Васе Мищенко, актеру "Современника"
Занимайте свои кресла, господа!
Не свистите, дайте шанс, один момент!
Я опять не получил ангажемент,
но поверьте, что взойдет моя звезда.
Что за сценой? Шапито и шантеклер.
Ну, а мне все чаще снится звон рапир.
Звонче, музыка! Я дон и кавалер,
мои авторы Сервантес и Шекспир.
Пусть газеты оболгут мой странный слог,
наведут лорнет из лож - сошел с ума.
Мне афиши напечатает зима,
на снегу прочту свой главный монолог.
Горьким кажется привет из дальних стран,
Если вновь висит судьба на волоске.
Со щитом и с белой лилией в руке
подберет меня последний балаган.
Не шумите, не кричите, господа.
Не свистите, дайте шанс, один момент.
Я опять не получил ангажемент,
но я верю, что взойдет моя звезда.
Что касается медленной Припяти
И былинных ее берегов,
И лесов, находящихся при смерти, -
Быль страшней измышлений врагов.
Ложка меда на век излучения.
Но излучинам древней реки
Не помогут слова утешения
И с живою водой пузырьки.
Не видать ни лодчонки, ни паруса,
Предсказуемой ждали беды.
Потянулись из Зоны "Икарусы",
Отражаясь в сатине воды.
И как первые версты наверчивая,
Расставались с остатками сна...
Чей-то мальчик мне машет доверчиво
Красным галстуком из окна.
3 мая.
Вот опять к Патриаршим прудам, и задумчив, и строг,
Подхожу, различая средь темной воды отраженье.
Мой четвертый десяток, ты снова меня подстерег,
не пришел, не настал, а настиг - день рожденья.
Мой четвертый десяток, скажи, не сулишь ли беду?
Звон стаканов, мерцанье огней и гаданья
Не заменят пропавших друзей череду
И любовь, приговоренную к воспоминанью.
Поделиться бы с кем половиною прожитых дней,
Все отдать за невзгоды, обиды и боли.
Мой четвертый десяток, покуда не гасят огней,
Подождем до утра, когда птиц отпускают на волю.
Пережжем эту ночь - и откроется нам крутизна,
И взалкаем вершин, если вновь суждено восхожденье...
Мой четвертый десяток, какая уж тут новизна -
В день прощенья, в день сомненья, в день рождения.
Патриарших Прудов, лебединой поры благодать,
Теплых лип кружева, одоленье зеленого света.
Мне так много сегодня хотелось сказать
Посреди исступленного, жадного, горького лета.
Но свиданью конец, уж рассвет, и бледнеет вода.
Все светлей очертанья домов и отчетливей тени.
Мой четвертый десяток, подъезды, друзья, поезда,
Недописанных лет наважденье - день рожденья.
Который день звонят доброжелатели,
Случайно встречу - не подам руки.
Других ищу, как золото старатели
На берегах немыслимой реки.
Ищу таких, чтоб не стреляли в спину
В холодный час на утренней росе,
И не слепили в гололед, когда машину
Вдруг понесет по встречной полосе.
Шумит литфонд, пьют пиво поэтессы,
Молчат в Москве мои колокола.
Строчат доносы новые Дантесы
И продолжают старые дела.
Друзья уходят, сохраним их тайну,
Закрыть бы двери на тройной засов.
Мой друг и брат во Франкфурте-на-Майне
Считает сердцем бой башенных часов.
Как не узнать: направо и налево
И маета, и ложь, и неуют.
Моих друзей арбатские напевы
Кому-то жить спокойно не дают.
На нас на всех не хватит вам патронов,
Хоть научились бить наверняка.
Еще свободен взрывчатый Аронов,
И тих, но точен голос Черняка.
Кругом долги, все прожито до нитки.
Стоят заводы в розовом дыму.
Предпочитаю прежние напитки,
Задернув шторы в собственном дому.
Окошко в коммуналке бестолковой,
Забытый плотик, мутная река,
Сгорает жизнь в отваге пустяковой,
Но нет мозоли на пальце от курка.
Замучен не был, только заморочен,
На портупейном не висел ремне,
И вроде выжил, сломан, обесточен,
Как птица между рамами в окне.
Кому я должен? Всем пивным московским,
Общагам и казармам, а точней -
Могиле друга под Новопетровском
Грядущим дням в листве календарей.
Заимодавцы затевают смуту,
Но если их упрямство победит,
Я им скажу в последнюю минуту,
На что потрачен роковой кредит.
Бросал любовь в доверчивые годы,
Как в турникеты согнутый пятак,
Еще про честь и верность и свободу
Я пел для лучших пьяниц и бродяг.
И уж простите, если что не так.
Только беды стороной минули,
Эскадрон пробился,
А вчера свистели пули,
Да большак пылился.
Что-то кони наши притомились,
Сбившись у ограды.
Многих мы не схоронили,
Выйдя из засады.
Значит, выпала судьба такая -
Черная икона.
Ой, ты сабля золотая,
Дай дожить до Дона,
Там, где ветры по степи гуляют,
По тропинкам узким,
И быть может не стреляют
Русские по русским.
Перепутались пути-дороги,
Узелком связались,
Нас теперь не так уж много,
Мы не потерялись.
Командир метет дворы на Пресне,
Комиссар в могиле.
Позабыли наши песни,
Новые сложили.
Где ты, мое небо, светлые зарницы,
Где огонь у моря, жив ли, не погас?
Видишь, взлетая, умирают птицы, -
Это жизнь взлетает, как последний раз.
Где мои рассветы и туман над полем,
Где любовь и радость, странное житье?
Первую песню выпустишь на волю,
Чтоб последней песней помянуть ее.
1.Чтоб сил придать тому, кто не любим,
отваги слабым, мудрость гордецам,
мой голос тих, неровен, уязвим,
нужны еще другие голоса.
Пр.
Когда найдутся точные слова,
Не разлучить с мелодией куплет,
И этих песен прочная канва
Прикроет сердце, как бронежилет.
2.Из года в год редеет наш отряд,
Но даже из небесной высоты
Придем туда, где песнями солдат
Врачуют, если кончились бинты.
3.И если наш загаданный маршрут
Вдруг оборвется на исходе дней.
Гитару к изголовью принесут,
И мы услышим голос сыновей.
О.Хлебникову
У наших городов волшебные виденья
И улиц полустрах, и башен забытье,
Заборов клевета, каналов наважденье,
Распахнутых мостов старинное шитье.
Осколки фонарей - наивное злодейство,
Разинутые рты подъездов дорогих
Покинем, совершив обманчивое действо,
Ошибочный исход туда, где ждут других.
Игрушечный роман закончим в одночасье
Средь декораций, сцен, размолвок, кутерьмы.
Накал кухонных драм, копеечные страсти
И средства на ремонт двухкомнатной тюрьмы.
И эту карусель разгула и печали
Нам не дано понять, лишь только иногда
Останется гадать: быть может, как вначале,
Она соврёт ему и прибежит сюда.
Не для всех, не для всех, не для всех
Горсть рябины брошена в снег,
И горит на снегу, и горчит,
То молчит, то о прошлом кричит.
Посмотри: и кричит, и зовет,
Помнит всех, знает все наперед.
Если завтра тебя не убьют,
Горсть рябины - солдатский салют.
Горсть рябины, а может быть кровь
Тех, кто дом свой оставил, свой кров,
Кто по гулкой ночной мостовой
Уходил умирать под Москвой.
Уходил умирать налегке,
Отраженье осталось в реке.
Ни к чему им теперь ордена,
Нам - весна, нашим мертвым - война.
Ты остался, а брат твой устал,
И лицо уронил на штурвал,
Горизонт наклонился вдали,
Дымный след потянулся с земли.
Не для всех, не для всех, не для всех
Горсть рябины брошена в снег.
Если завтра тебя не убьют,
Горсть рябины - прощальный салют.
1982 г.
За это небо заплачу, хоть плачут не по мне,
Еще не раз потом взлечу от тени на стене.
Запеленгуют чей-то крик, а птицы далеко,
Дождем тяжелым из-за них прольется облако.
Безумный филинов полет и беркутов пике
Подхватит воздуховорот и кружит налегке.
Зачем же вас туда несет, бескрылых дурачков,
Еще открыть успеют счет на новичков.
Едва прорежутся клыки, как взяты в плен умы.
Глядишь, бумажные венки увиты лентами.
