* * *
Наум Сагаловский. Баллада о Всемирном потопе
БАЛЛАДА О ВСЕМИРНОМ ПОТОПЕ
Спасибо тебе, Господи,
за то, что каждой твари
даёшь своё спасение,
и пищу, и ночлег.
Мы - праведники Божии,
мы собраны по паре,
пока потоп не кончится,
упрятаны в ковчег.
А во вселенной - запах тленья,
и мгла, и ливень проливной,
и низвергаются каменья
на многогрешный шар земной!..
Земля ещё исправится -
не так она горбата,
от скверны и неверия
очистится народ,
не будет зла повального,
не встанет брат на брата,
и чистый у нечистого
куска не отберёт.
И верим слепо и упрямо
мы все - и зверь, и человек,
что на земле не станет Хама -
его не взяли мы в ковчег.
...Окончены скитания,
укладываем тряпки
и к выходу торопимся,
на родину, а там -
горит иллюминация,
и в пыжиковой шапке
стоит и улыбается
отпетый нами Хам!..
И я кричу сквозь ветер века,
тая в душе своей озноб:
"Не выходите из ковчега,
ещё не кончился потоп!.."
(1964 г.)
* * *
Наум Сагаловский. Давай мы уедем куда-то…
ДАВАЙ МЫ УЕДЕМ КУДА-ТО... давай мы уедем куда-то где старости нет погрузим в Тойоту свой нищенский скарб и уедем за первой звездой не сказав до свиданья соседям и где-то в пути нас обоих догонит рассвет и вдруг мы увидим плодами увешанный сад и море цветов их весенняя ночь оросила и в этих цветах ты сама молода и красива а рядом с тобой это я чернобров и усат как не было лет и на счастье направлен компас прости нас господь что совсем посходили с ума мы но глохнет мотор и за окнами две наши мамы стоят у дороги и смотрят с печалью на нас прощай же прощай и да будет разлука легка расстанемся мы улетим растворимся с туманом в краю незнакомом но всё-таки обетованном где старости нет насовсем навсегда на века
* * *
Наум Сагаловский. Храни вас Бог…
ХРАНИ ВАС БОГ... Храни вас Бог от одиночества в глухую пору зимних стуж, когда уже исчерпан дочиста короткий список близких душ, когда и сам не знаешь, впрок ли ты мотаешь свой постылый срок, и телефон молчит, как проклятый, и гость не ступит на порог, и тихо в доме, а за окнами круженье вьюги колдовской, пока зима губами мокрыми соприкасается с тоской, шальные мысли, муки творчества, со злыми буднями возня... Храни вас Бог от одиночества! Кто попросил бы за меня...
* * *
Наум Сагаловский. Хрустальная музыка рюмок…
ХРУСТАЛЬНАЯ МУЗЫКА РЮМОК... Хрустальная музыка рюмок на нашем недолгом пиру... Зачем я считал, недоумок, что я никогда не умру? Зачем я надежду лелеял, дитя, одолевшее вуз, что буду по райским аллеям гулять в окружении муз, что где-то меж Девой и Овном пройдусь я по звёздной гряде, и, к счастью, меня невиновным признают на Страшном суде?.. О, жалкие интеллигенты из дьявольской клики крутой, они сочинили легенды о жизни за смертной чертой!.. И вот я стою у порога, у самых последних ворот, и вижу, что нету ни бога, ни света с названием "тот", что нет ни хвалы, ни награды за праведно прожитый век... Покину, как твари и гады, земной надоевший ковчег и, душу навеки теряя, скажу сам себе второпях - не будет ни ада, ни рая, а будут лишь пепел и прах... ...Но видится: я ещё молод, витаю, презрев суету, мой глобус ещё не расколот на эту страну и на ту, и нет ещё мыслей угрюмых, и славы приятен искус... Хрустальная музыка рюмок. Улыбки застенчивых муз. Смогу ли их тайны разгрызть я?.. Струится божественный альт, и медленно падают листья на мокрый холодный асфальт...
