Секрет себя обнаружит в итоге, как и всегда.
За чашкою чая жажду язык выдает - беда!
Сама себя перескажет история за меня.
Тихи глубокие воды, да дыма нет без огня.
За трупом в резервуаре, за тенью, что днем растет,
За танцем той, что танцует, за рюмкой того, кто пьет,
За приступами мигрени, за вздохами - всякий раз
Иная лежит причина, чем та, что видна для глаз.
У песни, случайно спетой у монастырских стен,
И у гравюр в столовой с видом охотничьих сцен,
И у рукопожатья во время летней игры -
Есть у всего причина, скрытая до поры.
(c)W. H. Auden (перевод Е. Тверской)
Белая крепость. Безмолвие камня.
Пепел в ладонях. Звенящее время.
Древние стены. Застывшая память.
Тысячи лет я стою на коленях.
Нет ни движенья, ни цвета, ни звука.
Солнечный полдень. Отсутствуют тени.
Пепел - сквозь пальцы. Опущены руки.
Я растворяюсь в забытой вселенной.
Вздох. Пониманья запретная сладость.
Близится миг - и я снова прозрею!
Время очнулось. Я чувствую слабость,
И, уходя, оглянуться не смею.
Боженька не фраер,
боженька играет
Моцарта на ржавой трубе.
Выходи вприсядку
не жалея пятки -
может, повезет и тебе,
а может, пятки стопчешь
и поставишь точку
в этой неудачной главе.
Боженька играет,
и не выбирает,
жизнь прожить одну или две.
Белой ниткой шито
старое корыто,
вся вода уходит в песок.
Мне бы только выжить,
да на дорожке вышить
алой ниткой верный стежок.
На дорожке торной
вышить шов узорный,
и гадать - сбылось, не сбылось.
Все, что было раньше,
шито ниткой черной,
шито, да по шву разошлось.
Помаши платочком,
и поставим точку,
если не хватает чернил.
А если кто захочет
голову морочить,
Ты скажи: "что было - забыл".
Дальнюю дорогу
вставим эпилогом,
я ее впишу молоком.
А боженька не фраер,
боженька играет,
И ему светло и легко.
Там, за рекой, туман - как молоко.
Туда уходят дни - строка за строкой.
Туда уходят дни, и гаснут все огни.
Ах, Боже, что ж ты медлишь?
Спаси и сохрани.
Не найти москвичам особняк Маргариты,
Киевлянам искать переулок Фонарный.
Времена и пространства в единое слиты,
Слог высокий вплетается в говор базарный.
На Владимирской горке снег мохнатый московский не тает,
Не предскажешь по звездам метель, урожай и погоду,
А в июле днепровский туман рушником устилает
Патриарших прудов неспокойную воду,
И не с дома Пашкова, а с домика Ричарда Воланд
На печальную землю глядит всё острее и злее.
На распятой земле не любовь и не голод -
правят бал сатанинский идеи, идеи, идеи.
На челе у столетья кровавая красная мета,
Зло добрее добра, темнота ослепительней света,
И уже проступают сквозь людские и конские всхрипы и всхрапы
И эпохи этапы, и просто - этапы.
В красно-белом терроре, в желто-синем погроме
все до боли знакомо, по-славянски, по-русски!
Но зеленая лампа в тринадцатом доме
На Андреевском спуске...
Потерпи еще хоть немного,
Если хватит огня и сил,
Мы придумаем нового бога,
Раз уж старый совсем забыл.
Мы придумаем - и помолимся:
"Боже, дай нам всего-всего,
Счастья, мудрости, силы, совести,
И внимания своего."
И продолжим играть словами,
Будто ведаем, что творим.
А наш бог, сочиненный нами,
Смоет с лика потекший грим
Серый плащ, да желтые пески.
Птица на плече, солнце в волосах,
Флейта ветра, легкий взмах руки...
Песня... Господи, откуда этот страх?
Этот город назывался Гаммельн.
Он прекрасен, как пески пустынь,
Светел, как пыль пройденных дорог.
Он зовет, и где бы ни был ты,
Ты придешь, беспечный, словно бог.
Этот город назывался Гаммельн.
Он бессмертен, он поет про жизнь.
Он зовет. Послушай, что с тобой?!
Ведь если мы счастливей всех живых,
Слышишь, Господи?!. Откуда эта боль?
Этот город назывался Гаммельн.
На камнях зеленая трава.
Ветер бродит, струны теребя.
Что есть песня? Звуки и слова.
Но здесь был город, город для тебя!
И этот город назывался Гаммельн.
Нам из круга, нам из круга
Не уйти и не проснуться.
Стонет вьюга, плачет вьюга,
На морозе струны рвутся.
То ли снизу, то ли сверху
Должен быть заветный выход!
Это как же нужно верить,
Это сколько ж нужно выпить...
Прогремит случайный выстрел -
И тебе весна приснится.
Это ж сколько нужно выпить,
Чтоб упасть и не разбиться,
Чтоб суметь пройти по краю,
По прогнившему карнизу...
Сверху звезды догорают,
Сердце бьется где-то снизу.
