Кому Россия не чужбина,
но крест, молитва и слеза,
и под прицелом карабина
своей судьбе глядит в глаза.
Но лишь за то, что на восходе
сражался маленький отряд,
его к пожизненной свободе
приговорят, приговорят.
То крик привидится дельфиний,
то снов забытый стеарин.
Со мною свет спокойно-синий
и камень твой - аквамарин.
Кольцо трамвая, круг неволи,
больничный, сумрачный режим:
не дай вам Бог попасть на поле,
где мы под минами лежим.
Не дай вам Бог сойти с перрона,
когда прощались навсегда.
Замкнет тебя родная зона,
и провода, и провода.
На перевале, на погрузке,
под крик савёловских ворон
ты не захочешь петь по-русски -
приговорен, приговорен.
Не за то, чтобы с первою кровью
На исходе московского лета
Подходила Москва к изголовью
В незнакомые глядя портреты.
А за то, что топтали б и гнули
До звезды у ночного оврага,
Пусть ни пайки тебе и ни пули
Ради чести российского флага.
Не за то, что дожди над Россией,
Не за сизую вонь танкодрома,
Не за наше святое бессилье
Над рекою у Белого Дома,
А за то, что стучали б вагоны,
И за непогребенные мощи
Я б сорвал с тебя, сука, погоны,
Чтобы дрогнула Красная Площадь.
21 августа
Что там еще напророчили лето и небо,
Крик с минарета, и тень, и молчанье креста,
Цель или долю,
Цепь или волю,
Или полет со спины подвесного моста?
Это не мост и не бред, это бездна Азова,
Глаз твоих сети и плеч ненадежный приют.
Вместе с тобою
Нас было трое,
А через день и следов на песке не найдут.
Буду замечен и вовремя изгнан из рая,
Каждому встречному свой напевая мотив:
Солнце родное,
небо другое,
Пьян и осмеян, но, кажется, все-таки жив.
Георгию Борисову
Не дождавшись небесной воды,
Упадают с деревьев плоды,
Когда жизнь изнутри угасает.
Мне, наверное, тоже теперь
Через полураскрытую дверь
Среднерусских берез не хватает.
Шелест листьев, как шелест бумаг.
Одинокий болтается флаг
На фронтоне похожего зданья.
И славянские корни вросли
Прямо в сердце из самой земли,
Где цветенье, но не процветанье.
Я не ваш, я не здешний, как вы,
Мне довольно дождливой Москвы,
Где камней первородных устои.
Мне бы только немножко тепла
И норы, или даже угла,
И - покоя, покоя, покоя, покоя...
Только так я сумею сберечь
Вашу древнюю странную речь,
От которой был грустен и весел.
И в стакане вино на крови,
И волненье внезапной любви
От болгарских стихов или песен.
Откуда свет? Ах, этот свет, почти облава.
Стакан наполнен, а на донышке отрава.
То без людей в сезон дождей живешь послушно,
То в ожидании грозы - темно и душно.
Вот дачный тенор подражает граммофону,
Изжитый день, неясный путь, гудок клаксона.
Стоять и стынуть в городах на перекрестках,
Чтоб только выжить, только жить, и то непросто.
Ты про любовь? А что любовь? Зола в ладони.
Незавершенный разговор в пустом вагоне.
Бледнеют письма на столе, белей, чем флаги,
И поцелуй на черный день - глоток из фляги.
Лишь отразится в зеркалах ночное бденье,
В них перечеркнутое трещиной виденье,
Как пенье птицы за задернутою шторой,
Как упреждение для выстрела с упора.
Откуда свет? Ах, это свет твоей отчизны,
Любви и славы, и беды, и укоризны,
Твоих предместий перечеркнутые знаки,
дома без окон и заборы цвета хаки.
Изгибы гор, влеченье рек и блажь прогулок,
Глухой и гулкий, увлекает переулок.
Не прозевать бы поворота - и на волю,
Где светел снег, и чёток след, и чисто поле.
Коль изменишь, чем заменишь
Дымный полдень над Москвой,
Сорок раз шаги отмеришь,
И вернешься сам не свой.
Сколько лет гуляет слава,
Что крепка твоя броня.
