|
|
(Звезда - она у каждого своя. Не каждый её зрит на этом свете, но каждому она горит и светит, путь освещая и тепло даря...) Она - Звезда... С небесной светит дали, на треть - светило, человек - на треть. Могу мечтать с ней встретиться едва ли, зато бесплатно на неё смотреть. Она - Звезда... Слагает быль и небыль. А я - мараю карму и молчу. Она - шутя раскрашивает небо. А я - по мере сил его копчу. Она - Звезда... Хоть трудно ей, наверно, светить сквозь толщу жизни с вышины, она нам светит: свято, вечно, верно. Раз так - и мы навеки ей верны! Пусть я запутан в жизни безобразной... Пусть в небо путь заказан навсегда... В моей душе, простой и несуразной, горит, горит она - моя Звезда!
Всех нас создал слепыми, голодными, глупыми Бог. Наши лапки дрожали, а хвостики жались меж ног. Но, шатаясь, пошли мы, разинув в мяуканьи рот. И тянуло нас выше, прямее, скорее, вперёд. Первый звук. Первый шаг. Первый след. Первый знак. Первый шок. Первый глюк. Первый враг. Первой боли знакомый ожог. И полезли на крышу, когда наступила пора, На игрушечном домике посередине двора. Тычась мордочкой в новое, мы получали по ней, На усы намотав страх всех стадий и всех степеней. Наработав обиды, упрямства и злости рефлекс, В воспитании нашем наметился резкий прогресс. И карабкаясь, дальше по тоненькой ветке судьбы, Мы на юности крышу взобрались и свесили хвост. Расширялись глаза и трещали упорные лбы, Так учась отличать фонари и фанеру от звёзд. Нас гоняли и гнали, гноили и гнобили те, Кто уже осознал всю опасность безбашенных душ. Мы скрывались в помойках, подвалах, неся на хвосте Пыльный опыт ошибок, падений, обломов и стуж... Под шершавостью шифера - шорох: то мыши шуршат, В осторожном режиме живя и рожая мышат. Шустро шастая по чердаку, их сшибаем хвостом. Ошалело шарахаясь, шуток не шутят с котом. Но, зверея и злясь, где-то в здании крысы грызут, Так назойливо, грязь разгребая, зубами скрипя, Разгрызают за стенкой и, в челюстях чувствуя зуд, Арматуры железо встречают, сердито сопя. С крыши дальше ландшафт, больше шику и шире обзор. Мы расширим, шатаясь по крышам, шальной кругозор. С душных душ по баракам брать брезгуя сборный барыш, Мы заменим зашоренность стен на безбашенность крыш! Снизу город - пристанище наших секретных страстей... Рядом ветер в лицо холодит острой фразой сердца... А над нами - священное небо всех сущих людей... И на головы капли дождя без границ и конца... И хоть падать больнее, но всё же поверишь, малыш: Чем зашоренность стен, лучше злая безбашенность крыш
Я стою у подъезда чужого мне Вашего рая, Сердца прыганье дозою адреналина сдержав, И щипцами тоски из себя гвоздь любви выдираю, Легкомысленно вбитый когда-то, зазубрен и ржав... Раньше здесь пацаном звёзды с неба сбивал я рогаткой, Подбирая окурки в засоренном Млечном пути, А последнее время сюда заявляюсь украдкой, Каждый день обещанья давая сегодня уйти. Я ушёл бы давно, как обычно, тактично и чутко, Только Вы помешали, и действия Ваши странны: Проносясь мимо вихрем, нечаянно или же в шутку, Несуразный тот гвоздь Вы загнули с другой стороны. Вы безумно горды, хоть порою лишь кажетесь гордой. Когда Вы пролетали, смещалась сознания ось, А наивное сердце сквозь рёбра обиженной мордой Провожало Вас взглядом, царапая душу о гвоздь. А когда Вы скрывались искрящимся нотным дымочком, Унося с собой всё, чем возможно в судьбе дорожить, Сердце билось о рёбра взбесившимся красным комочком, И на полном серьёзе хотелось не быть и не жить... Ни за что, никогда и нигде не узнать Вам про это... Не понять, не почувствовать и, не дай Бог, испытать... И присев в темноту, я пригоршни горячего света, В Ваше небо швыряю, чтоб было светлее летать. Словно ноты вдоль струн, звёзды скачут по-над проводами... Ветки тёмных деревьев как пальцы по струнам скользят... Психанув, обхвачу чёртов гвоздь я за шляпку зубами!.. И прогнившие доски вдруг жалобно зло заскрипят... И тогда, отшвырнув в пыль обломок обкусанной шляпки И стерев со лба памяти пот и родные черты, Я куплю за углом бутылёк тошнотворной "анапки", И, в отчаяньи грохнув любимые файлы и папки, Загружу своё сердце враньём безнадёжной мечты...
