Один солдат на свете жил,
Красивый и отважный,
Но он игрушкой детской был:
Ведь был солдат бумажный.
Он переделать мир хотел,
Чтоб был счастливым каждый,
А сам на ниточке висел:
Ведь был солдат бумажный.
Он был бы рад - в огонь и в дым,
За вас погибнуть дважды,
Но потешались вы над ним:
Ведь был солдат бумажный.
Не доверяли вы ему
Своих секретов важных,
А почему? А потому,
Что был солдат бумажный.
А он судьбу, свою кляня,
Не тихой жизни жаждал.
И все просил: огня, огня.
Забыв, что он бумажный.
В огонь? Ну что ж, иди! Идешь?
И он шагнул однажды,
И там сгорел он ни за грош:
Ведь был солдат бумажный.
Былое нельзя воротить - и печалиться не о чем,
У каждой эпохи свои подрастают леса.
А все-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеичем,
Поужинать в "Яр" заскочить хоть на четверть часа.
А все-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеичем,
Поужинать в "Яр" заскочить хоть на четверть часа.
Теперь нам не надо по улицам мыкаться ощупью,
Машины нас ждут и ракеты уносят нас вдаль.
А все-таки жаль, что в Москве больше нету извозчиков,
Хотя б одного, и не будет отныне, а жаль.
А все-таки жаль, что в Москве больше нету извозчиков,
Хотя б одного, и не будет отныне, а жаль.
Я кланяюсь низко познания морю безбрежному,
Разумный свой век, многоопытный век свой любя.
А все-таки жаль, что кумиры нам снятся по-прежнему,
И мы иногда все холопами числим себя.
А все-таки жаль, что кумиры нам снятся по-прежнему,
И мы иногда все холопами числим себя.
Победы свои мы ковали не зря и вынашивали,
Мы все обрели и надёжную пристань, и свет.
А все-таки жаль, иногда над победами нашими,
Встают пьедесталы, которые выше побед.
А все-таки жаль, иногда над победами нашими,
Встают пьедесталы, которые выше побед.
Москва, ты не веришь слезам, это время проверило,
Железное мужество, стойкость и сила во всем.
Но если бы ты в наши слезы однажды поверила,
Ни нам, ни тебе не пришлось бы грустить о былом.
Но если бы ты в наши слезы однажды поверила,
Ни нам, ни тебе не пришлось бы грустить о былом.
Былое нельзя воротить, выхожу я на улицу,
И вдруг замечаю, у самых Никитских ворот
Извозчик стоит, Александр Сергеич прогуливается,
Ах, завтра, наверное, что-нибудь произойдет.
Извозчик стоит, Александр Сергеич прогуливается,
Ах, завтра, наверное, что-нибудь произойдет.
Ещё он не сшит, твой наряд подвенечный,
И хор в нашу честь не споёт,
А время торопит, возница беспечный,
И просятся кони в полёт.
И просятся кони в полёт.
Ах, только бы тройка не сбилась бы с круга,
Бубенчик не смолк под дугой,
Две вечных подруги - любовь и разлука
Не ходят одна без другой.
Две вечных подруги - любовь и разлука
Не ходят одна без другой.
Мы сами раскрыли ворота, мы сами
Счастливую тройку впрягли,
И вот уже что-то сияет пред нами,
Но что-то погасло вдали.
Но что-то погасло вдали.
Святая наука расслышать друг друга
Сквозь ветер на все времена,
Две странницы вечных - любовь и разлука
Поделятся с нами сполна.
Две странницы вечных - любовь и разлука
Поделятся с нами сполна.
Чем дольше живём мы, тем годы короче,
Тем слаще друзей голоса,
Ах, только б не смолк под дугой колокольчик,
Глаза бы глядели в глаза.
Глаза бы глядели в глаза.
То берег, то море, то солнце, то вьюга,
То ласточки, то воронье,
Две вечных дороги - любовь и разлука
Проходят сквозь сердце моё.
Две вечных дороги - любовь и разлука
Проходят сквозь сердце моё.
Жаркий огонь полыхает в камине,
Тень, моя тень на холодной стене.
Жизнь моя связана с Вами отныне,
Дождик осенний, поплачь обо мне.
Дождик осенний, поплачь обо мне.
Сколько бы я не скитался по свету,
Тень, моя тень на холодной стене.
Нету без Вас мне спокойствия, нету,
Дождик осенний, поплачь обо мне.
Дождик осенний, поплачь обо мне.
Жизнь драгоценна, да выжить непросто,
Тень, моя тень на холодной стене.
