Он стрелял по эльфам из рогатки,
пьяным троллям связывал хвосты.
Он был гадким, беспредельно гадким.
С ним из фей дружила только ты.
Он шокировал твоих подружек,
принося тебе простую снедь.
Для тебя он воровал лягушек
из террариума злобных ведьм.
Он носил жилет, тобой латаемый,
чтоб в него ты плакалась сопя.
Ты ему лишь доверяла тайны.
Он один лишь понимал тебя.
Всё пройдёт, прошла и эта дурость.
Ты сдержала сердце под замком.
Кому надо мило улыбнулась,
сделав вид, что он с ней незнаком.
Он исчез, как будто бы и не был.
Говорили, оборотнем стал.
Очень часто ты, взглянув на небо,
видела зубов его оскал.
Сумбурные мысли о душе... Посвящается Ольге Краузе
На каждого - по душе
дано приложеньем к телу.
Любить или гнать взашей -
что хочешь с ней, то и делай.
И кто-то, приняв как в долг,
горбатится для отдачи.
А кто-то, не взявши в толк,
заплатит и клянчит сдачи.
И шлёт он за факсом факс.
Его правота - в ударе.
И что-то ему не так-с...
Чего-то там недодали...
А тот - до небес пронёс,
за честность сто раз наказан.
И вот он по бездне звёзд
навечно для нас размазан.
Вот кто-то - не лыком шит,
под небом парит как сокол.
А кто-то - на дно души
за жемчугом битых стёкол.
А на-ка - достань до дна!
А дна не видать, досада...
Она как всегда одна.
Однако - да так и надо!
Она как всегда права.
Она же поет, как дышит.
А ну-ка - всем дать слова!
Пусть каждый поймет, как слышит.
И схватит тут всяк своё.
И жадно к рукам потянется ...
И хватит на всех её,
и аж дуракам останется.
А там - пригубив едва,
скорей, наливать для виду.
Ведь нам - выпевать слова,
а ей - выпивать обиду.
На райский плевать гундёж,
на серные будни Ада.
А жизнь отдать за неё ж,
наверное, будет надо!
Я думаю, всё же надо!
Кому только это надо...
Я улитка. Я тормоз.
Ну, на фиг мне космос...
Ведь я по любому - не первый.
Но дорогу найду
и до неба дойду
медленно, но верно.
Там, где сдохнет герой
на попытке второй,
и зевнёт супермен откровенно,
растянув сорок жил,
я тяну, как и жил -
медленно, но верно.
Помню, как-то с листа
ты вдруг - шмяк на асфальт.
Все лишились надежды мгновенно...
Между ног и колёс
я на помощь приполз
медленно, но верно.
А когда я со зла
от тебя уползал,
было всё - хуже некуда, скверно.
Только день ото дня
ты терпела меня
медленно, но верно.
Где дровишек герой
наломает порой,
где сдадут у Шварцнеггера нервы,
Нам - душа не соврёт.
Ведь улитки - народ
медленно, но верно.
Где-то дерутся, а мне не до драк.
Что с меня взять болезного?
Мне бы нагнуться в мусорный бак,
что-то достать полезного...
Вот одеяло с окошками дыр.
А рядом, хорошей сказкою,
объеденный кошками каменный сыр
с гнилой кожурой колбасною.
Под кучами разных пластов сранья,
скандалов сюжеты плоские,
газеты, грязные от вранья,
журналы, от сплетен скользкие.
А всем, по домам свой поджавшим хвост,
мусорит вместо бисера
объедки рекламы с какашками звёзд
мусорный бак телевизора.
И гордо глядят из-под чёрных мух,
в дерьме весьма бойки рыпаться,
гладкие морды "народных слуг",
кремлёвской помойки выходцы.
От урн избирательных путь начав
до урны из крематория,
с трибуны на свалке в толпу крича,
мусор творит историю.
Одышкой затёкший преет застой.
Зря будешь забыть пытаться ты
ледышкой замёрзший тридцать седьмой,
под ним - угольком, семнадцатый.
Сипы вороньи да хруст собак.
Зависть из вони лыбится...
Россия - огромный мусорный бак!
И нам из него надо выбраться!
Давно ли я книжки запоем читал,
веря во всё человечное.
Я в школе детишкам преподавал
"разумное, доброе, вечное".
Ребёнок - умнее, он нас простит.
Ему б разобраться надо...
Что истинно светит, а что блестит -
может валяться рядом.
А он разобраться хочет...
Вы только ему не мешайте...
Взлетая над помойкой по лазури,
мы, ангельской команды опера,
палим по гнили, нечисти и дури
зарядами любви, огнём добра.
Пикируем на головы со свистом.
Нам пофигу, кто гений, кто блатной.
Кто был чернее зла - тот стал пятнистым.
Кто белым был как смерть - тот стал цветной.
Над нами не имеет власти сила,
и не осилит нас тупая власть.
Мы сводим равнодушие в могилу,
куски души растрачивая всласть.
Стреляя по притонам и по тронам,
спасаем дурака или козла.
В тот миг, когда закончатся патроны,
исчезнем мы... В нас нет ни капли зла.
Пропали. И об этом знаем сами.
И в холод, и в проклятую жару
мечтаем мы проплыть под парусами,
стирая о канаты кожу рук.
Подумать, это ведь такая малость...
У нас такой вот бестолковый стиль.
Пусть за спиной взовьётся белый парус.
Развеется сомнений мёртвый штиль.
Пусть за спиной взовьётся белый парус.
Развеяв недоверья мёртвый штиль.
