|
|
Птицы тебя принимают за птицу, Дикие розы за дикую розу. Кошки тебя принимают за кошку, Скрипка считает своею сестрою. Я ничего в тебе не понимаю - Дикую розу для кошки срываю, В скрипке пусть птица гнездо себе вьет... Я не уеду на красном трамвае, Только пусть вечно меня исцеляя, Скрипка играет и роза цветет. Как в тебе все это может вместиться: Кошка играет на скрипке для птицы, Птица про дикую розу поет... Я не пойму и никто не поймет. Я ничего в тебе не понимаю - Дикую розу для кошки срываю, В скрипке пусть птица гнездо себе вьет... Я не уеду на красном трамвае, Только пусть вечно меня исцеляя, Скрипка играет и роза цветет. Ты мастерица взлетать и кружиться, Значит, ты птица. Ты перешла мою жизнь, как дорожку, Значит, ты кошка. Коль усмиряешь, спасаешь от крика, Значит, ты скрипка. Значит, ты скрипка... Но я ничего в тебе не понимаю - Дикую розу для кошки срываю, В скрипке пусть птица гнездо себе вьет... Я не уеду на красном трамвае, Только пусть вечно меня исцеляя, Скрипка играет и роза цветет, Скрипка играет и роза цветет.
Из тени в свет перелетая, Она сама и тень, и свет. Где родилась она такая, Почти лишенная примет? Она летает, приседая, Она, должно быть, из Китая, Здесь на нее похожих нет. Она из тех забытых лет, Где капля малая лазори, Как море синее во взоре... Она клянется навсегда, Не держит слова никогда, Она едва до двух считает, Не понимает ничего. Из целой азбуки читает Две гласных буквы - "а" и "о". А имя бабочки - рисунок - Нельзя произнести его. И для чего ей быть в покое - Она как зеркальце простое. Пожалуйста, не улетай, О, госпожа моя, в Китай, Не надо, не ищи Китая, Из тени в свет перелетая... Душа, зачем тебе Китай, О, госпожа моя цветная? Пожалуйста, не улетай, Пожалуйста, не улетай... О, госпожа моя цветная, Пожалуйста, не улетай... О, госпожа моя цветная, Пожалуйста, не улетай...
Стоит в сугробах мельница, Ничто на ней не мелется. Четыре с лишним месяца Свистит над ней метелица. От ветра сосны клонятся, От снега ветви ломятся. Спит омут запорошенный Под коркой ледяной. На мельнице заброшенной Зимует водяной. До самой этой мельницы Два лыжных следа стелятся, У самой этой мельницы Дорога на две делится. И ты идешь направо, А я иду налево. И никогда обратно Я не вернусь, наверно, Я не вернусь... Зима однажды кончится, Капелью снег источится. Весна прольется палками, Распустится фиалками. Заплещет омут под луной, Спросонья крякнет водяной, От счастья ошалевшие, Опять запляшут лешие. И светляки засветятся, И жернова завертятся, И соловьи рассыпятся, По рощам зазвенят. Но ты вот к речке выйдешь ли, Услышишь ли, увидишь ли, Услышишь ли, увидишь ли Все это без меня? Ты идешь направо, Я иду налево, И никогда обратно Я не вернусь, наверно, Я не вернусь, Я не вернусь...
Кто любит прачку, кто любит маркизу - У каждого свой дурман. А я люблю соседскую Лизу: У нас осенний роман. Пусть Лиза в квартале слывет недотрогой, Смешна любовь напоказ... Но все же украдкой от матери строгой Она прибегает не раз. Свою гитару снимаю со стенки, Кручу залихватский ус... Я отдал ей портрет Короленки И нить коралловых бус. Тихонько-тихонько, прижавшись друг к другу, Грызем соленый миндаль. Нам ветер играет ноябрьскую фугу, Нас греет русская шаль. Каминный кактус к нам тянет колючки, И чайник ворчит, как шмель. У Лизы чудесные теплые ручки И в каждом глазу - газель. Для нас уже нет двадцатого века, И прошлого нам не жаль... Мы два Робинзона, мы два человека, Грызущие тихо миндаль. Но вот в передней скрипят половицы, Раскрылась створка дверей. И Лиза уходит, потупив ресницы, За матерью строгой своей. Для ясности, после ее ухода, Я все-таки должен сказать, Что Лизе - три с половиною года... Зачем нам правду скрывать?