Короток путь от весны до погоста,
Дождик осенний, поплачь обо мне.
Дождик осенний, поплачь обо мне.
Эта женщина в окне
Не сольются никогда,
Зимы долгие и лета,
У них разные привычки,
И совсем несхожий вид.
Не случайны на земле,
Две дороги - та и эта,
Та натруживает ноги,
Эта душу бередит.
Эта женщина в окне,
В платье розового цвета,
Утверждает, что в разлуке,
Невозможно жить без слёз.
Потому, что перед ней,
Две дороги - та и эта,
Та прекрасна, но напрасна,
Эта, видимо, всерьез.
Хоть разбейся, хоть умри,
Не найти верней ответа,
И куда бы наши страсти,
Нас с тобой не завели,
Неизменны на земле,
Две дороги - та и эта,
Без которых невозможно,
Как без неба и земли.
Эта женщина в окне,
В платье розового цвета,
Утверждает, что в разлуке,
Невозможно жить без слёз.
Потому, что перед ней,
Две дороги - та и эта,
Та прекрасна, но напрасна,
Эта, видимо, всерьез.
Эта женщина в окне...
Виноградную косточку в тёплую землю зарою,
И лозу поцелую, и спелые гроздья сорву,
И друзей созову, на любовь своё сердце настрою,
А иначе, зачем на земле этой вечной живу.
Собирайтесь-ка, гости мои, на моё угощенье,
Говорите мне прямо в лицо, кем пред вами слыву,
Царь небесный пошлёт мне прощение за прегрешенья,
А иначе, зачем на земле этой вечной живу.
В темно-красном своём будет петь для меня моя Дали,
В чёрно - белом своем преклоню перед нею главу,
И заслушаюсь я, и умру от любви и печали,
А иначе, зачем на земле этой вечной живу.
И когда заклубится закат, по углам залетая,
Пусть опять и опять предо мною плывут наяву,
Синий буйвол и белый орел, и форель золотая,
А иначе, зачем на земле этой вечной живу.
Синий буйвол и белый орел, и форель золотая,
А иначе, зачем на земле этой вечной живу...
Пока Земля еще вертится, пока еще ярок свет,
Господи, дай же Ты каждому, чего у него нет:
Мудрому дай голову, трусливому дай коня,
Дай счастливому денег... И не забудь про меня.
Пока Земля еще вертится, Господи, - Твоя власть!
Дай рвущемуся к власти, навластвоваться власть,
Дай передышку щедрому, хоть до исхода дня.
Каину дай раскаянье... И не забудь про меня.
Я знаю: Ты все умеешь, Я верую в мудрость Твою,
Как верит солдат убитый, что он проживает в раю,
Как верит каждое ухо, тихим речам Твоим,
Как веруем и мы сами, не ведая, что творим!
Господи, мой Боже, зеленоглазый мой,
Пока Земля еще вертится, И это ей странно самой,
Пока еще хватает времени и огня,
Дай же Ты всем понемногу... И не забудь про меня.
1963
Надежды крашеная дверь,
Фортуны мягкая походка,
Усталый путник средь потерь,
Всегда припрятана находка,
Всегда припрятана находка,
И пусть видна она нечетко,
Но ждёт тебя она, поверь.
И пусть видна она нечетко,
Но ждёт тебя она, поверь.
Улыбка женщины одной,
Единственной, неповторимой,
Соединенною с тобой,
Суровой ниткою незримой,
Суровой ниткою незримой,
От обольщения хранимой
Своей загадочной судьбой,
От обольщения хранимой
Своей загадочной судьбой.
Придут иные времена
И выдумки иного рода,
Но будет прежнею она,
Как май, надежда и природа,
Как май, надежда и природа,
Как жизнь и смерть, и запах мёда,
И чашу не испить до дна,
Как жизнь и смерть, и запах мёда,
И чашу не испить до дна.
И чашу не испить до дна.
Из окон корочкой несет поджаристой,
За занавесками - мельканье рук.
Здесь остановки нет, а мне - пожалуйста:
Шофер автобуса - мой лучший друг.
Я знаю, вечером ты в платье шелковом
Пойдешь по улице гулять с другим...
Ах, Надя, брось коней кнутом нащелкивать,
Попридержи коней, поговорим.
А кони в сумерках колышут гривами.
Автобус новенький, спеши, спеши!
Ах, Надя, Наденька, мне б за двугривенный,
В любую сторону твоей души.
Она в спецовочке, в такой промасленной,
Берет немыслимый такой на ней...