И нам не нужно лучшего подарка,
чем приглядеться вместе, я и ты,
как мчится быстровёслая байдарка
нацелив к небу мачты и мечты.
Помчится она вдоль по Ангаре или
по Волге провальсирует для нас,
по водной глади зеркала Карелии,
отображаясь в глади наших глаз.
Ведь водной глади зеркало Карелии
не больше глади наших ясных глаз.
Пускай на берег списаны баркасы.
Ветра, сыграйте нам победный туш.
Мы быстро соберём свои каркасы,
проверив натяженье наших душ.
Неважно, сколько в жизни нам осталось,
нас рано ещё скидывать в утиль.
Взовьётся за спиною белый парус,
пусть даже в атмосфере мёртвый штиль!
Взовьётся над Кубанью белый парус,
преодолев неверья мёртвый штиль!
Взовьётся над Кубанью белый парус,
развеяв в наших душах мёртвый штиль!
Из под земли, сквозь толщу поколений,
забытых мыслей и сожжённых книг,
пробился вопреки идей и мнений
пророком не предсказанный родник.
Не зная правил и не видя меры,
не экономил, хоть всю душу рви,
религией не извращённой веры,
моралью не опошленной любви.
Журча для всех, ведь он не мог иначе,
любил он тех, кого вбирал извне.
Листочки с веток и обёртки жвачек
в его волнах плескались наравне.
Питая жизнь, он сам сливался с нею,
всё принимая раз и навсегда.
Переливалась с каждым днём мутнее
его когда-то чистая вода.
Он гнал вперёд крутыми виражами.
Он стал рекой, а фауна - едой.
И обрастал причалами, пляжами,
шашлычными и прочей лабудой.
Пропущенный по шлюзам и каналам,
теперь он мощь оценивал свою.
И нужен был политики шакалам.
И стал съедобен прессы воронью.
Теперь он тёк как легче и где ниже.
И было не до зова чудных стран.
И как венец стремлений мутной жижей
он впал в огромный грязный океан.
...Я постоял на берегу высоком
под рыл жующих смех и пьяный крик
и, взяв рюкзак, пошёл назад к истокам,
где в чаще тихо плещется родник.
Куда девались тараканы?
Я этим мучаюсь вопросом.
Им безразличны все капканы.
Для них съедобны дихлофосы.
Им наши новшества не в жилу.
В них древний дух родной земли.
Я верю в то, что они живы,
и только временно ушли.
Они исчезли понарошку,
обиделись лишь на словах,
отвергнув импортные крошки,
чтоб бегать в наших головах.
Когда мы плачем и смеёмся,
чтоб выжить в гневе и тоске,
причиной - не активность солнца,
а тараканы в черепке.
Скучны без тараканов ночи,
без них бесцельны наши дни.
Но кто-то за бугром не хочет,
чтоб возвратились к нам они.
И нам навязывают, гады,
животных экзотичных стран.
Но символом олимпиады
быть должен русский таракан.
Они вернутся, я уверен,
когда мы сможем их принять,
когда мы все в себя поверим,
способны ближнего понять.
Не поддавайся ты обманам,
гони советчиков взашей.
Чтоб дать свободу тараканам,
стряхни, мой друг, лапшу с ушей.
Курчавым мальчиком, без устали резвясь,
он по дорожкам сада бегал вольно...
О, как она была им недовольна,
когда её толкнул он прямо в грязь...
Он вёл себя с ней несколько фривольно,
танцуя на балу свой первый вальс.
Хотел всего он сразу и сейчас!
О, как она была им недовольна...
Теперь творя ночами, хмур и тих,
он как-то разбудил её невольно.
О, как она была им недовольна,
когда читал он свой волшебный стих...
И не от раны стало ему больно...
И не от боли дрогнула рука...
Когда он с ней прощался на века,
о, как она была им недовольна...
Когда он стал бессмертным на века,
как Натали была им недовольна...
Я умру в этом городе... Странно, но я в это верю...
что по ссылке зайду на затерянный в памяти сайт,
хлопну древней, как мир, от рожденья запомненной дверью,
и ступлю на истёртый до каменных нервов асфальт.
Я умру в этом городе... Глупо, но я это знаю.
Он простит мою глупость на все сорок жизней вперёд!
Соскочу я с подножки видавшего виды трамвая
в вечность узеньких улиц, чья старая мудрость не врёт.
Я умру в этом городе... Больно, но он меня любит,
как не любит никто из живущих на свете людей!
Я поеду туда, взяв у жизни отгул (будь что будет!)
на количество в детстве авансом отпущенных дней.
Я умру в этом городе... в переводные картинки
обесцвеченных солнцем и ветром с дождями окон,
в макияжи подъездов, в седой штукатурки морщинки
в покалеченность крыш и ступенек как школьник влюблён.
Я умру в этом городе... Вынув измятое сердце,
задохнувшись от нежности, перебродившей во мне,
для кого-то другого, такого как я иноверца,
став до боли знакомой щербинкой в кирпичной стене...
Россия. Две тысячи тридцать четвёртый...
Тридцатник спустя, как в романе Дюма...
Морщинами стен слёзы окон растёрты -
Стоят постаревшие наши дома.
В подъездах, загаженных до ностальгии,
Тусуются клоны всё тех же котов.
Симптомы врождённой на жизнь аллергии
Ты вновь протестировать смачно готов.
Россия. Две тысячи тридцать четвёртый...
Нам снова об облако лбом не в облом.
Бомжей не видать, а спецназа до чёрта:
Столбом твердолобые лбы за углом.
Втянув в перепонки запретные когти,
Скользит по бутылочной глади зрачка
Народец, кусающий близкие локти
И вечные бушевы окорочка.