1997
Я на щите своем нарисую лицо,
Нарисую лицо без глаз,
Чтобы оно не смотрело на мир,
Чтобы не видело вас.
Мой прозрачный щит меня защитит
От острых взглядов и стрел.
И пусть кто-то решит, что я убит -
Все равно я останусь цел.
Я на щите своем напишу слова,
Напишу слова без букв.
Чтобы каждый из вас, взглянув хоть раз,
Мог прочесть свою судьбу.
И пусть нет давно у меня друзей,
Но нет у меня и врагов.
Я защищен заклинаньем из фраз,
В которых нету слов.
Но есть на свете гитара без струн,
Гитара без грифа и струн.
На ней играл королевский шут,
Он весел и вечно юн,
Его голос нежнее, чем шелест травы,
И громче тысячи труб.
Он заставит плакать лицо без глаз,
И смеяться - лицо без губ.
Но есть на свете волшебный меч,
Волшебный картонный меч.
Он рубит легко и перо и сталь,
И рубит головы с плеч.
И лишь только клинок коснется щита,
Разлетятся осколки, звеня.
Но если однажды случится так -
За щитом не будет меня.
Ночь уснула в тополях.
Спит уставшая земля.
Вот - ползет туман к рассвету.
Спи, мой мальчик, горя нету,
нет добра и нету зла.
Спи, сложи свои крыла.
Спи, мой мальчик, не смотри,
как горит пожар зари.
Новый день страшнее ночи,
что ж ты, милый, спать не хочешь?
Я гостей созвал в наш дом.
Спи, мой мальчик, сладким сном.
Тем гостям ты рад не будешь -
спи, малыш, они не люди.
Будем мы лепить горшки,
печь из глины пирожки,
и черпать песок горстями.
Не подглядывай за нами,
спи, мой мальчик, сохрани
тень в пустыне, свет в тени.
Спи, мой мальчик. Спи, мой милый.
Спи, пока трубач Гаврила
Не сыграет нам отбой.
Спи, мой мальчик, спи, родной.
Нам - отбой, тебе - подъем...
Спи, мой мальчик, сладким сном.
Мы рождены от пламени свечей
И в каплях воска приняли крещенье.
Мы - странный сон, невидимые тени,
Слепой огонь непрожитых ночей.
И когда наступает над городом ночь,
Тусклый свет фонарей так зовёт нас и манит...
Мы летаем, сливаясь с осенним туманом,
И осенний туман превращается в дождь.
Мы стекаем по крышам, течем меж камней,
И случайный прохожий, глянув в лужу случайно,
Вдруг увидит свои сокровенные тайны
И разгадку грядущих и прожитых дней.
(Октябрь, Андреевский Спуск, дождь)
Не зови - ведь я ушел во тьму,
не зови, я просто не услышу.
И когда ты спросишь: почему?
я отвечу тихо: так уж вышло.
Так уж вышло - это не ответ,
это лишь попытка оправданья,
но когда на сцене гаснет свет,
наступает время ожиданья,
наступает время тишины,
и уходит жизнь, не давшись в руки.
Остаются призраки и сны,
только сны, и более ни звука.
Не зови меня, не окликай,
ни к чему ушедшее тревожить.
У меня ведь нет билетов в рай,
но могу достать в партер и в ложу,
и увидеть сполохи знамен,
и услышать снова гром оваций...
Это - сон, какой-то странный сон,
но приходит время просыпаться.
Все, что было - было не со мной,
и судьба опять проходит мимо.
Я опять болею тишиной,
я опять болею горьким дымом.
Я отравлен дымом тех костров,
что сгорели глупо и напрасно.
Я поставил фишку на зеро,
а судьба играет черно-красным.
Колесо вращается быстрей,
в колесе как белка скачет сердце.
Я опять у запертых дверей
без ключа. И никуда не деться.
Не зови... Да ты и не зовешь.
Не желаешь, или же - не можешь.
По лицу течет холодный дождь,
И молчит клинок, уснувший в ножнах.
Это - просто полная луна
Задает вопросы без ответов.
Это - горло давит тишина.
Это - ночь кончается к рассвету.
Это - дождь шаманит во дворах,
Это - ветер носится по кругу.
Это - очень странная игра:
В темноте искать друг друга.
Немецкая баллада
Барон фон Гринвальдус,
Известный в Германьи,
В забралах и в латах,
На камне пред замком,
Пред замком Амальи,
Сидит принахмурясь;
Сидит и молчит.
Отвергла Амалья
Баронову руку!..
Барон фон Гринвальдус
От замковых окон
Очей не отводит
И с места не сходит;
Не пьет и не ест.
Года за годами...
Бароны воюют,
Бароны пируют...
Барон фон Гринвальдус,
Сей доблестный рыцарь,
Все в той же позицьи
На камне сидит.
Кто там хихикает исподтишка
Злобно отплевываясь от солнца?
Это осень вытряхивает из мешка
Чеканенные сентябрем червонцы.
С. Есенин
---
Здесь так приятно лежать и плевать в облака - лето ушло, и уже даже в полдень не жарко.
