а только предвестье,
и даже еще не предвестье - намек,
что будет,
что рядом,
что срок недалек.
ЛИЛИЧКА!
Вместо письма
Дым табачный воздух выел.
Комната -
глава в крученыховском аде.
Вспомни -
за этим окном
впервые
руки твои, исступлённый, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День ещё -
выгонишь,
может быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссеча́сь.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Всё равно
любовь моя -
тяжкая гиря ведь -
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят -
он уйдёт,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон -
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролёт не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и су́етных дней взметённый карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.
26 мая 1916, Петроград
Лишнее чудо
Т.П.
Все, ей-богу же, было бы проще
и, наверно, добрей и мудрей,
если б я не сорвался на просьбе -
необдуманной просьбе моей.
И во мгле, настороженной чутко,
из опавших одежд родилось
это белое лишнее чудо
в грешном облаке темных волос.
А когда я на улицу вышел,
то случилось, чего я не ждал,
только снег над собою услышал,
только снег под собой увидал.
Было в городе строго и лыжно.
Под сугробами спряталась грязь,
и летели сквозь снег неподвижно
опушенные краны, кренясь.
Ну зачем, почему и откуда,
от какой неразумной любви
это новое лишнее чудо
вдруг свалилось на плечи мои?
Лучше б, жизнь, ты меня ударяла -
из меня наломала бы дров,
чем бессмысленно так одаряла,-
тяжелее от этих даров.
Ты добра, и к тебе не придраться,
но в своей сердобольности зла.
Если б ты не была так прекрасна,
ты бы страшной такой не была.
И тот бог, что кричит из-под спуда
где-то там, у меня в глубине,
тоже, может быть, лишнее чудо?
Без него бы спокойнее мне?
Так по белым пустым тротуарам,
и казнясь и кого-то казня,
брел и брел я, раздавленный даром
красоты, подкосившей меня...
Евгений Евтушенко 1965
Мимо больницы, кладбища, тюрьмы
пойду-пойду по самому по краю.
Прикуривая, спичку поломаю
на фоне ослепительной зимы.
Вот Родина. Моя, моя, моя.
Учителя, чему вы нас учили -
вдолбили смерть, а это не вдолбили,
простейшие основы бытия.
Пройду больницу, кладбище, тюрьму,
припомню, сколько сдал металлолома.
Скажи мне, что на Родине - я дома.
На веру я слова твои приму.
Пройду еще и загляну за край,
к уступу подойду как можно ближе.
Так подойди, не мучайся, иди же,
ступай смелей, my angel, don"t you cry.
1998
Я пройду, как по Дублину Джойс,
сквозь косые дожди проливные.
Где когда-то бывать мне пришлось,
попроведаю точки пивные.
Чего было, того уже нет,
и поэтому очень печально -
заявил бы уральский поэт.
У меня получилось случайно.
Подвозили наркотик к пяти,
а потом до утра танцевали,
и кенту с портаком "ЛЕБЕДИ"
неотложку в ночи вызывали.
А теперь кто дантист, кто говно
и владелец нескромного клуба.
Идиоты. А мне всё равно.
Обнимаю, целую вас в губы.
И иду, как по Дублину Джойс,
смрадный ветер вдыхаю до боли.
I am loved. That is why I rejoice.
I remember my childhood only.
плейкаст http://www.playcast.ru/view/8766829/59f457f542b884c9adf625d4099ade3bd0daf38bpl
МОРЕ
"Москва - Сухуми"
мчался через горы.
Уже о море
были разговоры.
Уже в купе соседнем практиканты
оставили
и шахматы
и карты.
Курортники толпились в коридоре,
смотрели в окна:
"Вскоре будет море!"
Одни,
схватив товарищей за плечи,
свои припоминали
с морем встречи.
А для меня
в музеях и квартирах
оно висело в рамках под стеклом.
Его я видел только на картинах
и только лишь по книгам знал о нем.
И вновь соседей трогал я рукою,
и был в своих вопросах
я упрям:
"Скажите,- скоро?..
А оно - какое?"
"Да погоди,
сейчас увидишь сам..."
И вот - рывок,
и поезд - на просторе,
и сразу в мире нету ничего:
исчезло все вокруг -
и только море,
затихло все,
и только шум его...
Вдруг вспомнил я:
со мною так же было.
Да, это же вот чувство,
но сильней,
когда любовь уже звала,
знобила,
а я по книгам только знал о ней.