Россия. Две тысячи тридцать четвёртый...
Чуть больше порядка, но меньше души.
Привычные обыски, аэропорты.
Нет слухов и сплетен, но много "лапши".
Не в моде приветы, живучи наветы,
Заветы - прыжок из застоя в отстой.
Как прежде питают ТВ и газеты
Чернухой, желтухой и вечной попсой.
Россия. Две тысячи тридцать четвёртый...
Забытые песни достойных имён.
Взгляд помнящих глаз неожиданно твёрдый.
Потёртые джинсы застойных времён.
Давно захоронен октябрьский воитель.
Вокруг мавзолея галдёж и балдёж.
Но вечно под стенкою с надписью "Витя"
Толпится морщинистая молодёжь.
Страна, пережившая семь конституций,
Тюрьмы, да сумы, да войны вечный пост,
Срок - семьдесят лет роковых революций
И семьдесят фабрик искусственных звёзд...
Россия. Две тысячи тридцать четвёртый...
И снова как прежде отсчёт нулевой.
...Седая Арбенина в курточке чёрной
Поёт на ветру над холодной Невой...
Среди абзацев, буков, глав
Не в шутку, а на кровь,
Терпенья бренный труп поправ,
Сцепились, воздух в грудь набрав,
Три тыщи триста тридцать Правд
За лишь одну Любовь...
Рубаху зА ворот рванув,
(Пощады - не найдёшь!),
Они громили, рот заткнув,
Башкой о стенку долбанув,
Ногтями жилы оттянув,
Одну большую Ложь...
Убого Бога не боясь,
Челом нутро коря,
Рукою - шмяк, ногою - хрясь,
Под дых, и в пах, и мордой в грязь,
От жажды истины трясясь,
Огнём святым горя...
Но, в пыль втоптав и в землю вбив
Под смех довольных рож,
Никто не выиграл, победив:
Под правды варварский мотив,
Труп жалкий нежно обхватив,
Любовь избрала Ложь...
А сверху вниз на бездну правд,
Спокойна и чиста,
Смотрела, суть не потеряв,
Закону разума не вняв,
Всех нас поняв, простив, приняв,
В ладошку боль и страх собрав,
Всегда права без всяких прав,
Простая Доброта...
Мне надо на кого-нибудь молиться...
Вокруг мелькают каруселью лица
Различных чувств и качеств, черт и мнений,
Святой и сволочь, злой и добрый, чёрт и гений...
И я молюсь, прикрывшись рукавом,
Чтоб было, НА кого и ЗА кого.
Я знаю, нет в природе идеала,
Но идеала мне - как раз и мало.
Мне мало Бога, Духа и Героя,
Который рвётся к счастью, землю роя.
Как минимум, мне нужен тот чудак,
Который что-то делает НЕ ТАК.
Не так красиво, правильно не очень;
Не делает того, чего не хочет,
А чего хочет - к этому стремится.
Вот на него и буду я молиться,
Без очереди и без драк за то...
Ведь на него не молится никто.
А за кого?.. Да за него, родного!
Он за себя - не вымолит ни слова.
Не то, чтоб он не ценит Божью милость,
Не то, чтобы наивно возгордилось,
Не то, чтоб он не верит чудесам,
А просто - чудеса мастачит сам.
Их, правда, чудом он не признаёт,
И в этом с ним согласен весь народ,
Которому "чудесные шедевры"
Весьма успешно действуют на нервы,
А провокационный их талант
Всем проклевал мозги до самых гланд.
А он на нервы бельевой прищепкой
Всё новые сажает лапкой цепкой,
Не для какой-нибудь высокой цели,
А просто, чтобы весело висели;
Не для того, чтоб выгоду иметь,
А просто, чтобы радостнее петь.
И мокнут под дождём, под солнцем сохнут,
Не думая о том, что скоро сдохнут,
И, наконец, как вяленая рыба,
Съедаются без всякого "спасиба"
Компанией бомжей и алкашей,
Из чистой жизни выгнанных взашей...
А он живёт так, как считает, надо,
Не экономя ни души, ни взгляда,
Уверен, что всё будет - так, как будет,
И что бомжи - прекраснейшие люди...
Чудит-творит-горит во всей красе...
И не НЕ ТАК, а просто НЕ КАК ВСЕ.
Не портите усмешкой ваши лица...
Я буду ЗА и НА него молиться.
В сорок - как и в детстве бестолков,
Как и прежде - смел, но осторожен,
Маугли - уходит от волков
Потому, что жизнь понять не может.
Сказка кончилась - началась быль.
В Джунглях - ставят платные сортиры.
Киллером стал - гордый коршун Чиль.
Старый Ка - нанялся в рэкетиры.
Мор-павлин - подался на базар.
У Багиры - депресняк и кризис.
Серый Брат - пошёл работать в бар,
Серая Сестрёнка - в шоу-бизнес.
Молодёжь - не ходит под Скалу,
А кто верен - стали слишком стары.
Милостыней кормится - Балу.
А Акела - пишет мемуары.
Мудрый Хатхи - спившись, впал в маразм.
Сына три его - из разных партий,
Надрывают хоботы до спазм,
Митингуя на трибунах в марте.
Бандар-Логи - обнаглели в дым,
Скачут как хозяева со свистом.
Стал Шер-Хан - продюсером крутым,
А Табаки - "жёлтым" журналистом.
Грызуны - вошли в ко"ператив,
Хищники - давно забыли меру.
Птицы - свои песни, раскрутив,
Пачками лабают под "фанеру".
А призыв, мол, мы - одних кровей,
Прозвучит беспомощнее писка.