Найти бы мне лодку, Какую угодно, Челнок иль вельбот, Корыто иль плот, Да хоть сковородку... Плыла б лишь, как лодка. Найти бы мне лодку, Какую угодно, Гондолу, шаланду - Не тонет, и ладно. И пусть меня ветер несет И вода. А знаешь, куда? А знаешь, куда? Поплыть бы в фелуке, В античной галере, На шхуне, на шлюпке, По крайней уж мере, На крышке стола... Ну, словом, Держался бы лишь на плаву Ковчег мой, А я уж на нем доплыву Сквозь льды и туманы, Сквозь бури и тьму. А знаешь, к кому? А знаешь, к кому? Найти бы мне лодку, Какую угодно, Но лучше б притом Большую, как дом, С геранью в окошках И ласковой кошкой. С крыльцом и верандой, С прирученной пандой, С беседкой, а рядом - С аллеей и садом, С зеленой травой, С зеленой травой... А всё для кого? А всё для кого? А может быть, лучше, Чтоб сам я построил Индейскую легкую Лодку каноэ, И знаешь, зачем? Чтоб плыть посреди Голубой пустоты, Пока б не нашелся Тот остров, где ты Жила до сих пор и не знала, Что я ищу тебя, Островитянка моя... И я бы спросил: "Ты поедешь со мною В моем замечательном Быстром каноэ?" - И ждал, что ты скажешь, А ты бы тогда, Помедлив, тихонько Ответила: "Да". И ты бы со мною Вокруг поплыла Чудесного острова, Где ты жила. Я знак бы из лодки Давал морякам, Паромщикам, лодочникам, Рыбакам. И каждой посудине - Всем до одной - Махал и кричал, Чтобы плыли за мной. Луна бы всходила Из теплых морей. Я был бы твоим, Ты была бы моей Всю жизнь, окажись она Долгой, короткой... Была б только лодка, Была б только лодка, Была б только лодка, Была б только лодка...
Приезжал полухмельной, Плакал до рассвета: "Нету света за душой, Понимаешь, нету, Нету света за душой. Ты не думай, я не трус - У ее портрета Похмелюсь и застрелюсь, Только света нету, Только света нету. Словно лампочка в душе Яркая светилась Да в другой патрон уже, Эх, перевинтилась, Эх, перевинтилась". И второй, кому везло, Ходит, словно нищий, Говорит: "Я жил светло, А теперь - темнища, А теперь - темнища. Словно лампочка в душе Яркая светилась Да в другой патрон уже, Эх, перевинтилась, Эх, перевинтилась". Чудеса, Чудеса... Чудеса вы, чудеса, Горевое дело, Вскинет женщина глаза: "Я перегорела, Я перегорела".
Мне снилось - я в каске, Бегу и стреляю, А что происходит, Я не понимаю. Что это - атака? А может, погоня? Какие на плечи Мне дарят погоны? Но чувствую - дело серьезное. И слышится песня скабрезная: "А на хрена? А на хрена?" А было - И меня моя хорошая любила, А было - И сирень в саду кипела и пьянила, Белокрылый ангел в небе пролетал, Над ручьем молитву жаждущий шептал, Только-только Начинался новый век... Мне снилось - я в каске, Лежу на снегу, И надо подняться, А вот - не могу. А черная птица Поодаль сидит, И злыми глазами В глаза мне глядит. Но чувствую - дело серьезное. И слышится песня скабрезная: "А на хрена? А на хрена?" А было - И меня моя хорошая забыла, А было - И метель, как сука, в подворотне выла, Белокрылый ангел серебристым стал, А у Клары все кораллы Карл украл, Только-только Начинался новый век... Что было - то сплыло, Но память дымит, Никто кроме птиц В небесах не летит, Никто не идет Босиком по воде, Пробитая каска Висит на гвозде.
Какая спокойная осень - Ни хмурых дождей, ни ветров. Давай все на время забросим Во имя далеких костров. Они разгораются где-то, За крышами нам не видать. Сгорает в них щедрое лето, А нам еще долго пылать. Сгорает в них щедрое лето, А нам еще долго пылать. И, может быть, в пламени этом Очистимся мы до конца, Прозрачным ликующим светом Наполнятся наши сердца. Давай все на время оставим - Дела городские и дом - И вслед улетающим стаям Прощальную песню споем. И вслед улетающим стаям Прощальную песню споем. Нам будет легко и прекрасно Листвой золотою шуршать. И листьям, как ласточкам красным, В полете не будем мешать. И станет нам близок и дорог Закат, уходящий во тьму. И новым покажется город, Когда мы вернемся к нему. И новым покажется город, Когда мы вернемся к нему.