Ах, Надя, Наденька, мы были б счастливы...
Куда же гонишь ты своих коней!
Но кони в сумерках колышут гривами.
Автобус новенький спешит-спешит.
Ах, Надя, Наденька, мне б за двугривенный,
В любую сторону твоей души!
1958
Не бродяги, не пропойцы,
За столом семи морей
Вы пропойте, вы пропойте
Славу женщине моей!
Вы в глаза ее взгляните,
Как в спасение свое,
Вы сравните, вы сравните,
С близким берегом ее.
Мы земных земней. И вовсе
К черту сказки о богах!
Просто мы на крыльях носим
То, что носят на руках.
Просто нужно очень верить
Этим синим маякам,
И тогда нежданный берег
Из тумана выйдет к вам.
Не бродяги, не пропойцы,
За столом семи морей
Вы пропойте, вы пропойте
Славу женщине моей!
Вот так и ведется на нашем веку:
На каждый прилив - по отливу,
На каждого умного - по дураку,
Всё поровну, всё справедливо.
Но принцип такой дуракам не с руки,
С любых расстояний их видно.
Кричат дуракам: "Дураки, дураки"!
А это им очень обидно.
И чтоб не краснеть за себя дураку,
Чтоб каждый был выделен, каждый,
На каждого умного - по ярлыку
Повешено было однажды.
Давно в обиходе у нас ярлыки -
По фунту, на грошик, на медный.
И умным кричат: "Дураки, дураки!"
А вот дураки - незаметны.
Моцарт на старенькой скрипке играет,
Моцарт играет, а скрипка поёт.
Моцарт Отечества не выбирает,
Просто играет всю жизнь напролёт.
Ах, ничего, что всегда, как известно,
Наша судьба то гульба, то пальба,
Не оставляйте, стараний маэстро,
Не убирайте ладони со лба.
Не оставляйте, стараний маэстро,
Не убирайте ладони со лба.
Где-нибудь на остановке конечной,
Скажем спасибо и этой судьбе,
Но из грехов нашей Родины вечной,
Не сотворить бы кумиров себе.
Ах, ничего, что всегда, как известно,
Наша судьба то гульба, то пальба,
Не оставляйте, стараний маэстро,
Не убирайте ладони со лба.
Не оставляйте, стараний маэстро,
Не убирайте ладони со лба.
Коротки наши лета молодые,
Нити развеются, как на кострах,
Красный камзол, башмаки золотые,
Белый парик, рукава в кружевах.
Ах, ничего, что всегда, как известно,
Наша судьба то гульба, то пальба,
Не оставляйте, стараний маэстро,
Не убирайте ладони со лба.
Не оставляйте, стараний маэстро,
Не убирайте ладони со лба.
1969 г.
Простите пехоте, что так неразумна бывает она.
Всегда мы уходим, когда над Землёю бушует весна.
И шагом неверным, по лестничке шаткой, спасения нет.
Лишь белые вербы, как белые сестры глядят тебе вслед.
Лишь белые вербы, как белые сестры глядят тебе вслед.
Не верьте погоде, когда затяжные дожди она льёт,
Не верьте пехоте, когда она бравые песни поёт,
Не верьте, не верьте, когда по садам закричат соловьи.
У жизни со смертью ещё не окончены счёты свои.
Нас время учило, живи по привальному, дверь отворя.
Товарищ мужчина, как все же заманчива должность твоя,
Всегда ты в походе, и только одно отрывает от сна -
Куда ж мы уходим, когда за спиною бушует весна?..
1961 год
Вы слышите: грохочут сапоги,
и птицы ошалелые летят,
и женщины глядят из-под руки,
вы поняли, куда они глядят?
Вы слышите, грохочет барабан?
Солдат, прощайся с ней, прощайся с ней.
Уходит взвод в туман-туман-туман...
а прошлое ясней-ясней-ясней.
А где же наше мужество, солдат,
когда мы возвращаемся назад?
Его, наверно, женщины крадут
и, как птенца, за пазуху кладут.
А где же наши женщины, дружок,
когда ступаем мы на свой порог?
Они встречают нас и вводят в дом,
но в нашем доме пахнет воровством.
А мы рукой на прошлое - вранье!
А мы с надеждой в будущее: свет!
А по полям жиреет воронье,
а по пятам война грохочет вслед.
И снова переулком - сапоги,
и птицы ошалелые летят,
и женщины глядят из-под руки...
В затылки наши круглые глядят.
1957
Давайте восклицать, друг другом восхищаться.
Высокопарных слов не стоит опасаться.