Выживает тот, кто поподлей.
А Закон - сто раз уж переписан.
Только буйвол, красный от потуг,
Вечный, как все знаки зодиака,
Знай себе - таскает тяжкий плуг.
Кто-то должен же пахать, однако...
...
Дёргаясь, когда трамвай стучит,
Неуклюже у окна разлапясь,
Маугли вполголоса рычит.
И молитвой в плеере звучит
Песни Джунглей старенькая запись...
Сдёрнув синего неба простынь,
Обнажив серый цвет телес,
Староватая дева Осень
Совершает свой первый секс.
Безнадёжно на землю сброшено
Золотистой листвы бельё.
И на всё, что прошло хорошего,
Бомжеватый ноябрь плюёт.
Всё, что было красиво, свято,
Стало - мусор, зараза, гниль.
Что-то Осени - хреновато.
Но таков уж осенний стиль!
Собирают хандры посевы
И тумана шмалЯт гашиш
Очи окон, подъездов зевы,
Плечи арок и плеши крыш.
Тёмных улиц влекут мотивы.
Клубом валит от джинсов пар.
Лишь зонты как презервативы
Сохраняют невинность пар.
Струи - с неба, из почвы - стебли,
Завязались узлом скорей.
Дождь-садист мазохистку землю
До кровавых иссёк пузырей.
И на луж дождевые раны
Ветер дул, обнажая дно...
Умирать, вроде, слишком рано,
Ну а жить начинать - смешно.
Загнивая, отчаясь, заживо,
Заходясь от бесплодных спазм,
Дева Осень никак не скажет нам,
Что уже наступил оргазм.
Знает: хуже уже - не будет,
Но и лучше, увы - не быть.
Видно, Осень никто не любит.
Да за что нам её любить?..
Равнодушно роняя сопли
На листочки календаря,
Предпоследние дни протопали
Бесполезно, напрасно, зря...
Сдёрнув синего неба простынь,
Обнажив серый цвет телес,
Староватая дева Осень
Совершает свой первый секс.
Чёрных веток сухие нервы
Отмирают погоде в такт...
И Зима слоем снежной спермы
Завершит надоевший акт...
Рецепт простой и верный, хоть и старый,
не доктор, а на солнечный мотив
его нам спела женщина с гитарой.
И почерк был разборчив и красив.
"Не надо верить в скучные приметы,
а лучше делать добрые дела.
И станут все обычные предметы
источниками света и тепла.
Возьми да захоти, и это - смело.
Прими решенье - это шаг второй.
Но мало пожелать, возьми да сделай!
И вот тогда ты истинный герой.
А истина - она всегда с тобою,
чиста, проста под слоем мишуры.
Всё, что мешает быть самим собою,
смети с души и мусор убери.
Так будь свободным и дари свободу.
Так будь любимым и любовь дари.
И сердцем молодея год от года,
себе и людям правду говори.
Так что ж мы все так робки в самом деле?
Расправим крылья от земли до лун!"
Об этом нам с улыбкою пропели
одна душа и шесть гитарных струн.
* * *
28 - Колыбельная для взрослых (вариант под гитару)
Спи, дружок мой. Сновидений сладких.
Лезь под одеяло и молчи.
Спят слоны, жирафы и лошадки.
Спят воры, убийцы, палачи.
В темноте непросто разобраться,
кто хороший, а кто явный гад.
Спят под блики камер папарацци.
Киллеры под выстрелы храпят.
Дрыхнут пони, пумы и медведи.
Бабочки во сне на свет летят.
Спит спокойно Путин и Медведев.
И Саакашвили с Бушем спят.
Спят в могилах Ленин, Гитлер, Сталин
с совестью своей наедине.
Чикатило спит, и спит Бен-Ладен.
Оба улыбаются во сне.
Мышки спят, собачки спят и киски.
Львы во сне тихонечко рычат.
Вырубилась кукла Жанна Фриске
рядом с куклой Ксенией Собчак.
Боги позабыли нынче меру
и на самотёк пустили ночь.
Вот сопит Киркоров под фанеру.
Спать живьём ему уже не смочь.
Спят давно девчонки и мальчишки,
рано не привыкшие вставать.
Спят под толстым слоем пыли книжки.
Им ещё придётся долго спать...
Спят вконец усталые игрушки,
телеку проигрывая счёт.
Спит Александ"р Сергеич Пушкин.
Спят Высоцкий, Янка, Башлачёв.
Перематерённый, заиконенный,
храпом-хрипом раздирая рот,
спит во беззаконьи узаконенном
незаконнорожденный народ.
Спят банкиры и пенсионеры,
алкаши, гаишники, бомжи.
Люди восстанавливают нервы
после крови, подлости и лжи.
Спите, братцы. Не теряйте веры
среди мрака подлости и лжи.
Всю жизнь Чебурашку били
все гады, кому не лень.
Друзья про него забыли.
И ел он не каждый день.
Он плакал тихонько в будке
и стискивал кулаки,
обиженно дуя губки,
отращивая клыки.
И вот, наконец, обрыдли
ему и пинки и мат.
Купил он на чёрном рынке
подержанный автомат.
О, как всё вокруг застыло,
когда не спеша навёл
он в очередное рыло
ребристый надёжный ствол.
И в душу вогнавши клинья,
ринулись в бой гневно
крутой Чебурашка-ниньдзя
и с ним крокодил... Рэмбо.
И стало на сердце пусто.
И было всё нипочём.
Врагов он крошил в капусту
джедайским своим мечом.
Своим друганам невинно
по паре раздал нунчак...
И вот в кимоно, Мальвина
гоняется за Собчак.