* * *
Наум Сагаловский. Конец января в городе N
КОНЕЦ ЯНВАРЯ В ГОРОДЕ N Мой город - как заброшенный ковчег, где каждая недремлющая пара, спасаясь от вселенского кошмара, сидит и ждёт, когда повалит снег. Повалит снег, и занесёт дома, на сосны ляжет, словно хлопья ваты, и в ход пойдут забытые лопаты, и зимняя начнётся кутерьма, и это всё продлится сорок дней, и воздух будет полон кислорода, потом наступит хлипкая погода, но небо станет выше и ясней, померкнет снег, что прежде был искрист, исчезнет с глаз поношенная шубка, вернётся белоснежная голубка и в клюве принесёт зелёный лист - тогда придёт весёлый месяц март, растопит почерневшие сугробы и расцветёт подснежниками, чтобы в который раз сказать весне "На старт!", а там уже пойдёт житьё-бытьё в сплошном тепле, у солнца на пригреве... Но я женат на Снежной королеве, весной всегда мне страшно за неё. 20 January, 00:58 Ј
* * *
Наум Сагаловский. Lamentazione
LAMENTAZIONE Давайте поплачем - не так, чтобы слёзы ручьём, не так, чтоб рыдать, на груди разрывая футболку, а скромно, без шума, вдали от людей, втихомолку, давайте поплачем, и есть, слава Богу, о чём, хотя бы о детстве, давно это было, но всё ж, о юности нашей, весёлой и полуголодной, задушенной временем, будто змеёй подколодной, давайте поплачем, а сердце стучится - не трожь, зачем, говорит, отворяешь души погреба, ах, нет ничего этой горькой привычки зловредней, давайте поплачем о первой любви, о последней, которая вовсе уже не любовь, а судьба, о старых друзьях, а других уже не обрести, спасибо, что были, печально, что нет им возврата, немножко о маме - была и такая утрата, до встречи, скажу я, дай Бог, чтоб не скорой, прости, о прошлой весне, что над нами была разлита, о нынешнем лете, пленительном, но уходящем, о том, что его мы уже никогда не обрящем, ушло, улетело, как быстрые наши лета, в далёкую вечность, а вечность - коварный магнит, и мы ничего от неё в этой жизни не спрячем, пускай не сегодня, но завтра, давайте поплачем, и скорбную душу нежданный покой осенит.
* * *
Наум Сагаловский. Лета
ЛЕТА Перевези меня, Харон, на тот, на самый дальний берег, где нет ни Африк, ни Америк, ни овощей, ни макарон, ни мыслей ночи напролёт, ни четвергов, ни воскресений, где мелкий дождичек осенний на души праведные льёт... На той, на дальней стороне - мои свиданья и разлуки, мои беспечные подруги, не приходящие ко мне, мои забытые друзья, воспоминанья и упрёки, стихов невысказанных строки и вечный дух небытия. Перевези меня, Харон, не насовсем, а так, для смеху! "Вам, - говорит, - ещё не к спеху, давайте после похорон..." Над Летой тишь и благодать, а Лета - сонная, как Припять. Стою один, и не с кем выпить, и душу некому отдать...
* * *
Наум Сагаловский. Осенний полдень, призрак чуда…
ОСЕННИЙ ПОЛДЕНЬ, ПРИЗРАК ЧУДА... Осенний полдень, призрак чуда, придёт, леса озолотив, и вдруг, неведомо откуда, знакомый вырвется мотив из лет, ушедших и забытых, крест-накрест памятью забитых, когда над нами свет не гас, наивны были мы и юны, и руки тёплые фортуны в любви удерживали нас. Он зазвучит, и перед взором, уже разрушенный дотла, предстанет грустный мир, в котором когда-то молодость прошла, душа наполнится тоскою, слезой непрошенной мужскою оплачет прошлые года, и вновь припомнит, одинока, друзей, покинувших до срока маршрут, ведущий в никуда... Не плачь, душа. О чём ты молишь, на слёзы горькие щедра? То не конец ещё, всего лишь недолгой осени пора, пора прощанья и прощенья, разлук, и мук, и возвращенья, но время слёзы укротит, заблещет новая зарница, и всё на свете возвратится! И жаворонок прилетит.