Любовь за невниманье упрекая,
я приставал с расспросами к друзьям:
"Скажите,- скоро?...
А она - какая?"
"Да погоди,
еще узнаешь сам..."
И так же, как сейчас,
в минуты эти,
когда от моря стало так сине,
исчезло все -
и лишь она на свете,
затихло все -
и лишь слова ее...
Евгений Евтушенко 1952г
Наступит лето
Этот город зима превратила в гетто -
Изоляция полная, каждый сам,
Только я обещаю, наступит лето,
И мы станем встречаться глаза-в-глаза.
Просто выйдем на улицу без перчаток
В час, когда зажигаются фонари,
И про всю ерунду, что писали в чатах
Беспардонно и громко поговорим.
Улыбнемся друг другу за каждый смайлик,
И обнимемся... под фонарем... смеясь,
Телефоны мобильные в сумку свалим,
Потому что начнется другая связь.
Потому что начнется другое время,
Время очень короткое, но к нему
Мы с тобой приближаемся, просто верь мне,
Будет лето,
и я тебя обниму...
Не криви улыбку, руки теребя,-
Я люблю другую, только не тебя.
Ты сама ведь знаешь, знаешь хорошо -
Не тебя я вижу, не к тебе пришел.
Проходил я мимо, сердцу все равно -
Просто захотелось заглянуть в окно.
4/5 октября 1925
* * *
Не покидай меня, когда...
Автор музыки: Жак Брель ћne me quitte pasЋ (фр. ћне покидай меняЋ)англ If You Go Away
Не покидай меня, когда
горит полночная звезда,
когда на улице и в доме
всё хорошо, как никогда.
Ни для чего и ни зачем,
а просто так и между тем
оставь меня, когда мне больно,
уйди, оставь меня совсем.
Пусть опустеют небеса.
Пусть станут чёрными леса.
пусть перед сном предельно страшно
мне будет закрывать глаза.
Пусть ангел смерти, как в кино,
то яду подольёт в вино,
то жизнь мою перетасует
и крести бросит на сукно.
А ты останься в стороне -
белей черемухой в окне
и, не дотягиваясь, смейся,
протягивая руку мне.
...Но почему-то очень часто в припадке хмурого родства
Мне видится как образ счастья твой мокрый пригород, Москва.
Дождливый вечер, вечно осень, дворы в окурках и листве,
Уютно очень, грязно очень, спокойно очень, как во сне.
Люблю названья этих станций, их креозотный, теплый чад -
В них нету ветра дальних странствий, они наречьями звучат,
Подобьем облака ночного объяв бессонную Москву:
Как вы живете? Одинцово, бескудниково я живу.
Поток натруженного люда и безысходного труда,
И падать некуда оттуда, и не подняться никуда.
Нахлынет сон, и веки тяжки, и руки - только покажи
Дворы, дожди, пятиэтажки, пятиэтажки, гаражи.
Ведь счастье - для души и тела - не в переменах и езде,
А в чувстве полноты, предела, и это чувство тут везде.
Отходит с криком электричка, уносит музыку свою:
Сегодня пятница, отлично, два дня покоя, как в раю,
Толпа проходит молчаливо, стук замирает вдалеке,
Темнеет, можно выпить пива в пристанционном кабаке,
Размякнуть, сбросить груз недели, в тепло туманное войти -
Все на границе, на пределе, в полуживотном забытьи;
И дождь идет такой смиренный, и мир так тускло озарен -
Каким манком, какой сиреной меня заманивает он?
Все неприютно, некрасиво, неприбрано, несправедливо, ни холодно, ни горячо,
Погода дрянь, дрянное пиво, а счастье подлинное, чо.
Над домами, домами, домами
голубые висят облака -
вот они и останутся с нами
на века, на века, на века.
Только пар, только белое в синем
над громадами каменных плит...
никогда никуда мы не сгинем,
Мы прочней и нежней, чем гранит.
Пусть разрушатся наши скорлупы,
геометрия жизни земной -
оглянись, поцелуй меня в губы,
дай мне руку, останься со мной.
А когда мы друг друга покинем,
ты на крыльях своих унеси
только пар, только белое в синем,
голубое и белое в си...
ОЛЕНЬ
Олень трубил на всю округу,
Зарею обагрив рога,
Он звал ее, свою подругу,
И вдруг услышал клич врага.
И он, пути не разбирая,
Пошел на голос храбреца,
Рогами царскими ломая
Бодавшиеся деревца...