Этот Коля Сыроежкин Просто дьявол, а не мальчик: Все, что видит, все, что слышит, Он на ус себе мотает. Раз пристал с вопросом к маме Так, что маме стало жарко: Объясни ему, хоть тресни, Чем прославился Петрарка. "Ах ты, господи помилуй", - Умиляясь, вздохнула мама, Оторвалась от кастрюли И сказала Коле прямо: "Ах, Петрарка, - это, Коля, Был такой мужчина в мире, Он был ласков, он был нежен, И всегда играл на лире. А любил он так, как любят Только редкие натуры, И стихи писал при этом В честь возлюбленной Лауры". Коля хмыкнул и промолвил Так, что маме стало жарко: "Если это только правда, Значит, папа не Петрарка". А когда пришел с работы Сам папаша Сыроежкин, Коля взял его на мушку Без антракта, без задержки: "Папа, кто была такая Эта самая Лаура?" Папа выдержал атаку И сказал довольно хмуро: "Ах, Лаура - это, Коля, Нечто вроде херувима, Это - то, что только снится, А потом проходит мимо. Ясность взора, четкость мысли, Легкость медленной походки, А в руках благоуханных - Кипарисовые четки". И заметил Коля тоном Настоящего Авгура: "Если это только правда, Значит, мама - не Лаура". Посмотрел на маму папа, Мама папу осмотрела, А потом, конечно, Коле От родителей влетело. Ну и пусть, зато надолго Будут красочны и ярки Впечатленья в сердце Коли О Лауре и Петрарке. "Ах, Петрарка, - это, Коля, Был такой мужчина в мире, Он был ласков, он был нежен, И всегда играл на лире". "Ах, Лаура - это, Коля, Нечто вроде херувима, Это - то, что только снится, А потом проходит мимо".
в серых лгущих глазах среда и нету страшнее слова да пьяный проспится а я никогда никогда зачем мне тебя мучить зачем мне себя мучить пусть вечность снится себе самой скоро четверг пройдёт как сон а я в понедельник ещё влюблён но будет ли пятница в этом сне я не знаю и надо ещё бы сказать про снег которому скоро увы кранты спокойной ночи товарищ снег утром меня уж не вспомнишь ты и надо б ещё одну вещь сказать снежную бабу взять слепить милой снегурочкою назвать сердце ей дурочке разбить в серых лгущих глазах среда и нету страшнее слова да пьяный проспится а я никогда никогда сам не знаю чего хотел думал красиво и можно спеть сам не знаю чего хотел
Погляжу я с веранды на север и юг. Трудно к нашей деревне пройти: Обезумели вешние воды вокруг, Закрывая прохожим пути. И дорожку в моем опустевшем саду Я давно перестал подметать. А сегодня по ней торопливо иду Долгожданного гостя встречать. Не взыщи, что закуска проста и бедна - Разносолов не будет у нас. Но имеется в доме бочонок вина, И его мы осушим сейчас. Есть сосед у меня, собутыльник и друг, Если ты не побрезгуешь им. Хорошо бы позвать его в дружеский круг, Чтобы честно напиться троим. Хорошо бы позвать его в дружеский круг, Чтобы честно напиться троим.
Есть у каждого бродяги Сундучок воспоминаний. Пусть не верует бродяга И ни в птичий грай, ни в чох, - Ни на призраки богатства В тихом обмороке сна, ни На вино не променяет Он заветный сундучок. Там под дружбою слежалой, Под враждою закоптелой, Между чувств, что стали трухлой Связкой высохших грибов, - Перевязана тесемкой И в газете пожелтелой, Как мышонок, притаилась Неуклюжая любовь. Если якорь брига выбран, В кабачке распита брага, Ставни синие забиты Навсегда в родном дому, - Уплывая, всё раздарит Собутыльникам бродяга, Только этот желтый сверток Не покажет никому... Будет день: в борты, как в щеки, Оплеухи волн забьют, "Все наверх! - засвищет боцман, - К нам идет девятый вал!" Перед тем как твердо выйти В шторм из маленькой каюты, Развернет бродяга сверток, Мокрый ворот разорвав. И когда вода раздавит В трюме крепкие бочонки, Он увидит, погружаясь В атлантическую тьму: Тонколицая колдунья, Большеглазая девчонка С фотографии грошовой Улыбается ему.