Как перед грозой, Задохнулся вой, И затих, обездушен, стих... Совершенный Суд Без оплаты ссуд Дал добро пропустить к нам Их. В напряжёнке слов, Уж давно готов За талантом столкнуть талант, В подоконник снов, Об горшки голов, Градом рухнул на нас Десант! Прочь балласт и груз Всех былых обуз! В "говнодавов" хрусталь обут, Шустро чешет вниз. И хрустит каприз, Обессилен, иссушен, сдут. И за рядом - ряд. И по мату - мат. Из-под гряд, как из врат - подряд. И за брата - брат! И на гада - гад! Без оград и наград - парад. И крюки - в борта! И крик - изо рта! Хруст костей, как и хрип гостей! И по полной всей - Арсенал страстей Всех размеров, форм и мастей. Огнемётом нот, Пулемётом слов, Зажигательным жёстких струн, Осколками "клав", Фугасом басов, Бронебойным ударных лун. Диверсантов шприц - В кож и джинс границ, И - вперёд по каналам вен! Пальцев и курков, Звёздных маяков В пиках мыслей задав взамен. Каждый столб столбя, Об мозги долбя, Каждый щебня кусок любя, Камикадзе-жизнь, Смерть вдохнув как мысль, Собирала всю боль в себя. А когда смолкли взрывы, Растаял дым, Стихли выстрелы, Спёклась вонь, Бросив автомат, Острый скальпель-гад На шершавую лёг ладонь. Жир, Слоновость кожи, Мозгов броню, Прошибая, Срезая, Жгя... Мир Терял вас тоже Не раз на дню, Как в бою спасти не "могя". И чадящий глаз Под кровящий пласт Отдирая от красных масс, Клал мед-брат-спец-наз На стерильный наст, На потерянных в жизни нас. Всплеском тонкой плёнки Последний плен Содран. Смотрит нам в душу - Бог! Как дитя - в пелёнки, Как в урну - тлен, Грузный сердца шлепок у ног. И тогда, отстегнув Косость грубых рук, И ненужность прямых мозгов, Нетактичность чувств, Приземлённый дух, И жестокость святых оков, В толстых складках пор Среди грязи душ, Где не видно от пота зги, Драгоценный сбор, Филигранный куш, Тонкий след золотой фольги! И слеза - из глаз, А из слёз - алмаз, Из алмазов - как брызги страз. И фонтан - из брызг! А в фонтане - визг! И из визга - стихов изыск. Захлебнулся смех, Задохнулся псих, И любовь шевельнулась вдруг, Отряхая прах, Прочищая вдох, На ногах и пока без рук. И всё выше-ввысь! Больше-зашибись! Поле-пере-кати-катись! Оторви-и-брось, На авось-небось, Чтобы каяться не пришлось... Но когда с небес Слился красный шар, И замедлился правды шаг, В смерти сонный лес, В жёрла жизни жар, За солдатом ушёл солдат... Разлетевшись в брызги, Растаяв в дым, Или просто прозрачным став, Разбросав все мысли, Представ святым, Или просто от войн устав. Свет погас, день - пас. Где-то пас Пегас Классных строчек скупой запас. Расколбас - атас, Прибамбас припас По карманам всего на глаз. И пошёл (чёрт с ним!) День за днём, гостим По базару пиратских лет, Весь в плевках любви, Изорви-взорви, Многоцветный спектральный след... ......... Долго говорить, Воду лить, в грудь бить, Пяча бант, драя рант и кант, Будут сагу-жизнь Звёздные бомжи Про доставшийся нам Десант!