Что же ты, моя держава,
Все сторонишься меня?
Сколько было отречений
От престола и венца.
За какое же реченье
Добиваешь до конца,
За какие горы, дали,
Или хруст чужих костей
Отливаешь ты медали
Для больных своих детей?
И каких мастей герои
По душе тебе, скажи?
Ведь когда-нибудь отроют
Те этапы, этажи,
Где валяется измятый,
Запоздавший, как обоз,
Тот, желтеющий, проклятый,
Окончательный донос.
Поминальными речами
Не откупишься теперь,
Чтоб уйти со звонарями
Через взломанную дверь.
Ну, а там еще в запасе
Сорок дней на Божий суд.
Наши души в одночасье
Мимо окон понесут.
Скажешь, трудная работа -
Войны, кражи и разбой?
Но Никитские ворота
Вслед захлопнут за тобой.
И успеешь на прощанье,
Покидая этот свет,
Нам подсунуть обещанья,
А не истинный завет.
Так рисуй скорей по снегу,
Поднимая на дыбы
Перевернутое небо
И бетонные столбы,
Или скомканные лица
В мегатонной глубине...
Вот еще одна страница
Не дописана во сне.
В отраженье бесполезном
Сна постылого
Островок парит над бездной,
Дорогомилово.
Что подъезды, что подвалы,
Всюду благодать,
Но до грязного вокзала
Здесь рукой подать.
В заведенье "Пиво-Воды"
Стоит лишь зайти,
Есть и пиво, и свобода
Жить у пропасти.
Где накинута на горло
Цепь стальных путей,
Я с надеждою покорной
Жду своих гостей.
Было много их, иль мало,
Значит, в самый раз,
Чтобы чужбиною не стала
Родина для нас.
Где однажды жили вместе
Посреди земли,
Недописанные песни
Пели, как могли.
В пиджаках давно истертых,
Роста среднего,
Я зову живых и мертвых
До последнего,
Их любовь, что освещала
Небо над Москвой,
Пулю ту, что обещала
Подарить покой.
Павлу Гутионтову
Только бы не выпал вдруг
Жребий на моих друзей,
И не разомкнулся круг,
Делая врагов сильней.
Да еще бы не сбылись
Речи и пророчества,
Только бы для всех нашлись
Хлеб и одиночество.
Птичьи наши голоса
Узнаете вы, тая.
Остается полоса
На стене распятая.
И какой-то филистёр,
Тот, кого ты пощадил,
Первым подожжет костер
Посредине площади.
Время буффонад и драм,
Как корабль на мели,
Лишь кресты оконных рам
Тенью на лицо легли.
Государственный музей
Пушками ощерился.
Господи, храни друзей,
Кто бы в них не целился.
Павлу Гутионтову
1.Он вчера разучился летать.
Он проснулся нечаянно рано
И сломал паруса дельтаплана,
Он вчера разучился летать.
Он вчера разучился терпеть,
У него уже все получалось,
И осталась какая-то малость,
Он вчера разучился терпеть.
Пр.
Облака среди гор в Коктебеле
Наблюдал с ней на прошлой неделе,
Посвящал ей свои акварели,
Но она не хотела понять.
2.Он тогда разучился писать.
Ни холсты, ни картон, ни бумага
Не вмещали в себя Кара-Дага.
Он вчера разучился писать.
А еще разучился прощать.
Никому он не кланялся в пояс,
Взял билет на ночной скорый поезд.
Он вчера разучился прощать.
Он вчера разучился дышать.
Он вчера разучился терпеть.
Он вчера разучился молчать.
Он вчера разучился летать.
Для детского сериала "Котовасия", НТВ.
1.Наша жизнь полна отваги,
Но она не на бумаге.
То подвалы, то овраги,
То засада, то пальба.
Это очень даже лестно,
И к тому же интересно,
Что поёт про нас ночами
Водосточная труба.
Пр.
Тихо скрипнет дверь
От ночного ветра
И заглянет зверь,
Добрый, как в кино.
Это дождик или вьюга?
Лишь бы нам понять друга друга.
Может быть, такого друга
Ты не встретишь все равно.