* * *
Наум Сагаловский. Падает снег...
ПАДАЕТ СНЕГ... Падает снег, засыпает жизни моей колею, в белой купели купает горькую память мою. Что там - луна ли, свеча ли, луч одинокий во тьме, снег, уносящий печали, холод, ведущий к зиме?.. Кажется - город завьюжен, птичий не слышится гам, и никому я не нужен, равно друзьям и врагам, даже той странной персоне, дремлющей невдалеке в длинном до пят балахоне, с острой косою в руке... Падает снег...
* * *
Наум Сагаловский. Песенка о старости
ПЕСЕНКА О СТАРОСТИ За лесом, за бором, за синим забором живёт моя Старость одна, ни с кем не судачит, смеётся и плачет, и ждёт меня в гости она. Всё там уж готово для гостя такого, прибытия ждут моего болезни, мытарства, долги и лекарства, и к ним ещё много чего. Когда-нибудь в среду я в гости приеду, и Старость обнимет меня, седины пригладит и рядом усадит, как будто мы с нею родня. Я шашни затею с подругой своею, и будем мы век коротать, и, Старости внемля, коварное время поставит на сердце печать. Пойму, что мне Старость в награду досталась, как радуга после дождя, и, Голос почуя, "Прощай!" - прошепчу я, за синий забор уходя...
* * *
Наум Сагаловский. Пушкин
По случаю дня рождения Поэта. ПУШКИН Александр Сергеевич - он непростой человек, у него под окном специально приставленный пристав. В Петербурге зима. Мостовые укутаны в снег. Девятнадцатый век. Угоняют в Сибирь декабристов. А поэт - как поэт, у него легкомысленный нрав. Написать ли стихи или грогу принять с непогоды?.. И пекутся о нём, как родной, их сиятельство граф, генерал Бенкендорф - вроде нашего с вами Ягоды. Ненаглядная Русь! Нипочём ей ни дни, ни века - стукачи, прохаря, разговоры насчёт провианта. Нам, холопам её, всё одно - что цари, что ЦК, упаси нас, Господь, на Руси от ума и таланта!.. Лучше пулю в живот, чем томиться и жить под ярмом! Долго будешь народу любезен - и взрослым, и детям, и погибнешь, любезный, как многие - в тридцать седьмом, сам не зная о том, что судьба ошибётся столетьем... А живи он сейчас, в наше время борьбы и труда, своенравный поэт, дуэлянт, небожитель, гуляка - наш большой идеолог, стоящий у власти Балда прописал бы ему благотворные воды ГУЛАГа! А быть может - не так, а быть может - российский кумир, член Союза СП, но не ставший ни завом, ни замом, наплевал бы на всё и пошёл бы, как люди, в ОВИР, чтобы там доказать, что прадедушку звали Абрамом... Поселился бы он на двенадцатой брайтонской стрит, выходил на бульвар и гулял бы со взором печальным, и сидел бы с друзьями на кухне, курчав и небрит, и Довлатов Сергей называл бы его гениальным... Александр Сергеевич, рок эмигрантский таков: к программисту уйдёт от тебя Натали Гончарова, и не станет печатать твоих вдохновенных стихов вечный жид из газеты "Тоскливое русское слово", сдашь на лайсенс и будешь ночами работать в такси... Всё ещё образуется, друг мой, любимый, чего там! Я устрою тебе выступленье у нас в JCC, может, сотню дадут и оплатят проезд самолётом... Умирая, живём, и живём, умирая - в стихах, а вокруг суета, этот мир и жесток, и неистов. В Петербурге зима. Белый пух превращается в прах. Кандалы на ногах - угоняют в Сибирь декабристов. Но покуда в бокалах - волшебные струи Аи, но покуда зима и метелит, и кружит впридачу, но покуда звучат незабвенные строки твои - я и сам ещё жив, и надеюсь, и мыслю, и плачу... 1985 г.