Как долго и нудно текут дожди... Как много и трудно спадает снег... Две пули застряли в моей груди. Две пули по сердцу скребут навек. Одна из них золотом жарко жжёт, другая - холодное серебро. Одна из них зло на себя берет, другая несёт на себе добро. Одна из них - голос, другая - слух. Одна из них - радость, другая - боль. Одна из них - белого тигра пух, другая же - чёрной пантеры смоль. Одна из них - нервный орлиный крик, другая же - нежный волчиный вой. Одна из них - солнца святого лик, другая - бледнеет луны тоской. Они неотвратны как жизнь и смерть, по снайперски пущены точно в цель. Одна из них скажет зиме: "Не сметь!", другая за шкирку возьмёт апрель. И я, весь в крови, не пойду к врачу. И я не поверю ничьим словам. Я их на всю жизнь сохранить хочу. Я их вынимать никому не дам. Как нудно и долго пойдут дожди... Как вдруг и надолго падут снега... Две пули прижились в моей груди. Две пули вросли в сердце навсегда. Проходят года, месяца, часы... Им тесно, наверное, вместе там. Но я тоже "не брошу их на весы", ведь и я "не делю любовь пополам". Я тоже не брошу их на весы, И я не делю любовь пополам.
Всех нас создал слепыми, голодными, глупыми Бог. Наши лапки дрожали, а хвостики жались меж ног. Но, шатаясь, пошли мы, разинув в мяуканьи рот. И тянуло нас выше, прямее, скорее, вперёд. Первый звук. Первый шаг. Первый след. Первый знак. Первый шок. Первый глюк. Первый враг. Первой боли знакомый ожог. И полезли на крышу, когда наступила пора, На игрушечном домике посередине двора. Тычась мордочкой в новое, мы получали по ней, На усы намотав страх всех стадий и всех степеней. Наработав обиды, упрямства и злости рефлекс, В воспитании нашем наметился резкий прогресс. И карабкаясь, дальше по тоненькой ветке судьбы, Мы на юности крышу взобрались и свесили хвост. Расширялись глаза и трещали упорные лбы, Так учась отличать фонари и фанеру от звёзд. Нас гоняли и гнали, гноили и гнобили те, Кто уже осознал всю опасность безбашенных душ. Мы скрывались в помойках, подвалах, неся на хвосте Пыльный опыт ошибок, падений, обломов и стуж... Под шершавостью шифера - шорох: то мыши шуршат, В осторожном режиме живя и рожая мышат. Шустро шастая по чердаку, их сшибаем хвостом. Ошалело шарахаясь, шуток не шутят с котом. Но, зверея и злясь, где-то в здании крысы грызут, Так назойливо, грязь разгребая, зубами скрипя, Разгрызают за стенкой и, в челюстях чувствуя зуд, Арматуры железо встречают, сердито сопя. С крыши дальше ландшафт, больше шику и шире обзор. Мы расширим, шатаясь по крышам, шальной кругозор. С душных душ по баракам брать брезгуя сборный барыш, Мы заменим зашоренность стен на безбашенность крыш! Снизу город - пристанище наших секретных страстей... Рядом ветер в лицо холодит острой фразой сердца... А над нами - священное небо всех сущих людей... И на головы капли дождя без границ и конца... И хоть падать больнее, но всё же поверишь, малыш: Чем зашоренность стен, лучше злая безбашенность крыш!