С небес не падают, уходят дальше ввысь,
Где крылья радуги оборвались.
Случайный короток разбег и мглой туман навис,
Не знал любви наш птичий век, все больше ненависть.
Запеленгуют чей-то крик, а птицы далеко.
Дождем тяжелым из-за них прольется облако.
Нет переклички для тех, кто пропал
И оборвал свой след.
Будто заранее кто-то знал,
Прежде чем отнял свет.
Небо горело, стонало, как зверь,
И на куски рвалось.
Странно, что нам с тобою теперь
Свидеться довелось.
Как задыхалась в дыму Яхрома,
Узел ночных дорог.
Там, где октябрь сходил с ума,
Даже январь продрог.
Тот, кто такое увидеть смог,
Вспомнит - не рассказать.
Пусть обжигает спирта глоток
Горло и глаза.
Взвод оборону держал у реки.
Взвод - это ты и я.
Сколько других не дотянут руки
Из небытия.
Скольким придется вослед поспешить,
Но пережив налет,
Вечно над ними будет кружить
Сорок первый год.
1.Ни перекрестков, ни маяков
В столь отдаленной пустыне.
Лишь на распутье, как много веков,
Камень стоит и поныне.
Надпись истерлась и мхом заросла,
Чьи-то останки белеют,
Вот и стоишь, разбираешь слова,
Даже душа леденеет:
Пр.
"Направо пойти - коня потерять",
Не ходите направо.
"Влево пойти - судьбу испытать".
Не ходите налево.
"Прямо пойти - и вовсе пропасть".
Как же тут быть, как угадать?
Прямо, налево, направо, налево
И снова немножечко прямо.
Пр.
2.Повода нет, чтобы сделать привал,
Камень сомнением гложет.
Может быть, выбор сразит наповал
И ничего не поможет.
Ах, уцелеть бы, остаться живым,
А умереть - не заплачет
Женщина та, что тобою одним
Дышит, живет, но иначе.
Пр.
3.Милый ты мой, неудачливый мой,
Скажет она на дорогу,
Лучше всего - возвращайся домой,
Не искушай, ради бога.
Эти порывы твои суета,
Ждать мне тебя надоело.
Песни забудут, стихи освистят,
Неблагодарное дело.
Пр.
Над твоими окнами ветер гнет осины.
Может, там, в дороге, путник занемог.
Не гаси в камне углей красно-синих,
Сбереги тепло и хлеб, не допей глоток.
Постучится в двери брат твой незнакомый,
Дай ему согреться над твоим огнем,
Раздели с ним боль его, как последний ломоть,
Не забудь о ближнем, не забудь о нем.
Нам с тобою хватит откровений книжных,
Наступает время перемен лихих.
Но как много дальних и как мало ближних,
Может потому-то нам не хватает их.
Мой дом, тебя я долго ждал.
В чужих квартирах чуть не заблудился.
Не обретал, а просто узнавал,
И вот, как к пристани, пробился и прибился.
Мне выселенье больше не грозит.
Плачу за жизнь умеренные взносы.
Вот только сердце по ночам болит,
дрожит огонь, и гаснут папиросы.
Стучит машинка в комнате пустой,
Мне не угнаться, друг мой, не угнаться,
И не усвоить истины простой -
На все четыре стороны податься.
Мой синий остров - в небо сто шагов.
И пять минут до пропасти, до края,
Когда еще, и не успев нажить врагов,
Мы иногда товарищей теряем.
1983 г.
Кто там в поле сраженный упал,
Кто там правит еще колесницей,
За какою высокой бойницей
Мундиры считают одеждой?
Мир велик или мал, все равно,
Лишь бы нам не расстаться с надеждой.
Обещали диковинный сад,
Плеск живой родниковой воды,
Но повсюду петляют следы
От военных сапог и ботинок,
И за круглым столом приготовлен сервиз
Для последних поминок.
Отчего б не продолжить игру.
Если ставки оплачены нами?
Значит можно стрелять во Вьетнаме, Ливане,
Гренаде, Кабуле.
Посмотри, ведь из общего золота льют
И медали, и пули.
И какая такая звезда
На обшивке, эмблеме, погоне.
Ты сегодня ушел от погони,
А завтра - засада.
Где Вергилий, который тебя уведет
Из грядущего ада?