* * *
Наум Сагаловский. С Новым Годом
С НОВЫМ ГОДОМ! ...Вдруг возникнет из метели чей-то лик в окошке мутном, и прищурится лукаво то ли ангел, то ли бес, и тогда случится чудо: новогодним ранним утром две летающих тарелки к нам опустятся с небес. Две летающих тарелки просигналят хриплым басом, тихо сядут, излучая свет волшебный неземной, и в одной тарелке будет каша гречневая с мясом, а в другой тарелке будет суп наваристый грибной. Я пошлю жену за хлебом. На часах зависнут стрелки. Боже правый, чудесами так и полнится земля!.. Но обидно мне, что чашки не летают, как тарелки - после супа, после каши не мешало б киселя...
* * *
Наум Сагаловский. У наших старых жён…
У НАШИХ СТАРЫХ ЖЁН... У наших старых жён - такие же мужья, такие же мужья - в сединах и морщинах, но жёны, выбрав нас, явили толк в мужчинах, поэтому на них и держится семья. Поэтому они, как некий командир, приказы отдают налево и направо, а мы без лишних слов и громких криков "браво" стираем, чистим снег и нарезаем сыр. От наших старых жён - прохлада и уют, в их милых голосах - то кипяток, то льдинки. А старые мужья, как старые ботинки, хотя и не блестят - не давят и не жмут...
* * *
Наум Сагаловский. Ускорение силы тяжести
УСКОРЕНИЕ СИЛЫ ТЯЖЕСТИ Я пишу стихотворенье, сидя дома неглиже, чтоб сказать про ускоренье, именуемое "g". И в Тамбове, и в Париже знает каждый идиот: если камень бросить с крыши - он на землю упадёт. Где б судьба нас ни носила, мы почувствовать могли, что на нас влияет сила - притяжение земли. Пьём компот, едим варенье, чай с конфетами драже - забываем ускоренье, именуемое "g". Не по странному капризу, а всемирной пользы для нас притягивает книзу наша мать - сыра земля. Вы представьте, в самом деле, не тянуло б нас к земле - мы бы в космос улетели и растаяли во мгле. Мы б растаяли, как тает снежный холмик у дверей - и малаец, и китаец, и татарин, и еврей. И в саду, и в чистом поле, то в траву, то в сена стог тянет нас - кого поболе, а кого совсем чуток. Пусть удавится завистник - всё подсчитано уже: сила тяжести зависит, у кого какая "g"...
* * *
Наум Сагаловский. В долгу…
В ДОЛГУ...
To Acagen
В долгу перед ночью длинной,
румян небосвод и пуст,
осеннею паутиной
подёрнут жасминный куст,
забор перевит лозою,
томится, печаль глуша,
невидимою слезою
оплаканная душа.
Постой, погоди минутку,
душа моя, помолчи,
ты слышишь - трубят побудку
весёлые трубачи,
и в мареве заоконном
с улыбкою набекрень,
со скрипом, журчаньем, звоном
рождается новый день,
и Знающий, Всемогущий,
приверженный похвальбе,
гадает на чайной гуще,
кого бы призвать к себе...
* * *
Наум Сагаловский. Вот и время проходит…
ВОТ И ВРЕМЯ ПРОХОДИТ... Вот и время проходит, жалей, не жалей, скоро будут снега и метели. Мне послышался горестный крик журавлей, не за мной ли они прилетели? Я гляжу в небеса, где заря расцвела, узнаю журавлиную стаю, выхожу за порог, простираю крыла, закрываю глаза и взлетаю. Успеваю догнать исчезающий клин и лечу со сноровкой былою над громадой лесов, над прохладой долин, над распахнутой настежь землёю - нет, не к будням своим, не к житейской возне, что готовит судьба-озорница, а в края, о которых мечтал я во сне, в те, где молодость вечно хранится.
|
|
|
Сайт "Художники" Доска об'явлений для музыкантов |