Над вечной бездной у судьбы горы, опутав души патронташем туго, два Снайпера, два брата, две сестры, две жизни, две любви, два смертных друга. Всевышний их на бой благословил. Они плечом к плечу в окоп врастали, и, не считая времени и сил, всё без конца и промаха стреляли. Но не бывает слишком хорошо. Нам в жизни тесно - этим все мы квиты. Кто что-то потерял, а кто нашел - не наше дело. Лишь бы не убиты. Теряем тех, кто честен, горд, силен. "Попсовики" всех эр объединялись: Христа - распяли, Пушкин - подстрелен, Сгорел - Высоцкий, Снайперы - расстались... Расстались живы и к стрельбе годны. И не слабее дух у одиночек. Стреляют, так же твёрды и точны, по тем же целям, только с разных точек. Ведут огонь, лишь изредка косясь. И в час, когда совсем бывает туго, они стоят, прощенья не прося, лишь молят, молят Бога друг за друга. Летят секунды, дни и месяца. Измена наши души опаляет. По нашим обескровленным сердцам своей душою Снайперы стреляют. Как жизнь, грубы и, как она, нежны, Как космос, вечны, и, как он, не стары, они стоят - горды, честны, сильны! Одна со скрипкой и одна с гитарой.
Июньский вечер небо лакирует. Из окон льётся сумеречный свет. А девушка рисует - как тоскует И для мечты подыскивает цвет. Разводы темноты - как акварели. А отблеск дня - как совесть светл и чист. Все ангелы и черти присмирели, Как дети глядя на картона лист. Сомненья паутиною повисли. Чтоб честной быть все ль средства хороши? Штрихи ложатся на картон как мысли На гладь шершавой искренней души. Раскрошены желанья на мазочки. Надежда стёртой стёрочкой мала И чувства как пастельные мелочки Раскиданы по краешку стола А девушка штрихует - как танцует. И краску заливает - как поёт. Она на той картонке не рисует, Она там существует и живёт! Порыв души... мелками... краской... тушью... Маэстро! Если только Вам не "в лом", Прошу Вас! Отсканируйте же душу! Я в рамочке повешу над столом... Маэстро! Разрешите, Вашу душу Мне в рамочке повесить над столом...
Проходит плоскость через этот мир, Деля Вселенную на две различных части: На ту, что нами познана отчасти И даже стёрта задницей до дыр... А также ту, что мозгом не понять, Тщедушною душою не измерить, Нельзя увидеть, взять, или проверить, Нелепо верить, да и вредно знать... А в плоскости самой - распяты мы... Нам ущемили третье измеренье, И мы, прошляпив это измененье, Ползли, цепляя душами умы, Прессуя впечатлений ярких тьму, В проекции теней и искажений, Раскатывая тесто наложений Извечных "для чего" на "почему". И видя только профиль или фас, Писали искажённые иконы, Как смех, воспринимая чьи-то стоны, И думая, что это - не про нас. Вгоняя штык лопаты или дрель, Расплющивали образ в образину, И возводили следствие в причину, Оправдывая средство будто цель. А в этих двух мирах между собою Налажен чёткий энергообмен. Там ничего не даром, всё взамен, Как слово - между жизнью и судьбою. Там языками адского огня, Опустошая словно очищая, Проходит страсть до пыли выгорая, Сжигая века результат, как - дня. Навстречу ж света сноп от райских врат Вылизывает жерло тьмы до блеска И, поперхнувшись, погасает резко, Не сделав пробу времени на яд. И переходят, знаки поменяв, Добро во Зло и Зло в Добро спиралью, Полутонов и бликов вакханалью На грани жизни-смерти потеряв. Но белый свет, летя меж двух Богов, Добра и правды ураганным ветром, Сквозь нашу призму преломлялся спектром Семи людских пороков и грехов. А адской плазмы газо-монолит На плоскости лишь множил срань и копоть, И мы их собирали словно дёготь, Чтоб, торжествуя, в бочку с мёдом влить. Фантомы мыслей, атомы идей, Чувств и эмоций кварки и фотоны На плоскости лишь возбуждали волны, Плывущие кругами по воде. И видя гладь, не зная, что за нею, Мы торопились выплеснуть свой день И зло плевали в круглую мишень: Кто дальше... кто точнее... кто больнее... Жизнь загоняя в нервы и в деньгу, Желая песен и немного хлеба, Мы все по мере сил коптили небо, Раскрашенное в стиле "как могу". Слова и ноты с пересохших губ Расстреливали из бетонных зданий, Комки любви осколками страданий Нашпиговав как маркитантки труп. Мы расставляли чувства в стеллажи, Жизнь осложняя кстати и некстати Молитвами в аудио-формате, Иконами в формате "джей-пи-джи". На всё имея чёткие ответы, И чувствуя люминисцентный свет, Мы на асфальте видели лишь след, И пялились на розовые кеды. И малевал себе всяк богомаз Мишень по своей совести закону. Сбить самолётик легче, чем икону, Зато и сделать новый - плюнуть раз. И, хоть на духа тяжелы подъёмы, (Исторгнуть слово тяжелей, чем свист) Мы, восемь раз сложив бумаги лист, Мастачили из плоскости объёмы. От зала к сцене, к форуму от чата Они летели, схожи на зверей... Хотелось, переделав "журавлей", Спеть "...кажется порою, что Волчата..." И мы шептали "Господи, спаси", И слали другу друг, фанат фанату Ссылку на поиск третьей ординаты Искусственной пространственной оси. Из этой грани выйти не дано. Ну, разве что, подставив табуретку, Погладить металлическую клетку, Чуть приоткрыв у мозжечка окно. И бились вечной бабочкой о лампу Попытки траекторию сменить, Вскочить в вагон... простить... и позвонить... Или пожать напрягшуюся лапу... Свои права делили День и Ночь, Добро и Зло судились за престол, И с Богом-духом за священный стол Сел Бог-отец, Бог-мать, Бог-сын, Бог-дочь. И был конец пути, как смерть, далёк, Чередовались темы, дни недели... Пока вдруг кто-то (может быть с похмелья) Не встал, расправив плечи, ПОПЕРЁК. ................................................ И хоть сначала выдержать пришлось Стомегатонных струй, тугую косность, Больной душой он обозначил плоскость, Пустив через сознанье третью ось. И совесть на неё легла шкалой, А разум расписал координаты, А память-боль расставила все даты, Насечки сделав ржавою пилой. И сердце изождавшееся вкровь Не думав и секунды, всё решило И сигануло, словно там и было, В начало всех начал, в зеро-любовь. Но вот, когда, обросшее судьбой, Мировоззренья воздвигалось зданье, Свободой опьянённое сознанье Систему потянуло за собой. И плоскость наших прошлых представлений Содрогнулась и, медленно ползя, По разуму ленивому скользя, Поехала, царапая колени... И осознав беспомощность основ, Спасая своих ценностей налички, Мы рвали связи, мненья и привычки, И корни от насиженных задов. И испытав как ужас многомерность, Мы ринулись бесстыдно к плоскостям, Топча, не замечая, по костям, И визгами вывихивая челюсть. Мы все хотели снова на планшет В придуманную безопасность лунок. Ведь в плане легче строить свой рисунок По сеткам, по лекалам и клише. Но от цунами не спастись живым. (А может просто подвела сутулость) И плоскость поперечная согнулась И обернулась зеркалом кривым. Пространство сразу сплющилось бойницей, И времени переместилась твердь, И каждый чувствовал, что жизнь и смерть Уж не разделены теперь границей. И божий лик распался, искривясь, На чёрно-белых две карикатуры. И по земле дебильные фигуры Бродили, надругаясь и глумясь. И святость стала - блядством, сила - хамством, высокомерьем - ум, а простота - Обычным извращеньем без креста... А плоскость гнулась с твёрдым постоянством. Действительность натянутой струной, Пропущенной сквозь центр той мишени, Вибрируя, кидала на колени Тяжёлой инфразвуковой волной. И в малодушьи джинсы намочив, Мы вспомнили всех идолов, кумиров, Которых опускали раньше миром, А вот сейчас о жизни молим их. Но в поклоненьи ликам мало толков, Когда напротив не видать лицо... И плоскость, изогнутая в кольцо, Вдруг лопнула на миллиард осколков!!! А дальше - полубред и полусон. Никто из нас не знал, что так бывает. "Титаник" с "Хиросимой" отдыхают... А с ними - связь событий и времён... Колбасилась Вселенная сама!... Ни физики, ни логики, ни чисел... И каждый, позабыв про жизнь и смысл, Старался просто не сойти с ума. ........................................... Конечно, я, возможно, идиот, Что загрузил всех вас бредовой речью. Но я ж не снайпер... Залп даю - картечью... Пусть, на кого-нибудь - да попадёт!