Если каждый по времени брат,
Остаемся на этой земле,
Как заложники на корабле,
Где равны и глупец, и невежда.
Уходя, оглянись, чтобы в доме твоем
Оставалась надежда.
Ничего не происходит, ни прилива, ни отлива,
На углу торгуют пивом и вчерашнею тоской,
Но однажды спозаранку кто-то сядет за баранку
И махнет на Якиманку за зернистою икрой.
Ничего не происходит, ни пурги, ни наводненья,
Но однажды в воскресенье из есенинской Руси,
Из Рязани не на бричке, на московской электричке
Едут, едут по привычке за селедкой иваси.
Ничего не происходит, поспокойней и без нервов,
Это вам не в сорок первом - самолетом на таран,
Становитесь друг за другом, все получат по заслугам,
Работяга и хапуга, вор, чиновник, ветеран.
Ничего не происходит, успокойтесь, все в порядке,
Утром делайте зарядку, растирание спины,
А у них пускай жиреют, загнивают и стареют,
Пусть от мяса озвереют, не вмещаются в штаны.
Ничего не происходит, так написано в газетах,
Что на гвоздиках в клозетах заголовками пестрят.
Может, что-то происходит, много лет нас за нос водят,
И от истины уводят, и признаться не хотят.
Ничего не происходит, ни прилива, ни отлива,
На углу торгуют пивом, но стоять уже не в мочь.
Пишут школьники в тетрадках, что растет морковь на грядках,
В нашем в мире все в порядке, даже некому помочь.
1.Вам наплевать, кто мягок, кто суров,
Однажды в год и вы себе не милы,
Лишь бы побольше натаскать венков
На чьи-то знаменитые могилы.
На ту же площадь средь гулкой тишины
Вернулись речи, марши, транспаранты.
Живые люди у своей страны
То ординарцы, то эмигранты.
2.Я помню тоже пасмурной весной
Гудки завыли, паровозы встали,
И мать тогда склонилась надо мной:
"Что с нами будет? Слышишь? Умер Сталин".
Генералиссимуса с самого утра
Как на Ходынке хоронили в давке,
Потом как вора выгнали с двора,
Прах у стены, портрет в сапожной лавке.
3.И что ж теперь, другие времена?
Грызет тоска по старому веселью.
Глоток свободы, как глоток вина,
Потом похмелье, одно похмелье.
И в той тайге, где возят егеря
Безусых и румяных генералов,
Без адресов остались лагеря,
Но учреждений пока еще немало.
Погодите, помолчите хоть немного,
И представьте, наступает миг:
Фронтовая открывается дорога,
Примыкается к винтовке узкий штык.
Переполнены перроны и стоянки,
Вот вокзал, а вот вагон, а вот гудок.
И труба поет "Прощание славянки",
Провожая эшелоны на восток.
Может быть, в кошмарном сне, а может точно,
Но маньчжурский выстроив редут,
По родной земле, дальневосточной,
Наши братья вслед за танками идут.
С красным флагом бьются наши батальоны,
С красным флагом их встречают у реки
Сотни, тысячи, а может миллионы,
Окаянные китайские полки.
Просыпаюсь среди ночи у Арбата,
Надоели фронтовые сны.
Понимаешь, мне не трудно быть солдатом,
Только хочется, чтоб не было войны.
Что за окнами - попробуй, угадай,
Что за шторами, возьми да разберись.
Неспроста же Никаноров из соседнего подъезда
После пива, в общем, трезвый,
Сиганул с балкона вниз.
В девять тридцать обещали интересное кино,
Мы сидели на скамейке и играли в домино,
Вдруг ментовка накатила, голубой пикап,
Никанорова снимают со штакетника.
Тут и начался у нас переполох,
На Петровку вызывают без конца.
Расскажите-ка скорее, что за птица Никаноров,
И откуда странный норов
У обычного жильца?
На Петровке трудно вспомнить Никанорова.
Пока знаем точно: был покойник лучшим членом ЖСК,
Раз полтинник дал нам на красное,
И жену свою не бил понапрасну он.
Те свое: а кто ходил к нему домой?
И была ли у него шерше ля фамм?
Может, этот Никаноров потому-то и разбился,
Что серьезно относился
К зарубежным голосам.
