|
|
Ах, ничего я не вижу, и бедное ухо оглохло, Всех-то цветов мне осталось лишь сурик да хриплая охра. И почему-то мне начало утро армянское сниться; Думал - возьму посмотрю, как живёт в Эривани синица, Как нагибается булочник, с хлебом играющий в жмурки, Из очага вынимает лавашные влажные шкурки... Ах, Эривань, Эривань! Иль птица тебя рисовала, Или раскрашивал лев, как дитя, из цветного пенала? Ах, Эривань, Эривань! Не город - орешек калёный, Улиц твоих большеротых кривые люблю вавилоны. Я бестолковую жизнь, как мулла свой коран, замусолил, Время своё заморозил и крови горячей не пролил. Ах, Эривань, Эривань, ничего мне больше не надо. Я не хочу твоего замороженного винограда! 1930 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
Бессонница. Гомер. Тугие паруса. Я список кораблей прочёл до середины: Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный, Что над Элладою когда-то поднялся. Как журавлиный клин в чужие рубежи, - На головах царей божественная пена, - Куда плывёте вы? Когда бы не Елена, Что Троя вам одна, ахейские мужи? И море, и Гомер - всё движется любовью. Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит, И море чёрное, витийствуя, шумит И с тяжким грохотом подходит к изголовью. 1915 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
ЦАРСКОЕ СЕЛО Георгию Иванову Поедем в Царское Село! Свободны, ветрены и пьяны, Там улыбаются уланы, Вскочив на крепкое седло... Поедем в Царское Село! Казармы, парки и дворцы, А на деревьях - клочья ваты, И грянут "здравия" раскаты На крик "здорово, молодцы!" Казармы, парки и дворцы... Одноэтажные дома, Где однодумы-генералы Свой коротают век усталый, Читая "Ниву" и Дюма... Особняки - а не дома! Свист паровоза... Едет князь. В стеклянном павильоне свита!.. И, саблю волоча сердито, Выходит офицер, кичась, - Не сомневаюсь - это князь... И возвращается домой - Конечно, в царство этикета, Внушая тайный страх, карета С мощами фрейлины седой, Что возвращается домой... 1912, 1927 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
Флейты греческой тэта и йота - Словно ей не хватало молвы - Неизваянная, без отчёта, Зрела, маялась, шла через рвы. И её невозможно покинуть, Стиснув зубы, её не унять, И в слова языком не продвинуть, И губами её не размять. А флейтист не узнает покоя: Ему кажется, что он один, Что когда-то он море родное Из сиреневых вылепил глин... Звонким шопотом честолюбивым, Вспоминающих топотом губ Он торопится быть бережливым, Емлет звуки - опрятен и скуп. Вслед за ним мы его не повторим, Комья глины в ладонях моря, И когда я наполнился морем - Мором стала мне мера моя... И свои-то мне губы не любы - И убийство на том же корню - И невольно на убыль, на убыль Равноденствие флейты клоню. 7 апреля 1937 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
"ИЗ ТАБОРА УЛИЦЫ ТЁМНОЙ..." Я буду метаться по табору улицы тёмной За веткой черёмухи в чёрной рессорной карете, За капором снега, за вечным, за мельничным шумом... Я только запомнил каштановых прядей осечки, Придымленных горечью, нет - с муравьиной кислинкой, От них на губах остаётся янтарная сухость. В такие минуты и воздух мне кажется карим, И кольца зрачков одеваются выпушкой светлой; И то, что я знаю о яблочной розовой коже... Но всё же скрипели извозчичьих санок полозья, B плетёнку рогожи глядели колючие звёзды, И били вразрядку копыта по клавишам мёрзлым. И только и свету - что в звёздной колючей неправде, А жизнь проплывёт театрального капора пеной, И некому молвить: "из табора улицы тёмной..." 1925 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
Я ненавижу свет Однообразных звёзд. Здравствуй, мой давний бред, - Башни стрельчатый рост! Кружевом, камень, будь, И паутиной стань: Неба пустую грудь Тонкой иглою рань. Будет и мой черёд - Чую размах крыла. Так - но куда уйдёт Мысли живой стрела? Или, свой путь и срок, Я, исчерпав, вернусь: Там - я любить не мог, Здесь - я любить боюсь... 1912 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
Я скажу тебе с последней Прямотой: Всё лишь бредни - шерри-бренди, - Ангел мой. Там, где эллину сияла Красота, Мне из чёрных дыр зияла Срамота. Греки сбондили Елену По волнам, Ну, а мне - солёной пеной По губам. По губам меня помажет Пустота, Строгий кукиш мне покажет Нищета. Ой ли, так ли, дуй ли, вей ли - Всё равно; Ангел Мэри, пей коктейли, Дуй вино. Я скажу тебе с последней Прямотой: Всё лишь бредни -шерри-бренди, - Ангел мой. 2 марта 1931 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
Я вздрагиваю от холода - Мне хочется онеметь! А в небе танцует золото - Приказывает мне петь. Томись, музыкант встревоженный, Люби, вспоминай и плачь, И, с тусклой планеты брошенный, Подхватывай лёгкий мяч! Так вот она - настоящая С таинственным миром связь! Какая тоска щемящая, Какая беда стряслась! Что, если, вздрогнув неправильно, Мерцающая всегда, Своей булавкой заржавленной Достанет меня звезда? 1912 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