То был нЕ суицид, а пародия... так - штучка-дрючка. И таблетки не те, да и нож для бумаги тупой... Да и он был не Ангел, а лишь практикант-недоучка, Замещавший коллегу, ушедшего в жёсткий запой. Он заметил случайно, что тенью искрИвлена стенка, И спикировал слёту: рассчитывать он не привык... И она не святая была, а всего лишь студентка, По любви и по жизни попавшая в серый тупик. Он ворвался в окно, белым кедом сшибая горшочки, И, хватаясь за плечи, старался не грубо держать... А она всё давилась, глотая сухие кружочки, И пилила, боясь, чтобы не было больно, нажать. Он пыхтел, заломив ей за спину худую лапчонку, Ощущая себя то спасителем, то подлецом... А любила она не героя, а тоже девчонку, Черноокую стерву с красивым и умным лицом. А он ей проповедовал что-то сквозь стон и рыданья, Обосновывал, клялся, хитрил, умолял и страшил, По добру и наивности лишь растравляя страданья... И не спас он её, а лишь только до слёз рассмешил. Они долго сидели, обнявшись невинно и просто... Где-то рядом за стенкой бродила хозяйка с клюкой... На колени сложив угловатые крылья подростка, Она гладила мокрые перья дрожащей рукой...
За хребтами хрустящих ковров наркомака Из-под парнокопытного порнопотока Параллельно пунктирному тропику Рака Жирно вчерчен экватор творящего Рока. Там играет гитара под дерзкой рукою. Поцарапанный гриф "совершенно открыто". Страстью рОковой и простотой роковОю Рвётся нерва струна дорого и сердито. На задворках границы дворца и барака Тебя греет у старых развалин барокко Рядом с жарко-оранжевым тропиком Рака Искромётная тропка кремнистого Рока. И всё вторит там в ритм виртуального кварка, Трендом аппроксимаций срезая широко Все прыжки повремённого графика Рака По прямому и грубому трафику Рока, Принимая проклятье поверженных прахов, Обретая признание скрытых пороков Прикрыванием ярких кармических страхов, Прерыванием острых критических сроков. В рваный круг откровений врываясь с размаха Через крайностей крохи и зёрна урока, Ты приварена верою красного Рака И притравлена правдою чёрного Рока. Перечёркнут крестами цензурного зрака, Перекрашен руками крещёного орка, В пережившем наряде картинного фрака Умерщвлённый прикид непрощённого Рока. Кройку крайнего кредо бредового мрака Крой-ка матерным термином красного строка. Среди Раков и прочих брэндОв зодиака Нет крутых парадоксов настырного Рока. В перерывах у смерти то свара, то драка, То кривяще-кровящего мира морока. Под рулящим крылом у вороньего крака Свора иродов морд у портрета пророка. Пригребая караты жиреет клоака. Не дарить фарисеям старайся зарока, Набирая под прочною странностью Рака Обороты в грохочущей пропасти Рока. Трепетать перед троном трескучего врака И трясти погремушкой, дразня, нету прока. А грядущий предел пред тобой скрючен раком, Перекрученный драйвом распятого Рока. Это бремя нагрузки сурового знака Потерять и простить не придётся до срока. Пусть вибрирует трещиной в партии брака Шифер сорванной крыши шершавого Рока.