Тут приходит со слезами Никанорова-вдова,
У нее как раз в тот вечер разболелась голова,
Мужа выгнала, что трезвый, не поверила,
И нечаянно не в те вышел двери он.
Нас сейчас же отпустили по домам
И сказали, может вызовут с утра.
Мы пошли на три вокзала, раздобыли "Зверобою"
И решили меж собою, что завязывать пора.
1.Не замеченные цивилизацией,
Не успев стать гордостью нации,
По заданию от редакции
Колесим по родной стране.
Жизнь проходит в петитных строчках,
И пора бы поставить точку,
Но помашут нам вслед платочком,
И вокзал проплывет в окне.
Пр.
Мне б освоить другую профессию,
Чтоб под старость - квартира и пенсия,
Но на то и придумана песня,
Репортерская, обо мне.
2.Двести строк на четвертую полосу
О пожаре в далекой волости.
До читателя эти новости
Донесут на следующий день.
Он прочтет твою газету,
Завернет в нее штиблеты,
А тебе - с обратным билетом
Сотни верст до других деревень.
3.Не в Москве, в Варшаве иль в Ницце,
Трам-тарам-рам-тарам,
А в какой-нибудь новой станице
Ждет тебя скандал иль успех.
Коньяком тебя встречают
И в буфете остывшим чаем,
Бутербродами угощают,
Сигаретой одной на всех.
Пр.
Не нужна мне другая профессия,
Чтоб под старость квартира и пенсия,
Ведь на то и придумана песня,
Репортерская, обо мне.
Ю.Щекочихину
Пьянящий запах ячменя,
Огонь в степной глуши
Влекут и мучают меня.
Хоть ран не счесть от кистеня,
Сильнее боль души.
Мне повезло, я просто зверь,
Любил, но волком стал.
И в западню попал теперь,
Мой егерь метил прямо в цель,
Но в сердце не попал.
Не оставляя след в траве,
Петляю, тороплюсь.
Жнивье щекочет по щеке,
Бегу по узенькой тропе
И смерти не боюсь.
Не верил в разные слова -
"Итог", "Предел", "Конец".
Но вот развязка такова:
Пришел к жилью, добрел едва,
Ударил в грудь свинец.
1.Снова ветер окна распахнул
В голубые ночи Петербурга.
Вспыхнули костры, промчались пурги,
День прошел, год канул, век минул.
Но еще не грянула пора,
В ящиках закрыть пистолеты,
Шляпы, котелки и эполеты
Над Фонтанкой с самого утра.
Пр.
Ах, господа, дождемся Бонопарта!
Ах, господа, но что же государь?
Нальем вина и распасуем карты,
Русь победит еще не раз, как было встарь.
2.Слушай, время, бег останови:
В бой пошли гвардейцы-кирасиры,
В соболях зеленые мундиры
И повязки белые в крови.
Видишь в поле - конница летит,
дым скрывает грозное сраженье.
Рок судьбы, нелепое знаменье,
Штык и пуля их благословит.
Поменяемся местами, быть солдату генералом,
А могильщику актером иль поэтом.
Поменяемся местами, и домами, и дворами,
Но останемся довольными при этом.
Поменяемся зарплатой, ты доцент, а он аптекарь,
Ну, а я простой директор магазина.
Вам под триста, мне сто двадцать,
Вам домой, а мне двенадцать
Где-то в лагере ужасного режима.
Вам не нравятся квартиры, им не нравятся сортиры.
Что же делать, если высоки запросы.
Бросьте все, займитесь, спортом,
Станьте богом или чертом,
Или просто продавайте папиросы.
И кому какое дело до простых советских граждан,
Мы осваиваем, сеем и летаем.
По сравненью с этой Польшей
Нас рождается все больше,
Может даже скоро будет как в Китае.
Павлу Гутионтову
Привет, старинный друг,
Дай руку, как живешь?
Давненько мы с тобой
Не виделись, ей-богу!
Удачны ли дела или замкнулся круг,
И нету сил вернуться на дорогу?
Здесь обняло Москву
Бульварное Кольцо,
Скамейка у воды
Одна на белом свете.
А помнишь, в том дворе пивали мы винцо,
Когда работали с тобой в одной газете?
