- На уход Миши
Как умру, похороните Вы меня на воле, На степи в краю родимом, На кургане в поле! Чтобы даль вокруг синела, Чтоб и Днепр и кручи Были видны,- было слышно, Как гремит могучий!..
|
|
|
Сайт "Художники" Доска об'явлений для музыкантов |
|
|
|
... К нему инструкция была, гласила просто: Найти звезду, наполнить ближний космос Луной, планетами и прочей ерундой, Но осторожней быть с одним - с Душой. Что есть Душа? - та надпись не гласила, Творец был юн - миллион иль два от силы, Нашел галактику, Галактикой назвал, Нырнул, не глядя, и в рукав попал. Нашел звезду по каталогу - Солнце, Манящую как желтое оконце В Вселенских сумерках рождения Бытия, Земля - планетка, там была одна. Творец был юн, инструкция затерта, Вздохнул, припомнил шутки друга - Черта, Забытые за древностью глаза, Как эта бирюзовая Земля. Прошел крылом иль взглядом - вся работа. Пропела тихо радужная нота. Разрушив одиночества покой, Спокойный бег и жизнь планет той. Хрустальный Шар струился ровным светом, Маня мечтой и лаской, и ответом На все вопросы жизни и судьбы Вконец запутавших философов умы. Звон вышел тихий, Голос пустоты ...
Добро от зла кто может отличить, Не находя в себе самом опоры, И как поверить в силу приговора, Который всякий может отменить. Конечно можно сбросить все как шлак В пустой отвал, но так шутить опасно...
Февраль. Достать чернил и плакать! Писать о феврале навзрыд, Пока грохочущая слякоть Весною черною горит. Достать пролетку. За шесть гривен, Через благовест, чрез клик колес, Перенестись туда, где ливень Еще шумней чернил и слез. Где, как обугленные груши, С деревьев тысячи грачей Сорвутся в лужи и обрушат Сухую грусть на дно очей. Под ней проталины чернеют, И ветер криками изрыт, И чем случайней, тем вернее Слагаются стихи навзрыд.
И цветы, и шмели, и трава, и колосья, И лазурь, и полуденный зной... Срок настанет - господь сына блудного спросит "Был ли счастлив ты в жизни земной?" И забуду я все - вспомню только вот эти Полевые пути меж колосьев и трав - И от сладостных слез не успею ответить, К милосердным Коленам припав.
Я пишу никому потому, что и сам я - никто...
Когда витал над нами страх И рапорты ломились в уши Живых нас как несметный прах Безмолвно покидали души Как буд-то смерчем их с земли Сметало горсточки пушинок
Золотые кудри в косы Панночка плетет; Заплетаючи, в раздумье Песенку поет: Темной ночью белых лилий Сон неясный тих. Ветерок ночной прохладой Обвевает их. Ночь их чашечки закрыла, Ночь хранит цветы В одеянии невинной Чистой красоты, И сказала: спите, спите В этот тихий час! День настанет - солнца пламень Сгубит, сгубит вас! Дня не ждите,- бесконечен Знойный день, а сон, Счастья сон недолговечен, И умчится он. Но, таинственно впивая Холодок ночной, К солнцу тянутся, к востоку Лилии с тоской. Ждут, чтоб солнце блеском алым И теплом своим Нежно белые бокалы Растворило им. И напрасно ночь лелеет Каждый лепесток - Грезит девушка о милом, Солнца ждет цветок!
По раскаленному ущелью, Долиной Смерти и Огня, В нагую каменную келью Пустынный Ангел ввел меня. Он повелел зажечь лампаду, Иссечь на камне знак Креста - И тихо положил преграду На буйные мои уста. Так, Господи! Ничтожным словом Не оскверню души моей. Я знаю: ты в огне громовом Уже не снидешь на людей! Ты не рассеешь по вселенной, Как прах пустынь, как некий тлен, Род кровожадный и презренный В грызне скатившихся гиен!