Мавроди хватил "кондрашка",
когда он узнал, урод,
что взбешенный Чебурашка
в контору к нему идёт.
Пьеро надоело сопли
наматывать на кулак.
И он Карабасу гордо
пролепетал: Дурак...
А с воплем "Живым не сдамся!"
на свой шебутной манер
пикирует с неба Карлсон,
беря звуковой барьер.
Джин выпущен из бутылки.
И каждый боец за двух!
Повытряхнул все опилки
из черепа Вини-Пух.
Спуская курок натужно,
перезаряжая кольт,
"Ребята, давайте жить дружно..."
бормочет кот Леопольд.
Продюсеры, трепещите!
Довольно толкать попсу!
Стираем мы вас, смотрите,
как прыщики на носу!
Наводку дают по рации,
время сверяя в полночь,
отстреливают папарацци и
прочую жёлту сволочь.
Дрожите же, президенты!
Бароны от анаши!
Протрите тупые зенки,
мажоры и алкаши!
Уладятся все конфликты,
увидят войска едва,
как чешут мультяшки лихо
на Бэ-пятьдесят два!
Так пусть же им будет страшно.
Пусть знает любой герой:
живёт такой Чебурашка,
который за нас горой.
Заправлен наш бронепоезд.
Заряжен и чист наган.
У вас ещё дремлет совесть??
Тогда - мы шагаем к вам!!!
Во все века, в любых краях и странах
Неписанный закон раскинул сеть,
Что нет страшней греха, беды, изъяна,
Чем оказаться не таким, как все.
Неважно кем: евреем или геем,
Интеллигентом или дохляком,
Живым святым, и неубитым гением,
Бродягой или просто чудаком.
Тебе простят все слабости и психи
Друзья, родные, коллектив и суд -
Все оправдают всё - когда ты "ихний",
Но если ты "другой", то - загрызут!
Ты можешь пить, курить, гулять, колоться,
Распутничать, хамить и воровать,
Блевать и испражняться где придётся,
Лишь бы для всех понятно поступать!
И ты умнеешь... Пряча боль за злобой,
А злобу - за ухмылкой маски губ,
Грызёшь судьбу, угрюмый, твердолобый,
Становишься силён, жесток и груб.
И учишься ходить не пригибаясь,
При случае прогнуться не стыдясь,
Сгибаться до упора не ломаясь,
При этом поломаться не боясь.
Таких как ты - уже большая стая,
Которая позиций не сдаёт.
И вы живёте веря и мечтая,
Что праздник вашей улицы придёт...
...
И вот - победа... С губ стирая пену,
В соплях восторга, в светлых слёз росе
Стоит толпа счастливых манекенов
Из миллионов не таких, как все...
Реже споры и всё чаще драки...
Меньше любим и больнее бьём...
Видно, наступает Год Собаки
Брызжущим слюною декабрём.
Пёсий рык стоит на всей планете,
С ним - мышиный писк, кошачий мяв...
Каждый тщится столбик свой пометить,
Поэффектней лапку приподняв.
В миг, когда от слёз дрожат коленки,
Или травит душу злой вопрос,
Человек - встаёт на четвереньки,
Некрасиво сморщив чуткий нос.
И грызутся гомо-сапиЕнсы
Подло и расчётливо хитро
За друзей, за истину, за песни,
За любовь, за разум, за добро.
Все попытки оправдать - нелепы.
Правых - нету, все здесь неправЫ.
Наши Боги - оказались слепы.
Рыба - загнивает с головы.
Вывернуто - логики запястье.
Выпачкан злорадством - светлый смех.
Истина - растерзана на части.
А любовь - оттрахана при всех.
Не хватило - мудрости крысиной,
Зла зато - хватает с головой!
В воздухе воняет мокрой псиной,
И звучит с помойки мрачный вой...
Вот таки-сякие негативы...
Вот такой безрадостный компот...
Ерунда, ведь главное - все живы...
Закругляйтесь братцы... Новый Год!
...На улыбки заменив оскалы.
Выпустив кишки у всех врагов,
Мы поднимем радостно бокалы,
Выдирая шерсть между зубов...
Как-то с небес
наземь,
В твердь уперев
ноги,
Прям из князей
в грЯзи
Спрыгнули к нам
боги.
Были хитры,
черти!
Дело своё
знали!
Пересмотрев
смерти,
Поизлечив
печали.
Стало
кругом клёво!
Аж умирать
нЕ хер!
Счастья?
Раз-два, плёво!
Только
воткни штекер!
Серость
добром крЫла,
Бросив грехи в миксер.
Рыло
крылом рыло
Грязи сырой бисер.
Лишь диссидент сраный
Не доверял фальши,
Рвался
в свои страны,
Звался
вести дальше.
Мол
не моги много.
Где-то без нас
плохо.
Богово, мол
Богу,
Лохово, мол
лоху.
Стало бы так
вечно,
Было бы так
долго,
Если б в тени млечной
Бог
не убил
бога...
Ложь увидав в чуде,
Тьму разглядев в свете,
Грызли людей
люди,
Ели детей
дети...
С ликом
как снег, белым,
С духом
как смог, чёрным,
Боги
ушли в тело,
Ставшее поп-
корном...
...
Я до фига вижу,
Хоть и молчу много.
Не становись
выше...
Не превратись
в бога...
Ты входишь, и мы сразу замечаем,
что стало неожиданно светло.
В улыбках, песнях, фразах, в чашках с чаем,
как сахар, растворяется тепло.
Свет солнца - охраняем и оплачен,
поддержан власть имущими давно.
Но солнце - днём, когда никто не плачет.