Диск луны поднимается сладок и спел, Наводя на людей золотистый прицел... Как магический клич наши песни звучат, Человечьих детей превращая в волчат... Или в горло клыком, либо взглядом укол, Может просто улыбка, и даже прикол... Только страшный процесс в подсознаньи начАт: Из детей человека мастачим волчат! Каждый мрачен, но весел, заботлив, но зол. Каждый знает как жжётся осиновый кол! Только мы не рычим, да и жертвы молчат - Молчуны молчунов обращают в волчат! Мы успешно обходим кордоны постов. Ведь не видно под джинсами серых хвостов. Только те, кому надо, в толпе различат Исподлобья и дерзко глядящих волчат. Нас клянут как проказу, обходят как мор По капризу, приказу, заказу, на спор... Этот чёртов почёт истерично влачат, И никто не жалеет мутантов-волчат! А волчата красивы, волчата храбры! Хоть и прячутся в губы клыки до поры. И живьём разрываемы - не закричат! Мы гордимся, что так воспитали волчат! А когда нас настигнет беда на бегу, И размажется кровь на невинном снегу, Только горло всхрапнёт, и сердца застучат У не нюхавших порох наивных волчат. Мы подскочим торчком и завьёмся волчком, Волоча из кишок окровавленный ком... С треском строчек шрифты со страниц застрочат, Добивая погибшие души волчат... Мы не лаем, а воем, чтоб вид не исчез... Подъедаем помои, но косимся в лес... И растратится форум, расплачется чат За не вышедших полом девчонок-волчат... В эту ночь мы не будем кого-то жалеть! Те, кто любят, вот так не должны умереть! Пусть продажные боги зубами стучат: Мы порвём ваши глотки за наших волчат!!!
Была ли то земля или вода... Была ль это трава или асфальт... Светила ли свеча или звезда... Но был задуман резкий низкий старт. Она определила свой полёт На кончиках густых своих ресниц: Хотелось ей не только лишь вперёд, А вверх без потолков, крыш и границ... Давно сдано всё лишнее в ломбард. Пусты легки карманы изнутри. "Разбег! Толчок! Прыжок!", как пел нам бард, И корни оторвались от земли. Настроены гитара и душа. Устроены цель, средства и мечта. Привычки и традиции круша, Набрались скорость, ритм и высота. Вокруг летело всякое дерьмо, Способное и в Африке всплывать, Чуть подсыхать и сразу вверх взлетать, Без крыльев и фантазии... само. А вот её - подвёл материал, Привыкшую не брать, а отдавать, Запас тепла для тех, кто не летал, Мотор заставил скоро уставать. А воздух всё плотнел и тяжелел. Шла пена из-под плавников и ласт, А крыльев пух подмышками влажнел. Пора настала скидывать балласт. А что кидать, коль гол сокОл и чист: Душа, гитара, джинсы и платок... Исторгнув вой, шипенье, визг и свист. Отпал души светящийся комок! За нею в шаг спешило шакальё, За ней в струю крылило вороньё, И, подбирая падаль и гнильё, Размазывало сопли про неё. Ни искорки вокруг, пиши - пропал. И ни души кругом, одни умы. А луч надежды под руку попал, Блеснул и срикошетил в бездну тьмы. Но в темноте забрезжил райский свет. Через ворота музыка слышна. И Рай предстал, вот только Бога нет. За всё уже уплачено сполна. Вокруг плясали черти и шуты, И куклы без рассудка и души, И ангелы, продавшие кресты Делягам за большие барыши. На душу приняла последний грех, Раздвинула плечом последний лёд, Не замечая, что стремится вверх, Ни капли не продвинувшись вперёд. Выкусывая совесть по кускам, Выламывая душу по ломтям, Давала волю пяткам и носкам, А также жару перьям и локтям. Но клоунам на душу - наплевать, А ангелам та совесть - поперёк, И бесполезно Бога призывать. Он здесь как никогда от нас далёк. И кто-то отвернулся впопыхах, А кое-кто и плюнул сгоряча, Но кто-то сжал тепло в своих руках, Молитву как считалочку шепча. И заполняя вакуум собой, Сам Сатана подъехал невзначай, Прикидывая, сколько за тобой Он сможет дать архангелам на чай. Чертей ты раньше видела, так что