Она откроет дверь на балкон,
и в комнату войдет шум города,
И воздух,
такой вечерний, прохладный и влажный.
И тронув струны, накрашенным ногтем,
Она будет останавливаться,
будто размышляя над каждой.
Над каждой нотой, и каждым прожитым днем.
И глядя сквозь меня,
приняв стаканчик верного средства,
Она вызовет в памяти действо,
где возьмет ощущение детства,
А ее возьмет грусть.
От тех событий, что можно было свихнуться,
Тех людей, что уже никогда не вернутся
Слезы льются, и льются,
и пусть.
Она смотрит в окно,
где далекие звезды, и свет лунного диска,
Ей напомнят о ком-то важном и близком.
О человеке, что живет в ноутбуке,
Он имеет доброе сердце, и сильные руки,
Он страдает от лени, но никогда не страдает от скуки.
С ним съедено восемь пудов соли,
И доставлено столько же взаимной боли,
Она смотрит на него, и понимает - он совсем другой.
Такой давно нелюбимый, но все же родной,
Такой невыносимый, но необходимый,
Она подойдет к нему тихо, обнимет,
и прижмется щекой.
Ты неформатный,
Совсем не сладкий,
Порой неприятный,
Порой непонятный.
Немного жестокий,
Всегда одинокий,
Собой недовольный,
Но вольный.
Ты принципиальный,
Слегка ненормальный,
Совсем неизвестный,
Но честный.
Ты уникальный,
И часто печальный,
Но сделан из доброго теста.
Ты сделан из светлой ткани,
Но вписан в мрачную повесть.
Идешь, не толкаясь локтями,
Идешь опираясь на совесть.
Идешь спотыкаясь,
Живешь сомневаясь,
И вроде с тобой все ясно.
Но не унываешь,
Внутри где-то знаешь,
Все будет классно,
Все будет классно.
В сети есть много разных уродов,
И они, порой, пишут Карине всякую херь.
Инет - место такое, здесь не залепишь в морду,
И даже внятно не укажешь на дверь.
Она давно поняла, с такими лучше не спорить,
Ни о чем не просить, не дай Бог попытаться понять,
Лучше ответить что-нибудь вежливое, сухое,
Усыпить нотик, и затем самой идти спать.
Так бывает в городе, с одним встретились в пробке.
Такой на аве был с удочкой, и слегка подросшим дитем.
Он посмотрел как-то обреченно и долго, отвел глаза как-то робко,
Карина поздоровалась дежурным кивком.
Он рванул с дымом, будто решип свалить от копов,
И шел уже наверное вдвое больше ста,
Когда так явно намеренно, не зажигая стопов,
Со всей дури влетел в опору моста.
Она проехала мимо, как шарик под наперстком.
Дыхание схватило, и пришла эта мысль пугающая,
Что может нужно было там, на перекрестке,
Открыть окно и крикнуть что-то жизнеутверждающее.
Когда шок прошел, она была уже дома,
Дрожащей рукой что-то капала в кружку,
Потом был мартини без сока, потом дошло и до рома,
К утру ревели в обнимку с подружкой.
В этой истории все как-то непросто.
Пойди пойми эти уровни душевной боли.
Вот, дядя, пережил СССР и девяностые,
А с игнором красной девицы не захотел мириться что-ли?
И она стала злиться на этого Сушкова Глеба,
И знаешь, одну вещь я тоже не могу понять,
Как мог оставить он жену с ребенком без краюхи хлеба?..
Как мог оставить он одну больную мать?..
Обо всем этом думать, как войти в реку мимо брода,
Ты Каринка не бойся, ты, Каринка, забудь и держись,
В сети есть много разных уродов,
Они не должны проникать в твою реальную жизнь...
В этой песне никто не погибнет,
Никто не будет мокнуть под дождем.
Никто не будет жечь рукописи и книги,
Никто не будет влюблен.
В этой песне никто не заплачет,
И я конечно же этому рад.
Я смотрю как осеннее солнце фигачит
Сквозь желтые деревья и красный виноград.
Сквозь желтые деревья и красный виноград.
Этой песни не будет,
Хотя она мне, как воздух важна.
Но в океане грусти и ломанных судеб
За волною накрывает волна.
И уже не отпустит, и я устал биться,
И этот твой беспокойный взгляд.
Со мной ничего не случится,
Пока я вижу желтые деревья и красный виноград.
Желтые деревья и красный виноград.