А где-то там, в распадке тихом,
Где верба распустила пух,
Насторожилась олениха,
Вся превратившаяся в слух.
И этот клич, ответный, смелый,
Заклокотал в ее крови.
Она не шла, она летела
Навстречу голосу любви.
На клич - как бабочка на пламя,
Как в реку радостный ручей!
И проплывали облаками
Сугробы талые под ней.
Из-под копыт хлестали искры,
Взлетал и падал небосвод...
Она не слышала тот выстрел,
Что оборвал ее полет.
Как бы запнулась... И в оленьих
Больших глазах -
не страх, не боль,
А выраженье удивленья:
Так вот какая ты,
Любовь?..
И перед ней, разлившись странно,
Дымилось солнце на снегу.
А эхо, ахнувшее страшно,
Пошло выстуживать тайгу.
И зверь огромный замер чутко,
Поднял рога на полпути:
Ему и хочется, и жутко
Навстречу выстрелу
идти...
* * *
Пыль на могиле моей....
Автор музыки: Том Тыквер, Джонни Климек,райнхольд Хайль
ПЫЛЬ НА МОГИЛЕ МОЕЙ...
(пер. Я.Фельдман)
Пыль на могиле моей,
Тяжесть подошв.
Глупые слёзы не лей -
Всё это ложь.
Ветер метёт лепестки
В клёкоте стай.
Хватит и этой тоски,
Не стой, ступай.
Время - тяжёлый недуг.
Как я устал!
Мёртвый живому не друг.
Не стой, ступай.
* * *
Сеанс одиночества. киты
Автор музыки: Braxton Toni Michelle "unbreak My Heart" (минусовка) + песни китов
Я плыву.
Плыву.
Одинокий кит,
в тишине взывающий:
"Herzen, herz!..
Отзовись, мой тающий Моби Дик
в частоте удвоенной килогерц".
Мой маршрут неверен: скалистый мыс,
где-то дальше - впадина,
где-то да...
Двадцать лет - за именем.
То есть, вниз.
Нет сеанса.
Нет никого.
Вода.
Китобоец знает, чье мясо ест.
Китобоец лжет.
Океан дрожит.
Отзовись, mein herz.
Отзовись. Я здесь.
Двадцать лет.
По кругу.
Мы будем жить.
Входите, открыто, садитесь поближе, вот, кстати, варенья остатки.
Мой кот Ваши тонкие пальцы оближет, собака притащит Вам тапки.
Садитесь сюда, в это теплое кресло, оно Вас обнимет уютно.
Садитесь. Мне жизнь эта кажется пресной и птицы уже не поют, но
Я рада вас видеть. Живу? Одиноко. Ничто не меняется за год.
Вчера было лето - на кухне чеснок и немного засушенных ягод.
Теперь - мелких дел непонятных навалом, сражаюсь бессмысленно с ленью.
Позвольте пристроиться мне, как бывало, у ног, головой на колени.
Не бойтесь меня, я не буду, как раньше, рыдать и кидаться словами.
Я стала спокойной, я делаюсь старше, а значит, учусь быть не с Вами.
И Вы изменились - почтенный родитель, работа и отпуски в Греции.
Да что Вы, глаза только не отводите, хоть вечер мне в них насмотреться...
Вот только не руки, живешь себе - ну так живи без пути запасного.
Тебе ничего - ты зашел на минуту, а мне - забывать тебя снова...
А мне - забывать тебя. Слышишь, не надо! Ты там колосишься и зреешь,
А мне забывать... Я хожу по канату, над публикой, жаждущей зрелищ.
Часы на столе. Скоро утро забрезжит будильником, в уши стучащим.
А ты заходи, но, пожалуйста, реже... Ах, что я, конечно же, чаще.
А хочешь пиши, адрес тот же, туда же. А я - да не стану, куда там...
А скоро уже Новый год, распродажа, учеба, события, даты...
Во дворе было страшно и людно.
"Гроб ему за валюту купили..."
Только были черны обоюдно -
люди, галстуки, автомобили.
А в квартале - весна и разруха.
"Так и надо, он сам был убийца..."
И шептала - так мерзко - старуха,
и белели - так мраморно - лица.
Но когда прекратилась музы"ка
- словно в сердце растаяла глыба, -
я поднял с тротуара гвоздику,
кто б ты ни был - прости и спасибо.
Мы ведь тоже смертельно устали.
"О, печаль, твои пыльные губы..."
...Я хотел описать, как стонали,
как рыдали, как плакали трубы.
1995, апрель Борис Рыжий