|
Время надежд и удач открывает кредит, зреют плоды, набирается сил молодняк, а за спиной надоедливый ангел твердит, будто я грешен, и он меня бросит на днях. Может, и грешен, но это пока ни при чём, если пасётся приплод на широком лугу, мается ангел за левым и правым плечом, цвета его я, увы, различить не могу. Мается ангел - источник любви не иссяк, плотно укрытый на случай морозов и вьюг - плачущих ангелов непобедимый косяк из-за спины вылетает куда-то на юг. Из-под ладони я долго гляжу ему вслед, больно от яркого света усталым глазам, ангелов жалко, моих улетающих лет, ангелов жалко - они не вернутся назад. Сроки отлёта, увы, назначают они, как ни печально, я их удержать не смогу, в месте разбега останется след от ступни, детской ступни, на холодном, на первом снегу.
Мы еще с тобой найдем дом В звездной кутерьме, среди льдин, Главное, малыш - дыши ртом, Главное, пацан - вдыхай дым. Мы еще идем след в след, Половина лет ушла в шаг, Половина зим ушла в бред, В мат очередей - твой ход, шах. Но мы еще спешим на край ржи, Где над пропастью туман спит, Пусть она не так прошла, жизнь, Главное, старик, не страх - стыд. На траве дрова, а в дому - стынь. Что посеешь - все пустой труд. Добрые слова - что в них, сын? Главное - когда они лгут. Все что за спиной - завить в рог, Все что на пути - не брать, жечь. Главное, сынок - мотай срок. Главное, дружок - копи желчь. Ты накрути на винт ремни жил, Разруби тугой перехлест шлей. Главное, отец - ты жил, жил. Главное - потом, а пока - пей. Мы еще с тобой несем груз Будничных забот, сплошных драм. Главное, земляк, дави грусть, Ведь главное, чудак, не здесь - там. Ты убери с лица носовой шелк, Ведь мы еще с тобой пропоем, брат. Главное, мон шер - ты шел, шел, Вышел в короли, а тебе - мат. И половина слез ушла в соль, А половина слез - в туман, в дым, Главное, браток - терпи боль, Ну, а все пути приведут в Рим.
Am Ammaj Am7 Am6 Летает воздух. А еще капели Dm7 E E7 И гадкие, сухие мотыльки. Am A# E7 Am F Кто сочинил тебя за две неде-ли, Am G Am G Am - 2 раза Еван-ге-лие от тоски? Газону довоенному забрили Российский лоб и галльские виски. Который день влюбленные зубрили Евангелие от тоски. Кто знал, что ты выводишь из тумана Двенадцать однодневок у реки? Луки, Матфея, Марка, Иоанна. Евангелие от тоски...
Сними меня, фотограф, на белоснежном фоне и попроси наивно, чтоб улыбнулась я, вот вылетает птичка из-под твоей ладони и улетает, улетает в дальние края. Сними меня, фотограф, пусть вылетают птицы из-под твоей искусной и ласковой руки, пока не село солнце, им надо опуститься на берегу, на берегу оранжевой реки. Сними меня, фотограф, пусть снимки, не старея, живут, как эти птицы, над вечною рекой, сними меня фотограф, сними меня скорее, хочу тебе, хочу тебе запомниться такой. В воде объединились аквамарин и охра, и прижимает губы к коралловой трубе абориген игривый - сними меня, фотограф, я так хочу, я так хочу запомниться тебе.
В парусах родился ветер И песком присыпал посох И сухие корешки на камнях. Габриель Гарсия Маркес Докурив, сигару бросил И решительно вскочил на коня. Конь узду зубами гложет, В небесах летает кондор, Игуаны выползают на свет. Люди с бронзовою кожей, Основавшие Макондо В одиночестве живут сотню лет. С неба рушатся потоки, Ураганы сносят крыши, Муравьи съедают бедных сирот. Здесь не садят маниоку И полковнику не пишут Потому, что почтальон не пройдет (No Passaran!) И пронзенные ножами Мертвецы не умирают, Их в шеренги расставляет туман. Люди ходят под дождями И друг друга убивают, И все громче лупит дождь в барабан. Ждет земля небесной кары, У солдат ржавеют каски, Листья пальмы опадают, шурша. Габриель Гарсия Маркес Выбрал новую сигару И, нахмурясь, закурил не спеша.
Меня програли сторожа, не вняв мольбе родимых черт. Видать совсем изъела ржа Фамильный герб, фамильный герб. Ах, рыцарь, твой удел не нов - Блуждать до Страшного Суда - С тех пор как ты покинул кров - Прошли года, Прошли года. Разбитый мраморный кувшин, Лужаек парка дивный плен. Здесь обнимался с милой Джин, Встречался с Джейн и клялся Энн. Ах, рыцарь, сад шнурами вен Избороздила сеть траншей, Сошла с ума малютка Энн, Увяла Джин, скончалась Джейн. И впрямь минуло столько лет. Иных уж нет, иссяк огонь. Со мной лишь старый арбалет Да верный конь, да верный конь. Нет, рыцарь, времени подлей. Нищает дух, выходит хмель. Но к черту! ЭЙ, слуга, разлей По кружкам эль, веселый эль!