Мы рядом шли, но на меня Уже взглянуть ты не решалась, И в ветре мартовского дня Пустая наша речь терялась. Белели стужей облака Сквозь сад, где падали капели, Бледна была твоя щека, И как цветы глаза синели. Уже полураскрытых уст Я избегал касаться взглядом, Но был еще блаженно пуст Тот дивный мир, где шли мы рядом.
Настанет день - исчезну я, А в этой комнате пустой Все то же будет: стол, скамья Да образ, древний и простой. И так же будет залетать Цветная бабочка в шелку - Порхать, шуршать и трепетать По голубому потолку. И так же будет неба дно Смотреть в открытое окно И море ровной синевой Манить в простор пустынный свой.
Зачем пишу? Все было сказано.
На светлых стеклах февраля Блеск солнца замерцал У фонаря у фонаря мой ангел умирал...
И снова взгляд, глаза печальные Увидят ночь в дыре оконной, И слово с ложью в горле каменном Застынет непроизнесенным...
Вечерних туч над морем шла гряда, И золотисто-серыми столпами Стояла безграничная вода, Как небеса лежавшая пред нами. И ты сказал: "Послушай, где, когда Я прежде жил? Я странно болен - снами, Тоской о том, что прежде был я бог... О, если б вновь обнять весь мир я мог!" Ты верил, что откликнется мгновенно В моей душе твой бред, твоя тоска, Как помню я усмешку, неизменно Твои уста кривившую слегка, Как эта скорбь и жажда - быть вселенной, Полями, морем, небом - мне близка! Как остро мы любили мир с тобою Любовью неразгаданной, слепою! Те радости и муки без причин, Та сладостная боль соприкасанья Душой со всем живущим, что один Ты разделял со мною,- нет названья, Нет имени для них,- и до седин Я донесу порывы воссозданья Своей любви, своих плененных сил... А ты их вольной смертью погасил. И прав ли ты, не превозмогший тесной Судьбы своей и жребия творца, Лишенного гармонии небесной, И для чего я мучусь без конца В стремленье вновь дать некий вид телесный Чертам уж бестелесного лица, Зачем я этот вечер вспоминаю, Зачем ищу ничтожных слов,- не знаю.
Последний апрельский грязный снег Сбежит, пропотев ручьями По строчкам шагов нелепых следов, Нечаянно оставленных нами. И блик на кольце в обманчивой мгле Мелькнет позабытым ответом, С забытых времен прошепчет тебе: "Пройдет, все пройдет! И это". "Опять кольцо, а у кольца" - Выводит голос дивный, "Начала нет и нет конца" - Звучит мотив старинный. Сиреневый цвет фисташковых гор Пробьется к душе из дали И голос родной из толщи земной Прольется с цветными снами. Там теплый ледок и легок полет, Там только б хватило силы Звенящую нить в груди удержать Средь крошева звездной пыли. Там можно понять, там можно обнять Весь мир и не знать усталость. С горы оттолкнись, рукой потянись, Не думай - такая малость. "Бежит кольцо, а у кольца" - Выводит голос дивный. "Начала нет и нет конца" - Звучит мотив старинный. Забвенья мотив по кругу кружит Уводит от глаз любимых. И снова углы сквозь страшные сны Проступят в обводах синих. Так сколько терять, как круг разорвать? - Ответа в кольце не сыщешь. И надпись на нем, и надпись внутри Безмолвно кричат, ты слышишь? Верь снова апрельский грязный снег Вернется протечь печалью. Все надписи врут, любимый мой друг, Не верь и последнему камню. Последний апрельский грязный снег Сбежал пропотев ручьями По строчкам шагов нелепых следов Нечаянно оставленных нами.
Ах, какая пропажа - пропала зима, Но не гнаться ж за нею на север ...