Подарили, подарили Золотое как пыльца - Сдохли б вены и парижи От такого платьица. Драгоценная потеря, Царственная нищета: Будто тело запотело, А на теле - ни черта. Обольстительная сеть, Золотая ненасыть: Было нечего надеть, Стало некуда носить. Так поэт, затосковав, Ходит праздно на проспект: Было слов не отыскать, Стало не для кого спеть. Было нечего терять, Стало нечего найти. Для кого играть в театр, Когда зритель не на "ты"? Было зябко от надежд, Стало пусто напоследь. Было нечего надеть, Стало незачем надеть. Подарили, подарили Золотое как пыльца - Сдохли б вены и парижи От такого платьица. Я б сожгла его, глупыш - Не оцените кульбит. Было страшно полюбить, Стало некого любить. Было страшно полюбить, Стало некого любить.
Моцарт в легком опьяненье Шел домой. Было дивное волненье, День шальной. И глядел веселым оком На людей Композитор Моцарт Вольфганг Амадей. Вкруг него был листьев липы Легкий звон. "Тара-тара, тили-тики", - Думал он. Да! Компания, напитки, Суета. Но зато дуэт для скрипки И альта. Пусть берут его искусство Задарма. Сколько требуется чувства И ума! Композитор Моцарт Вольфганг, Он горазд, - Сколько требуется, столько И создаст... Ox, и будет Амадею Дома влет. И на целую неделю - Черный лед. Ни словечка, ни улыбки. Немота. Но зато дуэт для скрипки И альта. Что ж, расплачиваться надо На миру За веселье и отраду На пиру, За вино и за ошибки - Дочиста! Но зато дуэт для скрипки И альта! Пусть берут его искусство Задарма. Сколько требуется чувства И ума! Композитор Моцарт Вольфганг, Он горазд, - Сколько требуется, столько И создаст... Сколько требуется, столько И создаст!
Это было, навеpно, давно - Подошел и пpисел у огня И поднес мне плохое вино Человек, не любивший меня. Он шутил и кривлялся как бес, Все святое бpаня и кляня. О, как ловко он в душу мне влез, Человек, не любивший меня. Это он оттолкнул всех друзей, Что мне были родней, чем родня, И рассорил с любимой моей Человек, не любивший меня. Он твердил мне: "Талант - пустяки, Надо только вскочить на коня!" И внушал мне пустые стихи Человек, не любивший меня. Он со мною кутил по ночам, Мелочишкой последней звеня, И к безделью меня приучал Человек, не любивший меня. Это он оттолкнул всех друзей, Что мне были родней, чем родня, И рассорил с любимой моей Человек, не любивший меня. Я давно бы расправился с ним, Он не прожил бы даже и дня, Если б не был он мною самим - Человек, не любивший меня. Я давно бы расправился с ним, Он не прожил бы даже и дня, Если б не был он мною самим - Человек, не любивший меня.
Хоть бы снег скорее выпал! Я б с товарищами выпил. Снега хочется такого, Чтобы разобрать следы. Надоела эта слякоть - Не поймешь, где твердь, где мякоть. А кому-то скажешь слово - Недалеко до беды. Снега хочется, как счастья, Как любви и как участья Бескорыстного людского - Вот вам спички, вот табак. Надоели эти страсти - Эти сети, эти снасти, А кому-то скажешь слово - Он, продаст тебя за так. Хоть бы снег скорее выпал, Снег. Хоть бы снег скорее выпал! Я б с товарищами выпил. Мы бы вышли бы на ветер, Потолкались на ветру. Есть друзья - и слава Богу, Затаю свою тревогу, Пусть они живут на свете, Даже если я умру. Есть друзья - и слава Богу, Затаю свою тревогу, Пусть они живут на свете, Даже если я умру.