ж? Нам ли гореть в вине, тонуть в говне! Ты посылала в задницу святош И крыла матом правду Сатане. Но стала реже вспыхивать заря. Над "Раем" время замедляло темп. И то, что было раньше - стало зря, А то, что будет - не понять зачем. И поздно когти рвать, кричать "адью", Завязнув в этой жиже по глаза. Ведь патоки огромную бадью Над "Раем" в день сливали два разА. И гаснул света луч, и вязнул звук. Ломилось эхо в лоб от плоскостей. Советовали бросить блажь и глюк, Иначе, мол, не соберёшь костей! Причмокивала липкость сладких луж. И голос, что так резок и хорош, Вдруг вывел очевиднейшую чушь, Исторгнув совершеннейшую ложь. Но боль свою, как рвотное, приняв, Извергнув разом раковый музон, Через ограду сиганула в явь, Покинув мёртвый сахарный сезон. А сзади взвыли те, кто ставил НА, Желая ублаженья сразу всех, Штампуя образА и имена, Переводя на бабки твой успех. Но не впервой по насту убегать, На холке обжигая волосню, Неметь и задыхаться, но не лгать, И погибать по десять раз на дню. И вот вдали забрезжило шоссе Родной полоской серого в глаза. Подошвой прилипая к полосе, Ты вовремя включила тормоза. И, в сахаре оставив левый кед, Запрыгнула в обшарпанный трамвай. И заорал водитель: "Глаз что ль нет?! В депо идём! Выскакивай давай!" Но ты не соскользнула на перрон. Куда угодно, только бы вперёд. И покатился старенький вагон, Куда глаза глядят, и путь зовёт. С кондуктором нежнейшим матерком ПерегавкнУлась, мило и любя. А из окна - весёлым ветерком И солнышком, отвыкшим от тебя. Свистела совесть свежая в лицо... По ней душа неслась куда-то вдаль... И рельсы гнулись в вечное кольцо... А может, в бесконечную спираль... И рельсы гнулись в вечное кольцо... А может, в бесконечную спираль...
(Звезда - она у каждого своя. Не каждый её зрит на этом свете, но каждому она горит и светит, путь освещая и тепло даря...) Она - Звезда... С небесной светит дали, на треть - светило, человек - на треть. Могу мечтать с ней встретиться едва ли, зато бесплатно на неё смотреть. Она - Звезда... Слагает быль и небыль. А я - мараю карму и молчу. Она - шутя раскрашивает небо. А я - по мере сил его копчу. Она - Звезда... Хоть трудно ей, наверно, светить сквозь толщу жизни с вышины, она нам светит: свято, вечно, верно. Раз так - и мы навеки ей верны! Пусть я запутан в жизни безобразной... Пусть в небо путь заказан навсегда... В моей душе, простой и несуразной, горит, горит она - моя Звезда!
Эпиграф: "А с небосклона бесшумным дождём падают звёзды." В. Высоцкий С детства любил я за небом следить. Наградою за вниманье - Взглядом звезду до земли проводить, Успев загадать желанье. Взглядом звезду до земли проводить И загадать желанье. Привычка осталась. Как ночь на часах - Я трепещу и внемлю. Ведь звёздам неймётся в своих небесах, Рвутся они на землю. Звёздам неймётся на небесах, Тянет на землю. Там за талант назначают им мзду, А за старание - цену. И из звезды превратившись в Звезду, Пачкают копотью сцену. И из звезды превратившись в Звезду, Пачкают сцену. "Надо бы тот звездопад фильтровать. Мало ли чтО летает..." И начали звёзд на земле штамповать, Будто небес не хватает. Начали звёзд на земле штамповать. Небушка - не хватает. Несколько праведных лет истекло... Звёзды, как человеки, Платят исправно за свет и тепло В земно-небесном ЖЭКе. Платят исправно за свет и тепло В земно-небесном ЖЭКе. Затем - расползаются по городам. У Звёзд тоже есть шабашки. А старая дама, когда-то - звезда, Сгребает со сцен какашки. А старая дама, когда-то - звезда, Сгребает какашки. Вчера, наблюдая последний полёт, Я загадал на память, Чтоб было всем звёздам на сто лет вперёд Некуда больше падать. Чтобы всем звёздам на сто лет вперёд - Светить, согревать и не падать!
|
Сайт "Художники" Доска об'явлений для музыкантов |