Прощайте, прощайте, беснуется пес на цепи. И фыркают кони, ворота распахнуты. Трогай!
Речи смолкли в подъезде, все ушли, мы одни, мы вдвоем, Мы живые созвездья, как в блаженное детство зажжем.....
Мне снилась осень в полусвете стекол, Друзья и ты в их шутовской гурьбе, И, как с небес добывший крови сокол, Спускалось сердце на руку к тебе. Но время шло, и старилось, и глохло, И паволокой рамы серебря, Заря из сада обдавала стекла Кровавыми слезами сентября. Но время шло и старилось.И рыхлый, Как лед, трещал и таял кресел шелк. Вдруг, громкая, запнулась ты и стихла, И сон, как отзвук колокола, смолк. Я пробудился. Был, как осень, темен Рассвет, и ветер, удаляясь, нес, Как за возом бегущий дождь соломин, Гряду бегущих по небу берез.
Когда и сушь и топь и водь Людей бывалых, зверей и птиц, Позвал на Страшный Суд Господь, Со всех сторон пришли без лиц...
Тихой ночью поздний месяц вышел Из-за черных лип. Дверь балкона скрипнула,- я слышал Этот легкий скрип. В глупой ссоре мы одни не спали, А для нас, для нас В темноте аллей цветы дышали В этот сладкий час. Нам тогда - тебе шестнадцать было, Мне семнадцать лет, Но ты помнишь, как ты отворила Дверь на лунный свет? Ты к губам платочек прижимала, Смокшийся от слез, Ты, рыдая и дрожа, роняла Шпильки из волос, У меня от нежности и боли Разрывалась грудь... Если б, друг мой, было в нашей воле Эту ночь вернуть!
Трамвай не торопится. Мягко вперед, навстречу окраин Безлюдью по черточкам улиц, качаясь, плывет, дорогу царапая грудью. Мне видно в окошко: по спинам мостов, по иглам невыросших сосен, по рельсам крыш, по квадратам кустов скользит многоцветная осень.
Я в поисках желательной свободы Исследовал таинственные своды, И на замысловатом потолке Увидел легкий образ в уголке...
Вокзал, несгораемый ящик Разлук моих, встреч и разлук, Испытанный друг и указчик, Начать - не исчислить заслуг. Бывало, вся жизнь моя - в шарфе, Лишь подан к посадке состав, И пышут намордники гарпий, Парами глаза нам застлав. Бывало, лишь рядом усядусь - И крышка. Приник и отник. Прощай же, пора, моя радость! Я спрыгну сейчас, проводник. Бывало, раздвинется запад В маневрах ненастий и шпал И примется хлопьями цапать, Чтоб под буфера не попал. И глохнет свисток повторенный, А издали вторит другой, И поезд метет по перронам Глухой многогорбной пургой. И вот уже сумеркам невтерпь, И вот уж, за дымом вослед, Срываются поле и ветер, - О, быть бы и мне в их числе!
На синее небо взглянул ты, мой друг, И в молчаливых уставших глазах Отсюда бегущая прочь Бирюса - Октябрь отразился, плывущим на юг. Он неудержим. Разве можно связать Свободно скользящий над рощами дым? Я знаю, о чем ты мне хочешь сказать. Давай потому , как всегда, помолчим.
Зачем и о чем говорить? Всю душу, с любовью, с мечтами, Все сердце стараться раскрыть - И чем же? - одними словами! И хоть бы в словах-то людских Не так уж все было избито! Значенья не сыщете в них, Значение их позабыто! Да и кому рассказать? При искреннем даже желанье Никто не сумеет понять Всю силу чужого страданья!
Как умру, похороните Вы меня на воле, На степи в краю родимом, На кургане в поле! Чтобы даль вокруг синела, Чтоб и Днепр и кручи Были видны,- было слышно, Как гремит могучий!..
|
|
|
Сайт "Художники" Доска об'явлений для музыкантов |