Тише, тише, люди-мыши, Я иду по краю крыши, Надо мной луны банан. Я сейчас на крыше зданья, Не меняя очертанья, Превращусь в аероплан. И полечу. Я Совсем не тот, кого вы знали, Я другой, Я буду вам махать ногой. И, Внизу оставив басни, сплетни, Хвост-молву, Я тихо в небе поплыву. Со стаей душ Погибших птиц В дальние страны. Ищет тему скрипка сердца - То ли меццо, то ли скерцо - Кто расслышит, тот поймет. Кто захочет, тот услышит: Пустотой пространство дышит, Время тянется как мед. Азимукцайф. Не шепчитесь, люди-мыши, Я уже у края крыши, Руки в стороны простер. Слышу зов незримой стаи, И не дам вам, улетая, Зашептать души костер, Души костер. Я Совсем не тот, кого вы знали, Я другой, Я буду вам махать ногой. И, Внизу оставив басни, сплетни, Хвост-молву, Я тихо в небе поплыву. Со стаей душ Погибших птиц В дальние страны, В дальние страны, В дальние страны.
Если серый ты, как тряпка, И скребут на сердце мыши, Надевай скорее шапку, Вынимай скорее лыжи. Прямо с горки, По оврагу, Чуть не воя, Чуть не плача, Ты лети, лети, бедняга, Ноги фертом раскоряча. Ты лети, лети по снегу, Словно пташки из-под ели... Лыжи вылечат калеку - В самом деле! В самом деле! Если где-нибудь мужчина Не имеет аппетита, Поразмысли: в чем причина Столь мучительного вида? Он ни щей не ест, ни каши, По ночам ревет спросонок И по дому ходит даже От тоски, пардон, кальсонах. Потому мужчина плачет, Не имея хладнокровья, Что здоровье много значит, У него же нет здоровья. Надевай, мужчина, лыжи, Вынимай свою фуфайку Да с пригорка, словно с крыши, Начинай-ка! Начинай-ка! Почему иная дева Вид имеет вроде стула - Загребает ножкой влево, А сама весьма сутула? Целый день она считает, Пишет разные бумажки, А потом во сне икает, И лекарство пьет из чашки. Потому плоха девица И на стул весьма похожа, Что на воздух не стремится, Чтобы вся дышала кожа. Надевай, девица, лыжи, Вынимай свою фуфайку, Да с пригорка, словно с крыши, Начинай-ка! Начинай-ка! Кто б ты ни был, тетя ль, дядя ль, Но, когда на сердце скука, Помни: лыжа - твой приятель Или, может быть, подруга. Прямо с горки, По оврагу, Чуть не воя, Чуть не плача, Ты лети, лети, бедняга, Ноги фертом раскоряча. Ну-ка, с горки вдоль по снегу, Побежали, полетели... Лыжи вылечат калеку - В самом деле! В самом деле! Лыжи вылечат калеку, Лыжи вылечат калеку, В самом деле, В самом деле!
- Что с тобой? - А что со мной? Ничего со мной. Сам гуляю по себе Под своей луной. И в своей живу стране, Не в чужой стране. И бумаги белый бинт Светит на столе. Черен хлеб, чиста вода, И душа болит. До тех пор, пока болит, Я не инвалид. Что с тобою, то со мной - Не в монастыре. Операбельная жизнь Дышит на столе. Бьется рыба на камнях, Белые бока. В жабрах ржавчиною смерть, Кровь из плавника. Отнеси ее в волну, Оклемается. Страшно, если кто-нибудь Задыхается. Черен хлеб, чиста вода, И душа болит. До тех пор, пока болит, Я не инвалид. Что с тобою, то со мной - Не в монастыре. Операбельная жизнь Дышит на столе. Глупо, что за самогон Выдавали квас. Балалаечный Ванек - Не российский бас. Не для шапки голова, Не по шапке честь, Голова - не для того, Чтобы ею есть. Черен хлеб, чиста вода, И душа болит. До тех пор, пока болит, Я не инвалид. Что с тобою, то со мной - Не в монастыре. Операбельная жизнь Дышит на столе, Дышит, Дышит...
Вижу белую цаплю На тихой осенней реке, Словно иней, слетела И плавает там, вдалеке. Загрустила душа моя, Сердце - в глубокой тоске. Одиноко стою На песчаном пустом островке. Вижу белую цаплю На тихой осенней реке...
|
|
|
Сайт "Художники" Доска об'явлений для музыкантов |