Спасибо старикам,
Они еще могли
Натаскивать, любя,
Волчат поодиночке.
А то, что за душой, жалели, но сожгли,
И вот в металл отлили наши строчки.
О том, что до сих пор
Издалека звенит
Последний наш трамвай
С ночными седоками,
И снова у метро любимая стоит,
И пух летит над Чистыми Прудами.
Для случайных стихов, для угаданных слов
Вышел срок, вышел срок.
Кто-то снова узнал, обобрал и обрек,
Даже бог не сберег.
Не смущаясь ничуть, перекрыл ему путь
Странный шут или плут,
И во время прыжка погасил запасной парашют.
От случайных речей до кровавых ночей -
Пять шагов, пять шагов.
Вот уж эхом доносится стук сапогов,
Но не видно врагов.
Ветер бил по стропе. Не заметить в толпе
Сострадающих глаз.
Удивительных глаз, кто же их пожалеет без нас?
От случайной игры до грядущей поры
Сколько дней, сколько дней
Все пугает в былинной долине коней
Самолет без огней.
Среди гор и равнин прах и порох и дым -
На белеющий снег.
Продолжается бег, но дыханья не хватит на всех.
Актерам Центрального Детского театра
Синий свет сквозь шторы,
Юная любовь.
Здравствуйте, актеры,
Голубая кровь.
Яркие софиты
И латунь трубы.
Вам повезет, но не избегнуть,
Не обмануть и не отвергнуть
Роковой судьбы.
Ранние гастроли,
Поздний бенефис,
И сквозняк, и шорох
Бархатных кулис.
Двадцать лет на сцене -
Роли наизусть.
А в глазах все та же верность,
И доброта и неизбежность,
Молодая грусть.
Андрею Чернову
Не платила судьба серебром, но стихами и струнами.
Опоздал на последний паром - улыбалась лукаво.
Где-то птица роняла перо и металась над дюнами,
Но о ней - не имею права.
Задыхался на Яблочный Спас среди душного клевера.
Рядом с сердцем твоим - ни Евангелия, ни устава.
То любовь исцеляла, то жгла и бросала до севера,
Но о ней - не имею права.
Как пальто, износил я свое одиночество,
Так что сбилась со следа и стихла шальная облава.
Только помнил свой храм, и породу, и имя, им отчество,
А без них - не имею права.
Опущен занавес, отыграна премьера,
И остается только до утра
Построить сцену нужного размера
И пригласить актеров со двора.
И вот театр - без стен и декораций,
Веселый и печальный балаган,
Под пенье флейт, дыхание акаций,
Под дождь и пыль, прилипшую к ногам.
Ты посмотри, они и вправду были,
Вот только потемнели образа,
Дрались, мечтали, мучались, любили,
И от врагов не прятали глаза.
Там целовали платье Коломбине,
И за один сюжетный поворот
Лукавый бог спускался на машине,
Андре Шенье всходил на эшафот.
Зови актеров - и они без грима,
Без страха за оплаченную роль
Сыграют жизнь, что проплывает мимо,
Свою судьбу, отчаяние и боль.
И станет верой новая химера
Для всех соседей твоего двора.
Что им цветы и крики из партера,
У них своя бессмертная игра.
Памяти В.Высоцкого
Три ступеньки наверх,
До штурвала рукой дотянуться,
Корабельная верфь,
Жаль, что скоро к тебе не вернусь.
Только чайки кричат,
Да на мачте смола выступает,
Одиноко мерцает,
Догорая в каюте свеча.
Есть в спасении душ
Неизбежная нибкая нота,
Значит надо спешить,
Если рвется судьба пополам.
Но страшнее когда,
Ожидая спасенья, как чуда,
Мы не верим, покуда
Однажды не грянет беда.
И вот забытый двор,
Квадратный полусвет,
Подмостки первых драк,
Арена поневоле.
Герань в любом окне,
Гармоней флажолет, -
Все было, и не менее, и не более.
Заложников твоих
Потешные полки
Свободны, и теперь
Стареют понемногу.
Давно умолк оркестр
И песни далеки,
И некого окликнуть на подмогу.
Кто вспомнит их, пока
Не кончится маршрут,
Кто время назовет,
Откуда ждать восхода?
Какой еще мираж
Свободой назовут,
И сколько их вернется из похода...