Давайте говорить друг другу комплименты -
Ведь это всё любви счастливые моменты.
Давайте горевать и плакать откровенно,
То вместе, то поврозь, а то попеременно.
Не надо придавать значения злословью -
Поскольку грусть всегда соседствует с любовью.
Давайте понимать друг друга с полуслова,
Чтоб, ошибившись раз, не ошибиться снова.
Давайте жить во всем, друг другу потакая,
Тем более что жизнь короткая такая.
Синяя крона, малиновый ствол, звяканье шишек зеленых.
Где-то по комнатам ветер прошел: там поздравляли влюбленных.
Где-то он старые струны задел - тянется их перекличка...
Вот и январь накатил-налетел, бешеный, как электричка.
Мы в пух и прах наряжали тебя, мы тебе верно служили.
Громко в картонные трубы трубя, словно на подвиг спешили.
Даже поверилось где-то на миг (знать, в простодушии сердечном):
Женщины той очарованный лик слит с твоим празднеством вечным.
В миг расставания, в час платежа, в день увядания недели
чем это стала ты нехороша? Что они все, одурели?!
И утонченные как соловьи, гордые, как гренадеры,
что же надежные руки свои прячут твои кавалеры?
Нет бы, собраться им - время унять, нет бы им всем - расстараться.
Но начинают колеса стучать: как тяжело расставаться!
Но начинается вновь суета. Время по-своему судит.
И в суете тебя сняли с креста, и воскресенья не будет.
Ель моя, Ель - уходящий олень, зря ты, наверно, старалась:
Женщины той осторожная тень в хвое твоей затерялась!
Ель моя, Ель, словно Спас на крови, твой силуэт отдаленный,
будто бы след удивленной любви, вспыхнувшей, неутоленной.
1966
Проводы юнкеров
Наша жизнь - не игра, собираться пора!
Кант малинов и лошади серы.
Господа юнкера, кем вы были вчера?
А сегодня вы все офицеры.
Господа юнкера, кем вы были вчера,
Без лихой офицерской осанки?
Можно вспомнить опять (ах, зачем вспоминать?)
Как ходили гулять по Фонтанке.
Над гранитной Невой гром стоит полковой,
Да прощанье недорого стоит.
На германской войне только пушки в цене,
А невесту другой успокоит.
Наша жизнь - не игра, в штыковую, ура!
Замерзают окопы пустые...
Господа юнкера, кем вы были вчера?
Да и нынче вы все холостые.
1969г.
Отшумели песни нашего полка,
отзвенели звонкие копыта.
Пулями пробито днище котелка,
маркитантка юная убита.
Нас осталось мало: мы да наша боль.
Нас немного и врагов немного.
Живы мы покуда - фронтовая голь,
а погибнем - райская дорога.
Руки на затворе, голова в тоске,
а душа уже взлетела вроде.
Для чего мы пишем кровью на песке?
Наши письма не нужны природе.
Спите себе, братцы,- всё придёт опять:
новые родятся командиры,
новые солдаты будут получать
вечные казённые квартиры.
Спите себе, братцы, - всё начнётся вновь,
всё опять в природе повторится:
и слова, и пули, и любовь и кровь...
Времени не будет помириться.
Чайка летит, ветер гудит, шторм надвигается,
кто-то и мне машет рукой и улыбается.
Кто-то и мне прямо в глаза молча глядит,
словно забыть старый причал мне не велит.
День пролетел, месяц прошел, время растаяло,
значит, и мной на берегу что-то оставлено.
Если опять берег мелькнет - сердце болит,
словно забыть старый причал мне не велит.
Кто же ты есть, как тебя звать, что ж ты скрываешься?
Сколько уж лет только молчишь, лишь улыбаешься...
Только в толпе белой рукой чуть шевелишь,
словно забыть старый причал мне не велишь.
Живописцы, окуните ваши кисти
В суету дворов арбатских и в зарю,
Чтобы были ваши кисти, словно листья,|
Словно листья, словно листья к ноябрю.
Окуните ваши кисти в голубое,
По традиции забытой городской,
Нарисуйте и прилежно и с любовью,
Как с любовью мы проходим по Тверской.
Мостовая пусть качнется, как очнется!
Пусть начнется, что еще не началось.
Вы рисуйте, вы рисуйте, вам зачтется
Что гадать нам: удалось - не удалось?
Вы, как судьи, нарисуйте наши судьбы,
Наше лето, нашу зиму и весну...
Ничего, что мы чужие, вы рисуйте!
Я потом, что непонятно, объясню.