Далила не давала Даниле. Данила голодал. Складывал баллады. Далила балдела, но и не думала об утолении Данилиного голода. Далила полагала, что если Даниле дать, на том конец золотым балладам. Если Даниле дать, за то бы была плата: вместо баллад - елда.
А так - под дулами бездонной неутоленной любви - клондайки Данилиного таланта. Тем более, что люди, удовлетворявшие либидо Далилы были, а с балладами - лишь Данила.
А Данила страдал. Неутоленное либидо давало таланту такие полеты, что ему то и дело мерещились туманы Лондона, больно бодали долбленые гондолы. И эти темы, как соколы на охоте, ловко летели на ноты, ломая стереотипы о мужской похоти.
Но Далила была неуклонна. Далила была как жажда. И если бы не Далила. Если бы не долила той жажды, что всем поэтам доливали, то был бы Данила простым молодчиком.
А так.. Однажды.. Пришел к ней. Злобный. Голодный. Повалил на лопатки эталон утоления голода. Далила гладила его волосы, а его ладони ласкали колени. Губы ловили лоно. И луна светила сквозь тополиную крону, роняя ломаные блики на линолеум.
А где-то невдалеке, под окнами, слышались Даниловы баллады. Данила думал, что Далила одна и пел для нее.