На берегах Таватуя Вечер ложится лениво, На берегах Таватуя Тихо тоскует струна. Светит луна золотая Лампой, повешенной криво, И на болотистом пляже Плещет негромко волна. Так иногда подступает Тихая эта минута, Сами собою итоги Встанут в невидимый строй, От опостылевших буден Станет тоскливо кому-то, И никуда неохота, А уж тем более домой. Счет бесконечен потерям, Кучно снаряды ложатся, Не ощущает нехватки В боеприпасах судьба. Время все смоет, забудут Тех,кто ушел, домочадцы, Как ни любили,а все же Память людская слаба. Все воротится на круги, Только немного иначе, Облако плугом распорет С дальних краев караван. Снова струна под рукою Странною птицей заплачет, На берегах Таватуя Вновь молодая трава.
E7 Am G C Ничего, что день не вечен - Dm E7 Am Есть же вечер, есть и чай. E7 Am G C Поздний час, никем не встречен, B E7 Неизменно коротай. F A7 Как судьбой в собачьей шкуре Dm A#7 Бьется вьюга, рвет пути. Am B Ничего, хватило б дури, Dm E7 Am А ума должно хватить. И скрипят в снегу полозья Как суставы поутру, И хрустят в пыли морозной Две простынки на ветру. И выкручивает руки, Тянет жилы каждый стих. Ничего, хватило б муки, А мукИ должно хватить. Но летя в санях холодных По ночной своей стране За звездою путеводной При незыблемой луне, Ты услышишь, полон боли, Этот варварский мотив. Ничего, хватило б соли, Ну а ран должно хватить. Ничего, хватило б свету, А свечей должно хватить, Но как не было, так нету Вечной юности в горсти. Ловит тень от волкодава Тень от брошеной кости. Ничего, хватило б славы, А хулы должно хватить. Никого на целом свете, Только ты, убог и нищ. Ничего, но горек ветер Доносимый с пепелищ. Посоли краюху хлеба Силы чтоб поднакопить. Ничего, хватило б неба! А тебя должно хватить.
Как птенцы из гнезда мы выпали, ты не бойся прихода вечера - под таким большими липами нам с тобой опасаться нечего, под такими густыми звездами, разве их не для нас рассыпали? Мы не против гнезда, а просто мы из него не нарочно выпали. Это только сначала кажется, что без дома прожить нельзя никак, что важней пропитанья кашица, чем огромные звезды на небе. Ты не бойся ни тьмы, ни холода, будет день и найдётся пища нам, мы еще пролетим над городом на крыле, до небес возвышенном. Пролетим еще, эка невидаль, над Парижем, Нью-Йорком, Триполи и над липой, откуда некогда как птенцы из гнезда мы выпали.
Как птенцы из гнезда мы выпали, ты не бойся прихода вечера - под таким большими липами нам с тобой опасаться нечего, под такими густыми звездами, разве их не для нас рассыпали? Мы не против гнезда, а просто мы из него не нарочно выпали. Это только сначала кажется, что без дома прожить нельзя никак, что важней пропитанья кашица, чем огромные звезды на небе. Ты не бойся ни тьмы, ни холода, будет день и найдётся пища нам, мы еще пролетим над городом на крыле, до небес возвышенном. Пролетим еще, эка невидаль, над Парижем, Нью-Йорком, Триполи и над липой, откуда некогда как птенцы из гнезда мы выпали.
Шутки утренней звезды, козни ветреной Венеры, жуткий страх - любовь без веры, поздно - сладкие плоды легкомысленной богини не уступят вкусом хине, нас доводят до беды шутки утренней звезды. Забери свою стрелу бог любви, слепой проказник - подарил весёлый праздник на крови, подал к столу три обиды, два прощенья, жажду счастья, жажду мщенья, что ж ты садишь нас к углу? Забери свою стрелу. Сбереги её Луна от огня неправой мести, от слуги слащавой лести - от меня, её вина, что не надо бы светиться, в темноте горящей птицей биться, коль кругом стена. Сбереги её, Луна.
Все события подчиняются обстоятельству неизбежному - всё течет, всё изменяется, всё по-прежнему, всё по-прежнему. Затихают раскаты дальние, где скатилась лавина снежная. Как живется? Нормально, всё по-прежнему, всё по-прежнему. Но слова наподобье жалобы, и готовы сорваться нежные, ах, когда б, в самом деле, стало бы всё по-прежнему, всё по-прежнему. Только это тобой не слышимо, глупо тешить себя надеждами, нужно просто родиться рыжему, чтобы было всегда по прежнему. И тебе, как чему-то внешнему, я про жизнь говорю уверенно, очень нежно и очень бережно - всё по-прежнему. Всё потеряно.
Домой, домой под жёлтый лист, превозмогая боль в затылке, болят, завёрнутые вниз, уже не крылья, а закрылки, размяк, потрескался, размок недавно плотный слой хитина, но, все же, слава Богу, смог порвать и эту паутину. Домой, домой, под жёлтый лист, скорей, скорей под снежный купол, он будет холоден и чист, пока ты нору не нащупал, расправив крылышки во сне к распутью, к грязи и к весне.
|
Сайт "Художники" Доска об'явлений для музыкантов |