Осень вытряхивает из мешка всем расторопным призы и подарки.
А сзади по следу крадется слепая тоска, о том, что ничто в этом мире под солнцем не ново.
Осень швыряет в тебя из мешка золотом тополино-кленовым.
Так что же ты замер?! Не медли, скорее беги туда, где спокойное, теплое, вечное лето.
Осень оплатит твои долги своей неразменною ржавой монетой.
Но только зачем же впадать в гипнотический транс от мыслей о бурях, изменах и прочих несчастьях?
Осень раскладывает пасьянс картами красной и желтой масти.
И стоит ли думать о том, что нас ждет впереди? Ведь время уходит в отбой, как за картою карта.
Осень тебе открывает кредит. Суметь бы теперь расплатиться до марта.
И можно смеяться, рыдать и сходить с ума, но это тебя все равно не спасет, не поможет.
Разве что скоро придет зима, и тридцать серебренников предложит.
Разговор накануне Больших Событий
(пролог)
- Здравствуй, друг, проходи, да не стой у двери.
Ходит часовой под моим окном!
Я устал, я уже никому не верю.
Ты вот тут сидишь, а он - вон там, с ружьем!
- Фердинанд, дорогой, не грусти, бедняга!
На тревоги свои ты махни рукой.
Часовой там стоит для твого же блага -
Охраняет твой покой.
- Но скажи, для чего плотники на площадь
Доски повезли и весь день стучат?
Снова казнь? Ты скажи, - мне так будет проще.
Я вчера в окно видел палача.
- Фердинанд, дорогой! Ах, оставь сомненья,
Не морочь голову ни себе, ни мне.
Там на площади помост - будет представленье.
Нынче зрелища в цене.
- Может быть, ты и прав. А на сердце - скверно.
Ходит часовой под моим окном.
А о чем тот спектакль? О любви, наверно?
Мне бы посмотреть, хоть одним глазком!
- Фердинанд, дорогой, вот тебе в конверте
Самый главный билет. Завтра, в три часа.
А о чем тот спектакль? Кажется, о смерти...
Ну, завтра все узнаешь сам.
Быть бы мне поспокойней,
не казаться, а быть...
А.Галич.
--
Он все просил: огня, огня!
Забыв, что он бумажный.
Б.Окуджава
--
Всех призовет к себе время, вот разве что прежде
Даст оправдаться, и только потом умертвит.
М.Щербаков
Наверное, это с похмелья, но хочется что-то сказать.
Пока не сложились слова, это кажется мудрым и важным.
Вот вся королевская конница, и вся королевская рать.
Вот - меч, и огонь, и любовь, и часы, и солдатик бумажный.
Огонь и любовь - значит, к черту сомненья и трезвый расчет.
Но есть обстоятельства - с ними придется в итоге считаться,
И цели по средствам искать. Только время однажды придет.
Придет, и посмотрит в глаза, и, наверно, не даст опарвдаться.
И скажет: вам было дано это право - свой путь выбирать,
Но как выбирать, если мы онемели, оглохли, ослепли?
А вся королевская конница, и вся королевская рать
Поскачет в огонь, и сгорит, и, конечно, воскреснет из пепла.
Ах, эти красивые сказки для глупых и слабых детей!..
Романтика тех площадей, на которых ты вовремя не был.
Желаешь огня - это просто: сходи в магазин и налей,
А можно петарду купить, и шарахнуть в холодное небо.
Мы даже играем в героев, мы помним про совесть и честь,
Но кто может сделать хоть шаг, не желая короны и славы?
А есть еще жизнь, и работа, и будни, и праздники есть.
А время придет и уйдет, и не глянет на наши забавы.
Ну что ж, значит время не наше, так значит еще подождем
У моря - погоды, у жизни - чего-нибудь поинтересней.
Бумажный солдатик размокнет, валяясь в гязи под дождем,
И тем от огня сохранится, но вряд ли когда-то воскреснет.
Да ради таких откровений не стоило и начинать.
Но хочется что-то сказать. Посмотри - ветер флаги полощет...
Я пью за того, кто умеет в обычных делах распознать
И меч, и огонь, и любовь, и часы, и Сенатскую площадь.
Баллада брошенного камня
Устами младенца глаголет истина.
Зола остыла. Я не стану ждать,
Искать, просить, кричать, прощать, прощаться.
Мне все равно. Мне нечего терять.
Берите, что хотите, - мне плевать,
Ведь я не собираюсь возвращаться.
У памяти моей - глаза совы.
Уста младенца немы и мертвы.
Мне все равно, что пламя, что вода,
Ничто меня уже не остановит.
К чему мне ваше "нет" и ваше "да"?
Мне все равно - я больше никогда
Не буду верить сказанному слову.
К чему нам быть на "ты"? Иду на Вы.
Уста младенца немы и мертвы.
Иду на Вы - и пусть решает Бог
Или Удача, кто из нас не встанет.
Собью ли Вас одним ударом с ног,
Или скажу - "Я сделал все, что мог",
Когда земля меня к себе потянет,
И упаду среди густой травы.
Уста младенца немы и мертвы.