2.Что там в пузе проурчало,
Что там в мыслях прозвучало?
Нужно все начать с начала,
А потом - хоть суп с котом.
Жаль не нравятся столице
Подозрительные лица,
Кому выпало родиться
И с ушами (и с усами),и с хвостом.
Ю. Щекочихину
1.Качнется странное столетье,
Как доски старой палубы.
Твой дом стоит, как междометье,
Стучат по крыше голуби.
И горький дым твоих окраин,
Свиваясь, в сторону летит.
Кирпичный дом как будто ранен.
И словно раненый, молчит.
Пр.
Что-то случилось в судьбе
Или устал от врагов.
И поманила к себе
Отмель иных берегов.
Отблеск ночного костра,
Окрик на дальней горе...
Просто чужая игра
На незнакомом дворе.
2.Переоценено богатство
И подрастеряны дары.
Мы сберегли святое братство,
Но реже встречи и пиры.
Что продают с аукциона?
Карман дырявый без гроша,
Щелчок последнего вагона,
Когда возносится душа.
Те забыли, а эти не вспомнят,
Им бы только "Долой!" да "Ура"!
В кубатуре прокуренных комнат
Нам позволят дожить до утра.
Слева вешают старые стяги,
Справа чинят златые кресты,
И хватает в отчизне бумаги,
Чтоб цвели на могилах цветы.
У кремлевских подрубленных елей
То погаснет, то вспыхнет костер.
Демократы выходят с похмелий
Погулять на столичный простор.
Мы в гордыне тверды и поныне,
Наша вера крепка, как гранит,
Лишь отравленный запах полыни
От последней победы хранит.
Подвези, командир, до Лубянки,
Дай, глотну по дороге вина.
Там за стенками старой охранки
Остаются еще имена.
И в пыли незабвенных реестров
Подшивают до лучших времен
То ли песни бродячих оркестров,
То ли клочья истлевших знамен.
Я молился и плакал, но годы
От дурной не спасли правоты,
От придуманной вами свободы,
Что от Вологды до Воркуты.
Под прицелом трава шевелится,
Сквозь гранит прорастает былье.
Повезло нам в России родиться
В роковое столетье ее.
Сестре Наташе
Войдем в Нескучный сад, забытый и безлюдный.
Среди пожухлых трав еще видны цветы.
Как жили мы с тобой, как забываем трудно
Приют чужих углов и запах тесноты!
Здесь нет пивных ларьков, фуражек красно-белых
И чертовых колес над нашей головой.
Но нам с тобой, сестра, до них какое дело?
Ты слышишь, там оркестр играет духовой.
Там тонут в кумачах запуганная вера,
Дыхание альтов, изящных труб поклон.
Качается Москва, как старая галера,
И кланяется ей помятый геликон.
Нас помнит до сих пор тот охровый, зеленый,
Послевоенный свет победы и вины,
Но вслед за ним встают бетонные кордоны,
А мы с тобой, сестра, опять разлучены.
Вот новый дирижер раскладывает ноты.
Поверим ли ему, как много лет назад?
Ошибки прощены, оплачены щедроты.
Давай, моя сестра, войдем в Нескучный сад.
Памяти Юрия Щекочихина
Стоит ладонью дотронуться лба,
Сразу вдали заиграет труба,
Словно пора в поднебесье.
Там, где еще не наставили мин,
Там, где ты точно любовью храним,
И - ни печали, ни вести.
Дрогнет стакан с недопитым вином,
Хочешь, взмахни напоследок крылом
Или веслом над водою.
Друга рука из руки ускользнет,
Чья-нибудь тень на пороге мелькнет.
Что же случилось с тобою?
Холст на подрамнике, рифма в струне,
Но по привычке в родной стороне
Стаю приветствуют стоя.
Чем дорожил и дрожал не дыша,
Все, что за жизнь накопила душа, -
На голубом золотое.
1.Грянул и затих над головою
Окрик или выстрел или стон.
Что же остается делать нам с тобою?
Перейти наутро Рубикон.
Долго будут люди сторониться,
Но в далеком сумрачном окне
Вздрогнут напоследок женские ресницы,
Хрупкие, как лед на полынье.
