|
|
ДВЕ ДАМЫ ЧЕХОВСКОГО ВИДА... Две дамы чеховского вида, у правой дамы - бультерьер, он стережёт её либидо и густо удобряет сквер. Он гадит, словно гадят в душу, мы с бультерьером не в ладу; его не будет - я не струшу, рискну собой и подойду. Мне нравится фигура дамы, её в облипочку штаны; у правой дамы килограммы как надо распределены. А дама слева - королева, её собачка - идеал, но мне заказано налево: я виноват и слово дал. Ах, слово-слово - птичка божья, ах, совесть - божия узда; мы все у твоего подножья птенцы из одного гнезда: праматерь с яблоком у древа, та, что в облипочку штаны, и я, и та, что королева. А бультерьер - от сатаны.
КОГДА Я ИГРАЛ НА РОЯЛЕ... Когда я играл на рояле, а я не играл никогда, Вы взяли и перепаяли раскрытой души провода. Бемоли, дымок канифоли, цветных проводов мишура, Вы мне прошептали: "Доколе?", я Вам прошептал: "До утра". На то оно Доброе утро, что дамы из племени сов не тычут в лицо "Камасутрой", и не наблюдаютъ часовъ. Мы чёрное с белым мешали, играя в четыре руки, меняя покой пасторали на ритмы игры в поддавки. Точёные чёрные ножки, финальный аккорд пережит, и пусть между нами не кошки, а чёрный рояль пробежит.
НЕСКУЧНЫЙ САД "Нескучный сад" нас встретил тишиной. Немного подмораживало. Слякоть едва покрылась плёнкой ледяной, и сад уже отказывался плакать. Что слезы лить, на то есть месяц март, он близок, как житейские итоги, зависимые от расклада карт и надписей на камне у дороги. В тот час, когда теснят со всех сторон и думы, и дома, и магистрали, идём с тобой сюда "считать ворон", мы до сих пор не всех пересчитали. Февральский затяжной анабиоз разучивает гаммы осторожно на чёрно-белых клавишах берёз и понимаешь: музыка возможна. Вороний грай, синичий пересвист сопровождают и зовут в дорогу. Путь не кремнист. Туманен и тенист. И, как пустыня, тоже внемлет Богу. "Нескучный сад" всего лишь проба сил в конце пути перед Эдемским садом. Я б одного у Бога попросил: и в том саду гулять с тобою рядом.
СПУСТИЛСЯ К МОРЮ... Спустился к морю. Выпил пива. Подумал. Пиво повторил. Сидел у моря, ждал отлива. Отлива не было. Отлил. Поднялся в горы. Выпил чачи не в первый, не последний раз. Ждал сдачу, не дождался сдачи - не Альпы и не Аппалачи - я узнаю тебя, Кавказ.
ГОДА ИДУТ Года идут, за датой дата, неотвратимей и быстрей. И тень, как стрелки циферблата, от двух соседних фонарей. Грешу, скорее по привычке. Спешу куда-то. Но куда? Наверно к чёрту на кулички ведёт меня моя звезда. В советчиках орёл да решка, да устремлённый в небо перст, и тень сомнения, и спешка, и тяга к перемене мест. Зачем, фонарь, мне эти стрелки? Мне их вращать не по плечу. Я жил. Я был в своей тарелке. Привык. На ней и улечу.
ВОРОНА И ЛИСИЦА. РЕМЕЙК Крона клёна без листвы не крона, а скорее - Шуховский каркас. С кроны клёна мокрая ворона после ливня каркает на нас. Неуютно. Холодно и сыро. Двое суток властвует борей. Нет в карманах ни кусочка сыра, только чёрствый хлеб для сизарей. Оскудели божии сусеки, от щедрот иссяк потенциал. Неужели в позапрошлом веке сыр Господь воронам посылал. Мы со школы помним слово в слово, хоть с тех пор полжизни утекло, посылал Господь через Крылова. Вся Россия видела - дошло. А сейчас и говорить неловко, знай себе - окучивай долги. Сыр бесплатный только в мышеловках, так что клюв и пальцы береги. Мы с женой идём Центральным парком, мы глядим в пустые небеса. Это кто-то видимо накаркал и уж очевидно не лиса.
ЖЕНЩИНЕ С КРУЛЫМИ КОЛЕНЯМИ Без макияжа, просто тени скрывают глаз усталых зной, но эти круглые колени ошеломляют белизной. Чем ближе к ночи, тем белее, а ночью излучают свет, и ничего колен круглее на свете не было, и нет. Идёт направо - и заводит, идёт налево - бог ты мой, она такой походкой ходит, как по Эдему в день восьмой. Захочет, но не переступит через божественный геном, и инстинктивно яблок купит у перекрёстка в овощном.
|
|
|
Сайт "Художники" Доска об'явлений для музыкантов |