Как кони медленно ступают, Как мало в фонарях огня! Чужие люди, верно, знают, Куда везут они меня. А я вверяюсь их заботе. Мне холодно, я спать хочу; Подбросило на повороте, Навстречу звёздному лучу. Горячей головы качанье, И нежный лёд руки чужой, И тёмных елей очертанья, Ещё невиданные мной. 1911 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
Мне Тифлис горбатый снится, Сазандарей стон звенит, На мосту народ толпится, Вся ковровая столица, А внизу Кура шумит. Над Курою есть духаны, Где вино и милый плов, И духанщик там румяный Подает гостям стаканы И служить тебе готов. Кахетинское густое Хорошо в подвале пить, - Там в прохладе, там в покое Пейте вдоволь, пейте двое, Одному не надо пить! B самом маленьком духане Ты обманщика найдёшь. Если спросишь "Телиани", Поплывёт Тифлис в тумане, Ты в бутылке поплывёшь. Человек бывает старым, А барашек молодым, И под месяцем поджарым С розоватым винным паром Полетит шашлычный дым... 1920, 1927, 1935 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
* * * Мы с тобой на кухне посидим. Сладко пахнет белый керосин; Острый нож да хлеба каравай... Хочешь, примус туго накачай, А не то веревок собери Завязать корзину до зари, Чтобы нам уехать на вокзал, Где бы нас никто не отыскал. Январь 1931 * * * Помоги, Господь, эту ночь прожить, Я за жизнь боюсь, за твою рабу... В Петербурге жить - словно спать в гробу. Январь 1931 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
На страшной высоте блуждающий огонь! Но разве так звезда мерцает? Прозрачная звезда, блуждающий огонь, - Твой брат, Петрополь, умирает! На страшной высоте земные сны горят, Зелёная звезда летает. О, если ты звезда, - воды и неба брат, - Твой брат, Петрополь, умирает. Чудовищный корабль на страшной высоте Несётся, крылья расправляет... Зелёная звезда, - в прекрасной нищете Твой брат, Петрополь, умирает. Прозрачная весна над чёрною Невой Сломалась, воск бессмертья тает... О, если ты звезда, - Петрополь, город твой, Твой брат, Петрополь, умирает! 1918 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
Нет, не луна, а светлый циферблат Сияет мне, - и чем я виноват, Что слабых звёзд я осязаю млечность? И Батюшкова мне противна спесь: Который час, его спросили здесь, А он ответил любопытным: вечность! 1912 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
Нет, не спрятаться мне от великой муры За извозчичью спину - Москву, Я трамвайная вишенка страшной поры И не знаю, зачем я живу. Мы с тобою поедем на "А" и на "Б" Посмотреть, кто скорее умрёт, А она то сжимается, как воробей, То растет, как воздушный пирог. И едва успевает грозить из угла - Ты как хочешь, а я не рискну! У кого под перчаткой не хватит тепла, Чтоб объездить всю курву Москву. Апрель 1931 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
О свободе небывалой Сладко думать у свечи. - Ты побудь со мной сначала, - Верность плакала в ночи, - Только я мою корону Возлагаю на тебя, Чтоб свободе, как закону, Подчинился ты, любя... - Я свободе, как закону, Обручён, и потому Эту лёгкую корону Никогда я не сниму. Нам ли, брошенным в пространстве, Обречённым умереть, О прекрасном постоянстве И о верности жалеть! 1915 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
Образ твой мучительный и зыбкий, Я не мог в тумане осязать. "Господи!" - сказал я по ошибке, Сам того не думая сказать. Божье имя, как большая птица, Вылетело из моей груди! Впереди густой туман клубится, И пустая клетка позади... 1912 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
Сегодня ночью, не солгу, По пояс в тающем снегу Я шёл с чужого полустанка. Гляжу - изба, вошёл в сенцы, Чай с солью пили чернецы, И с ними балует цыганка... У изголовья вновь и вновь Цыганка вскидывает бровь, И разговор её был жалок: Она сидела до зари И говорила: -Подари Хоть шаль, хоть что, хоть полушалок... Того, что было, не вернёшь. Дубовый стол, в солонке нож И вместо хлеба - ёж брюхатый; Хотели петь - и не смогли, Хотели встать - дугой пошли Через окно на двор горбатый. И вот - проходит полчаса, И гарнцы чёрного овса Жуют, похрустывая, кони; Скрипят ворота на заре, И запрягают на дворе; Теплеют медленно ладони. Холщовый сумрак поредел. С водою разведённый мел, Хоть даром, скука разливает, И сквозь прозрачное рядно Молочный день глядит в окно, И золотушный грач мелькает. 1925 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