Пр.
Все впереди, но мосты сожжены,
Песни, как ветви, в венок сплетены.
Горек и колок прощальный венок переправы.
Не оглянуться на этом бегу,
Только б решиться, на том берегу
нас ожидают высокие травы,
Все ожидают зеленые травы.
Травы.
2.Вдруг минуло время уговоров,
И однажды, выйдя за порог,
Оглянись, увидишь, как из-за забора
Целится в тебя ночной стрелок.
Замкнут круг, очерчен, обозначен,
Шаг, другой, а там плати сполна.
Кто-то рвется в небо, а кого иначе
Манит и уводит глубина.
Вот снова я солдат.
Холодный автомат
Прижат в моей потеющей спине.
Граница позади,
А горы впереди,
И каждый камень угрожает мне.
Один ночной бросок
На юг иль на восток,
И снова бой с невидимым врагом.
Ты вовсе не герой,
Ты здесь совсем чужой,
Но есть приказ - с приказом ты знаком.
В России холода,
Мне снятся города,
Вдоль Волги золотистые огни.
У вас уже весна,
А здесь идет война,
И тридцать восемь градусов в тени.
Земля в огне горит,
Товарищ мой убит,
Другой навряд ли выживет от ран.
Кончается привал,
Наш путь на перевал.
Таким запомню я Афганистан.
Просыпаюсь я в канаве
Утром спозаранку,
А в Варшаве, а в Варшаве
Появились танки.
Ах, панове, что же делать,
Не пойму я, где мы.
Есче польска не сгинела,
Поки мы жиемы.
Встал за пивом полшестого,
Полвосьмого дали.
Ах, куда же мы, панове,
Совесть подевали?
Ну, а мне какое дело?
Нету здесь дилеммы:
Есче польска не сгинела,
Поки мы жуемы.
Парасольки, поросятки,
Елочка - хоинка.
Мы с судьбой играли в прятки,
А во рту травинка.
Ну, а мне какое дело,
Мне нужна лишь тема:
Есче польска не сгинела,
Поки мы жуемы.
Памяти рядового Саши Чуича,
убитого в Афганистане
Пускай рассудит бог,
Как прожил, что пропел.
Покаяться не смог,
Меняться не хотел.
Когда - взахлёст волна,
Молчал, терпел и жил.
Но отдал ли сполна,
Но отдал ли сполна
Всё - тем, кого любил?
На год, на день, на час
Всегда готов прогноз,
И волчьих, желтых глаз
Навязчивей гипноз.
Кому восторг холмов,
Кому печаль равнин.
Чем больше честных слов,
Чем больше точных слов,
Тем чаще ты один.
Не струн, цепей трезвон...
Нелепа и странна,
Как прицепной вагон
Плывет моя страна.
Но так бывает с ней,
Что душно в небесах:
Портреты сыновей,
Убитых сыновей
Качаются в глазах.
Так пусть рассудит бог,
Кто прав, кто виноват.
Выходит за порог
Еще один собрат.
И что гадать теперь
На нечет или чет,
Пред кем захлопнут дверь,
Пред кем захлопнут дверь,
Кому предъявят счет?
Ни огонька, ни искорки на пристани,
Где только волны с грязью пополам.
Кто нагадал и кто потом насвистывал
Такое будущее нам?
Кто обещал дорогу на три стороны
И подменил пейзаж в твоем окне?
Над горизонтом небеса разорваны
И наши дети на войне.
И уплывать как будто не пора еще.
В пустой квартире кажутся слышней
Автоответчик лучшего товарища
И голос женщины твоей.
Нелепый век, обычная история,
Наивных лет пустая болтовня.
Все остальное - просто территория,
Где нет и не было меня.
Памяти Булата Окуджавы
В час подведенья итога,
Перед последней чертой,
Может, друзья, провожая в дорогу,
Скажут: сыграй нам и спой.
Пальцы от струн поотвыкли
И непослушны совсем.
Вы к шестиструнной гитаре привыкли,
Я перестрою - на семь.
Я перестрою на осень
Ветер в семи проводах.
Души из черного хода выносят,
Песни живут иногда.