Ты ж - ночью, когда страшно и темно.
Откуда этот свет, никто не знает,
но каждый тихо нежится под ним.
А Бог светить на небо не пускает,
смутясь происхождением земным.
Но ты ногой распахиваешь двери.
Таких средь сил добра - наперечёт.
И алгеброй гармонию проверив,
Всевышний ставит нехотя зачёт.
Перечеркнув все табели и ранги,
вместо того чтоб отпускать грехи,
тебе, неверующей пишет ангел
в бреду полубезумные стихи.
Зрачки - как индикаторы вниманья.
А звёзды - отраженья наших глаз.
Мы - Армия Взаимопониманья.
Пока мы светим, небеса - за нас.
Пока мы вместе, небеса - за нас.
Хотя при жизни - нам сам чёрт не брат,
Боюсь я иногда, что на том свете,
Судить нас будет не зануда-Бог - а дети
Страшней и справедливей во сто крат.
Они нас - в лужу носом, как котят.
Им - безразлична сытость дорогая.
Всю нашу ложь сурово отвергая,
по косточкам разложат, как хотят.
Неважно, что мы - те, кто их растят.
В глаза смотреть нам будут, не моргая,
И в миг, когда мы, от стыда сгорая,
О каре - сами взмолимся, рыдая,
Они... по-детски вдруг нас всех простят...
Сумбурные мысли о душе...
Посвящается Ольге Краузе
http://www.olgakrauze.ru/
На каждого - по душе
дано приложеньем к телу.
Любить или гнать взашей -
что хочешь с ней, то и делай.
И кто-то, приняв как в долг,
горбатится для отдачи.
А кто-то, не взявши в толк,
заплатит и клянчит сдачи.
И шлёт он за факсом факс.
Его правота - в ударе.
И что-то ему не так-с...
Чего-то там недодали...
А тот - до небес пронёс,
за честность сто раз наказан.
И вот он по бездне звёзд
навечно для нас размазан.
Вот кто-то - не лыком шит,
под небом парит как сокол.
А кто-то - на дно души
за жемчугом битых стёкол.
А на-ка - достань до дна!
А дна не видать, досада...
Она как всегда одна.
Однако - да так и надо!
Она как всегда права.
Она же поет, как дышит.
А ну-ка - всем дать слова!
Пусть каждый поймет, как слышит.
И схватит тут всяк своё.
И жадно к рукам потянется ...
И хватит на всех её,
и аж дуракам останется.
А там - пригубив едва,
скорей, наливать для виду.
Ведь нам - выпевать слова,
а ей - выпивать обиду.
На райский плевать гундёж,
на серные будни Ада.
А жизнь отдать за неё ж,
наверное, будет надо!
Я думаю, всё же надо!
Кому только это надо...
Посвящается замечательной Насте Панариной!
http://glider.nizm.ru/files/music/Nastya_Panarina_-_Severodonetsk_2005/
http://drkin.rinet.ru/autoindex.php?rd=audio&p=/Other/Nastya_Panarina
http://community.livejournal.com/nastya_panarina/
Такая беда - неделю
пьют горькую эльфы брагу.
Они покидают землю.
Они потеряли правду.
Тут всё только по расчёту.
Так душно и мало света.
И эльфы бросают к чёрту
ненужную им планету.
Но вот во дворец под вечер
пришла босиком девчонка.
Эльфийской не зная речи,
пыталась просить о чём-то.
И тут осознав отчаянно,
что будет всё зря и поздно,
вздохнула она печально,
запела вдруг так серьёзно.
Её голосок волшебный,
как солнца живого лучик,
метался от неба к небу,
в клочки разрывая тучи.
Из слёз-паутинок-нервов,
скреплённых любовью нежно,
сплетались канаты веры,
ткались паруса надежды.
Для счастья нужна нелепо
такая смешная малость...
И вот кролева эльфов
сказала: А я останусь!
И топнув ногой по плитам,
что ждали тысячелетья,
смотрела назло всем битвам
как пляшут эльфийцев дети.
А ты пошагала дальше.
Ведь если не ты, то кто же
так просто, светло, без фальши
сказать обо всём нам сможет.
Куда нам теперь деваться.
В душе - непривычно чисто.
И нот-то всего двенадцать,
почти, как и лет артисту.
Над книжкой с отвагою
чёткой и старой,
мальчишки со шпагой,
девчонки с гитарой.
Привыкли не пивом
вы клясться друг другу,
а - томик Крапивина
в правую руку.
Привыкли не пиво
на грудь, когда туго,
а - выпуклость грифа,
и струны - по кругу.
Откуда вы родом?
Какого вы теста?
Неужто над городом
мало вам места
под небом высоким
бессонных ночёвок
от песен Высоцкого
и Башлачёва.
У сверстников ваших
такое не катит.
Кто сеет, кто пашет...
Кто копит, кто тратит...
Кто квасит, кто кается...
Им - всё известно.
А вас - не пускает
наивное детство.
Выносливы ноги,
сильны ваши пальцы.
Вы снова в дороге,
шальные скитальцы.
Вы дружно и вместе,
как прежде, по карте.
Вы служите песне
и верите правде.
Ничто в вашем мире
летам не подвластно.
Его не замылят
ни сплетни, ни баксы.
Мир тёпл и тесен,
и им не владеет
ни жёлтая плесень,
ни липкая зелень.
Но кто-то, зверея,
дуплетом по - снегу,
по строкам Андрея *1,
куплетам Олега... *2
Немереным бременем
взмылены холки.
Проверены временем
верные волки.
мы ли не волки.