Сёстры - тяжесть и нежность - одинаковы ваши приметы. Медуницы и осы тяжёлую розу сосут. Человек умирает. Песок остывает согретый, И вчерашнее солнце на чёрных носилках несут. Ах, тяжёлые соты и нежные сети, Легче камень поднять, чем имя твоё повторить! У меня остаётся одна забота на свете: Золотая забота, как времени бремя избыть. Словно тёмную воду, я пью помутившийся воздух. Время вспахано плугом, и роза землёю была. В медленном водовороте тяжёлые, нежные розы, Розы тяжесть и нежность в двойные венки заплела! 1920 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма, За смолу кругового терпенья, за совестный дёготь труда. Как вода в новгородских колодцах должна быть черна и сладима, Чтобы в ней к Рождеству отразилась семью плавниками звезда. И за это, отец мой, мой друг и помощник мой грубый, Я - непризнанный брат, отщепенец в народной семье, - Обещаю построить такие дремучие срубы, Чтобы в них татарва опускала князей на бадье. Лишь бы только любили меня эти мёрзлые плахи - Как, прицелясь на смерть, городки зашибают в саду, - Я за это всю жизнь прохожу хоть в железной рубахе И для казни петровской в лесу топорище найду. 3 мая 1931 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
TRISTIA Я изучил науку расставанья В простоволосых жалобах ночных. Жуют волы, и длится ожиданье - Последний час вигилий городских, И чту обряд той петушиной ночи, Когда, подняв дорожной скорби груз, Глядели вдаль заплаканные очи И женский плач мешался с пеньем муз. Кто может знать при слове "расставанье", Какая нам разлука предстоит, Что нам сулит петушье восклицанье, Когда огонь в акрополе горит, И на заре какой-то новой жизни, Когда в сенях лениво вол жуёт, Зачем петух, глашатай новой жизни, На городской стене крылами бьёт? И я люблю обыкновенье пряжи: Снуёт челнок, веретено жужжит. Смотри, навстречу, словно пух лебяжий, Уже босая Делия летит! О, нашей жизни скудная основа, Куда как беден радости язык! Всё было встарь, всё повторится снова, И сладок нам лишь узнаванья миг. Да будет так: прозрачная фигурка На чистом блюде глиняном лежит, Как беличья распластанная шкурка, Склонясь над воском, девушка глядит. Не нам гадать о греческом Эребе, Для женщин воск, что для мужчины медь. Нам только в битвах выпадает жребий, А им дано, гадая, умереть. 1918 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
Вы, с квадратными окошками невысокие дома, - Здравствуй, здравствуй, петербургская несуровая зима. И торчат, как щуки рёбрами, незамёрзшие катки, И ещё в прихожих слепеньких валяются коньки. А давно ли по каналу плыл с красным обжигом гончар, Продавал с гранитной лесенки добросовестный товар? Ходят боты, ходят серые у Гостиного двора, И сама собой сдирается с мандаринов кожура. И в мешочке кофий жареный, прямо с холоду - домой: Электрическою мельницей смолот мокко золотой. Шоколадные, кирпичные, невысокие дома, - Здравствуй, здравствуй, петербургская несуровая зима! И приёмные с роялями, где, по креслам рассадив, Доктора кого-то потчуют ворохами старых "Нив". После бани, после оперы, всё равно, куда ни шло, Бестолковое, последнее трамвайное тепло... 1925 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
Жил Александр Герцевич, Еврейский музыкант, - Он Шуберта наверчивал, Как чистый бриллиант. И всласть, с утра до вечера, Заученную вхруст, Одну сонату вечную Играл он наизусть... Что, Александр Герцевич, На улице темно? Брось, Александр Сердцевич, - Чего там? Всё равно! Пускай там итальяночка, Покуда снег хрустит, На узеньких на саночках За Шубертом летит: Нам с музыкой-голубою Не страшно умереть, Там хоть вороньей шубою На вешалке висеть... Всё, Александр Герцевич, Заверчено давно. Брось, Александр Скерцевич. Чего там! Всё равно! 27 марта 1931 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
Золотистого мёда струя из бутылки текла Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела: - Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла, Мы совсем не скучаем, - и через плечо поглядела. Всюду Бахуса службы, как будто на свете одни Сторожа и собаки, - идёшь, никого не заметишь. Как тяжёлые бочки, спокойные катятся дни. Далеко в шалаше голоса - не поймёшь, не ответишь. После чаю мы вышли в огромный коричневый сад, Как ресницы, на окнах опущены тёмные шторы. Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград, Где воздушным стеклом обливаются сонные горы. Я сказал: виноград, как старинная битва, живёт, Где курчавые всадники бьются в кудрявом порядке: В каменистой Тавриде наука Эллады - и вот Золотых десятин благородные, ржавые грядки. Ну, а в комнате белой, как прялка, стоит тишина. Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала. Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена,- Не Елена - другая - как долго она вышивала? Золотое руно, где же ты, золотое руно? Всю дорогу шумели морские тяжёлые волны, И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно, Одиссей возвратился, пространством и временем полный. 1917 ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
|
Сайт "Художники" Доска об'явлений для музыкантов |