Песня в пальтишке из драпа,
Песня о странной судьбе.
Если ее поведут по этапу,
Эхом вернется к тебе.
Вот запоздалая слава
Ломится в старенький дом,
Там, где очков роговая оправа
И акварель над столом.
И с молодого портрета
Свет наступает на темь.
Чтобы была эта песня допета,
Жизнь перестрою на семь.
Первое исполнение на НТВ, "Гавань",январь 2001 года.
Лишь приблизится к нам на порог молодая свобода,
А уже по вокзалам ночует, в подъездах дрожит.
Вот вчера у подземного встретил ее перехода,
И стоит, и молчит.
Ах, святая душа, не горюй, помолись за Россию.
От стыда и разора давно не поднять головы.
Даже имя твое истрепали да пообносили -
От молвы до молвы.
Не смотри мне в глаза, я и сам с окаянных окраин,
Ни своих, ни чужих, лишь слепые торчат этажи.
Как зовут меня? Авель? А может быть все-таки Каин?
Подскажи, подскажи.
Ни к чему нам теперь затевать обреченные споры.
Наши окна горят, как в степи кочевые костры.
А за то, что не вышли на площадь и выйдем не скоро,
Не кори. До поры.
Здесь своих узнают по полыни в глазах и походке,
По истертым плечам и по цвету тропы за спиной.
А меня узнают по количеству выпитой водки,
По застиранным джинсам, в которых ты ходишь за мной.
Где под марлевым небом качались кресты карантина,
Санитарный обоз нас всегда обходил стороной,
Ты спасала меня, отщепенца и сукина сына,
А потом - оставалась со мной.
Отражаясь в граненом стакане, судьба замирала,
И на каждом базаре я песни орал, как чумной.
Ты бросала меня, ты меня проклинала,
А потом - оставалась со мной.
Когда вены твои по ночам сберегаю от бритвы,
Маскировочной сеткой волос укрываюсь зимой,
Я твержу твое имя, как эхо забытой молитвы,
Чтобы ты - оставалась со мной.
1.Туманный берег, тонкий мыс, огонь зажженный,
Полоска леса, кромка неба и залив, -
Я к вам вернусь с прощеньем и поклоном,
Когда собьюсь с дороги посреди земли.
Когда устану от дождей и переходов,
От перепадов, пересудов, передряг,
Услышу крик балтийских пароходов,
И мне опять мигнет морской маяк.
Пр.
И упаду на берегу
Среди хмельной белесой пены.
И жизнь вернется постепенно,
Когда жить больше не смогу.
2.Рыбацких лодок опрокинутые днища
Попеременно чью-то память берегут.
Пусты поля, покинуты жилища,
И не окликнут, не вернут, не позовут.
Песчаный мыс, печальный мир, осколок суши,
Где в дюнах шорох ветра и травы.
Здесь в белых птиц переселились души,
Пока повсюду целятся в живых.
Пр.
А мне все снится по ночам
Один и тот же сон знакомый,
Что я опять, прощаясь с домом,
Стремлюсь к далеким берегам.
И упаду на берегу
Среди хмельной белесой пены,
И жизнь вернется постепенно,
Когда жить больше не смогу.
Вот и все позади,
Перевал, переход, ледоплав.
Над водой лошади
Небо пьют, на колени припав.
Опрокинута навзничь река,
Словно птица подстреленная,
Ночь до срока глядит в облака,
Посеребренная.
Это жизнь или смерть
Досылала случайный патрон,
И несла круговерть
Из огня в санитарный фургон.
Звонкой гильзой отблагодарю
Перед тем, как уйти в небеса,
Тех, кто отдал тому январю
Голоса, голоса.
Упадешь наповал,
И уже не зацепится взгляд:
Тот понтон, тот вокзал,
Этот наголо стриженый ряд.
И идут до сих пор по тропе
Из глубин потревоженных лет,
Еле видные в снежной крупе,
Друг за другом вослед.
Только вот позади
Перевалы, могилы и мгла,
Размывают дожди
То, что память размыть не могла.
Опрокинута навзничь река,
Словно птица подстреленная,
Ночь до срока глядит в облака,
Посеребренная.