Своих узнаёте вы
с первого взгляда.
Вы просто поёте,
пароля не надо
Взрослеть - опоздали
Солидность - на кой вам?
Вы просто не знали,
что это такое.
Пока сердце бьётся,
пока вам смеётся
пока вам поётся.
ну, в общем, неймётся.
Весёлою шарой,
обычной ватагой,
девчонки с гитарой,
мальчишки со шпагой.
По жизни недаром,
уверенным шагом,
девчонки с гитарой,
мальчишки со шпагой.
Примечания:
*1 Олег Медведев
*2 Андрей Земсков
Кораблик-жизнь, ты сквозь шторма плывёшь.
Проложен курс из детства через годы.
Твой парус дышит воздухом свободы.
Тебе плевать на правила погоды.
Идёшь вперёд и с курса не свернёшь.
Когда моря закончатся в судьбе,
подсунут сушу праведные Боги,
применишь ты окрепнувшие ноги,
и - напролом без карты и дороги
всё тем же курсом, данным лишь тебе.
Когда же даже землю из-под ног
вдруг вышибет внезапное бессилье,
расправишь ты отращенные крылья,
и полетит эмоций эскадрилья -
неудержимый бешеный поток!
Так каждый раз, когда надежды нет,
слаба любовь, а вера ускользает,
ты будешь жить, пока твой дух пронзает
и в бесконечной дали исчезает
тот детский курс, дающий жизни свет!
...тот верный курс, дающий жизни свет!
...тот вечный курс, дающий жизни свет!
Нечего бояться,
это бесполезно.
Все мы с вами, братцы,
выходцы из Бездны.
Уже тыща лет как
мы над ней зависли,
всё ища в куплетах
правды вечной мысли.
Мы - народ из Бездны.
Мы - единой крови.
Кто умрёт без песни?
Разберитесь, кто вы!
Нам как мантры - рифмы.
Ноты нам - как числа.
Мы - вампиры ритма,
оборотни смысла.
Мы - народ из Бездны.
Нас до боли мало.
Нам бы надо вместе,
чтобы не сломало.
Каждый день и снова
нам не игры - мука.
Оборотни слова
и вампиры звука.
По ночам нас будит
шёпот из Портала.
Подмечают люди
то, что с нами стало.
Не понять домашним.
Не простить любимым.
Умирать - не страшно.
Страшно - если мимо.
Мы - народ из Бездны.
Наше время - полночь.
К нам сюда не влезет
никакая сволочь.
Здесь чужим не место.
Родственные души.
Смело прыгай в Бездну!
Никого не слушай!
Мы ведь служим людям.
Отвяжитесь, черти!
Продолжать мы будем
даже после смерти.
Мы - народ из Бездны
Нас она зачала.
Спорить бесполезно.
Начинай сначала.
Мы - народ из Бездны,
ко всему готовый
Спорить бесполезно.
Заряжай по новой..
Ты вскочишь на ноги. С тобою подскочит солнце.
Будильник заткнётся, к столу припечатан взглядом.
Снаружи двери нацарапано слово 'поздно...'.
На стенке внутри намалёвано жирно 'надо!'
Ты плюхнешься в кресло и сразу зарядишь газу.
Ведь лишь бы не стоп, ну а вверх и вперёд - не страшно!
Под левой рукою - рычаг катапульты разума.
Под правой ладошкою - кнопка отстрела башни.
И вот ты свободна. Летишь по тончайшей грани,
что между родным как дым и дурным как пробка.
Шипами вовнутрь - тебя беспощадно ранит.
Шипами наружу - тебя убивает робко.
Всё выше и выше! Ну что ж вы не рядом с нею?
Ведь это легко... Вы попробуйте! Это классно!!!
Но кто-то боится. А прочие - не умеют.
А кто и плюётся... Ведь ползать, увы - заразно.
На куче тряпья, выдирая канву причин,
где каждый хрусталиком глаз искажён-уменьшен,
рОются туши сварённых вкрутую мужчин,
роЯтся тучи расплющенных всмятку женщин.
И ты переступишь обид болевой порог.
А где-то внизу покалеченный мир несётся...
Со скоростью счастья под каждый любви плевок
судьба подставляет бездонность души колодца...
Со скоростью счастья под каждый любви плевок
судьба подставляет бездонность души колодца...
http://bards.ru/person.php?id=2121
Он был по-волчьи одинок,
как жесть - ни стар, ни юн.
Был у него один клинок
и шесть гитарных струн.
Он въехал смело в круг для драк
чтоб шкуру драть свою.
Но не хотел ни друг, ни враг
участвовать в бою.
Чем жить в таверне за столом
среди болезных рож,
решил - в очередной облом
всадить последний грош.
Чем долго клясться, отрицать
мороку бывших бриг,
взял у голландца мертвеца
в залог погибший бриг.
И от Курил до мыса Горн
в ветров солёный душ
он всё хмурил под старый горн
добро палёных душ.
Чтоб через тысячу веков
плюс-минус десять дней
достичь мечты без дураков
и раствориться в ней
Пёр в бой пират, на грудь приняв,
закрывшись с головой.
А он орал "огня, огня!"
забыв, что он живой.
И как-то раз в бою таком
с очередным козлом
вогнал он клин своим клинком
между добром и злом.
Хоть было лень и не с руки,
и жизнь - пробитым дном,
но всей Всеоенной маяки
сошлись на нём одном.
И он подумал: "Что нам смерть...
Мне нечего терять!
Мне выпал шанс не просто спеть,
а мир в себе собрать".
И он отважно сделал шаг...
Горело всё вокруг.
И стало ясно: вот он - враг,
а это - верный друг.
Он вышиб землю из-под ног,
а небо из-под лун.
Пахали на износ клинок
и шесть гитарных струн.
И армия таких, как он,
раскиданных судьбой
заполнила весь небосклон,
клинки бросая в бой.
И оставалось до мечты
всего лишь десять дней.
Сорвало времени болты.
И стало видно: я и ты,
кто со своей душой на ты,
мы - всё-таки сильней!...
Пожар затих, а время-смерч
закручивал спираль.
И ржавый стих, свалившись с плеч,
сверкал как шпаги сталь.
Солёный ветер гнал волну
из бездны до небес.
Устало чайка отдохнуть
слетела на эфес...
Ей говорили: "Будешь королева!
Расстелятся и воздух и земля...
Ныряй на дно или взлетай на небо,
лишь только не прогневай короля!"
Не дали на раздумье ни минуты.
Чтоб думать, ситуация - не та.
Принцессы от рожденья носят путы.
Тем более - приёмыш-сирота.
Разжёвано всё: так-то, мол, и так-то...
Гитару - вон. Забыть про Интернет.
Но вот она с иронией и тактом
вдруг выдала решительное "Нет!"
И не хватило логики запасов.
По потным душам грязь текла ручьём.
Король за день казнил всех свинопасов,
хотя они здесь были ни при чём.
Она сидела долго в башне старой
на хлебе и воде, без сигарет.
Но стражники за песенки с гитарой
пускали её ночью в Интернет.
Король спивался медленно, но верно.
Рыдал под её хриплый чуть вокал.
Он ночью б отпустил её наверно,
когда б к утру без чувств не засыпал.
Её освободили как героя,
когда принц выгнал дряхлого отца
Она отвергла все блатные роли,
уйдя пешком в кроссовках из дворца.
Что нажила она за эти годы,
что стоило хранить, чем дорожить?...
Чахотку, язву, совесть и свободу,
три сотни песен и желанье жить!
Всё подготовлено. Ждут твоего кивка.
В пальцах - гитара с рубцами ладов и нот.
Только сквозь зубы вдруг вырвется звук плевка
освобождением лишних в душе мокрот.
Губы сухие не смогут ответить "да".
Шею заело в шарнире под позвонком.
Только случайность вмешается как всегда
чьим-то ошибочным, в тему дурным звонком.
Плюнешь ты в камеры тем, кто тебя купил,
и в микрофоны всех тех, кто тебя продал.
И обломаешь, наметив в судьбе надпил,
сук, на котором твой норов сидеть устал.
И - на свободу, под неба контрастный душ,
чтобы, швыряя на ветер обрывки строк,
тут же ловить отражённое пламя душ
тех, кто тебя в этой тьме потерять не смог.
Раю брехни предпочтёшь голой правды ад,
свежей охапкой надежд встретив новый день,
и запоёшь как четырнадцать лет назад,
дротики нот загоняя в любви мишень.
Всё подготовлено. Надо решать всерьёз,
выплюнув вон оправданий прилипший ком,
чтобы последняя капля фальшивых слёз
вышла живым, ядовитым как боль, плевком.
Написана совместно с Рут Роккстон в форме диалога. Должна была и исполняться вместе. Но не получилось.
- Послушай, не мучайся. Всё происходит, как надо.
Виток за витком нарезается пёстрый интим.
Всё было - не столь уж "давно", и не так уж "неправда".
А будет - не столько что будет, а - как захотим.
- Я знаю всё сам. Только вижу чуть-чуть по-другому.
Но это неважно. Мы смотрим сквозь тот же кристалл.
Мы рвём к небесам каждый раз, ускользая из дому,
и старенький Бог нам, ворча, открывает портал...
- От грабель на лбу не проходит привычная шишка.
Мы бьёмся в открытую дверь... Гладим спящих собак...
Летаем во сне... И ты снова - упрямый мальчишка,
сжимающий сердце, как маленький сильный кулак.
- Два лезвия глаз подрезают лохматую чёлку...
Потёртые джинсы седлают надпиленный сук...
Прыжок - на счёт "раз"! Ты, как прежде, шальною девчонкой
узлы разрываешь рывком тренированных рук.
- Держаться за небо, стоять на земле, это - просто ж:
сильнее напрячь мышцы ног и упорного лба.
Ведь мы любим жизнь, а взаимность - излишняя роскошь.
Ведь Бог - внутри нас. И нам хватит на Бога тепла!
- Вот так, превращаясь в огонь, пребываем во свете,
летя по спирали - всегда в середине пути.
И всё хорошо. Мы просты и серьёзны как дети.
Мы только подростки. И нам - бесконечно расти!
День сорвался, простой,
пьяный,
как виденье с небес
вздорный:
белый волк, как святой
ангел,
рядом грешный, как бес
чёрный.
Испустил ангел вой:
- Мне бы
твоей силы глоток
даже,
мы раскрасим с тобой
небо...
А сейчас - потолок
мажем.
Чёрный волк, как вогнав
гвозди,
рыкнул: - Зря языком
машешь!
Ты умела сбивать
звёзды!...
Что ж теперь в "молоко"
мажешь?
- Держим мы тебе впрок
место.
На тебе наших морд
метка.
Ты же можешь, как Бог,
честно!
И умеешь, как Чёрт,
метко!
- Мы - свободы одни
дети.
Мы не платим козлам
подать.
Мы когда захотим
светим!
Нам на крыльях нельзя
ползать!
...Ты очнулась. Дышать
трудно.
На нос липнет в слезах
чёлка.
Только в небе, как жизнь
мутном
волчий лик и глаза
чётко...