|
Обыденности пиала, И я на дне чаинкой малой - Усталый, глупый... Алатау, Весна, плюс десять и аллах... Под азиатскою судьбой И между стенками долины Мой путь проложится недлинный И сердца медленная боль. А кто-то, в золоте рука, Старинной ложечкой чаинки Перемешает... Этот свинг Неудержим наверняка. Долинный мой калейдоскоп Меняет каждый час картинку, Кружат ничтожные чаинки Почти над сахарным песком... Походка чайная легка - Таких под яблонями сотни, А кто-то сероглазый смотрит На нас с тобой издалека. Проходят жаркие года Здесь льётся чай, а не водица, Нам этой жизни не напиться, Нам не напиться никогда.
О, берегитесь, убегайте От жизни легкой пустоты. И прах земной не принимайте За апельсинные цветы. Под серым небом Таормины Среди глубин некрасоты На миг припомнились единый Мне апельсинные цветы. Поверьте, встречи нет случайной,- Как мало их средь суеты! И наша встреча дышит тайной, Как апельсинные цветы. Вы счастья ищете напрасно, О, вы боитесь высоты! А счастье может быть прекрасно, Как апельсинные цветы. Любите смелость нежеланья, Неисполнимые мечты, Любите радости молчанья, И апельсинные цветы Любите тайну нашей встречи, Неисполнимые мечты, И все несказанные речи, И апельсинные цветы.
С гор спустился белый снег В малую станицу Серебристый белый свет Пробежал по лицам. Отовсюду белый пар, Словно дым струится У собора дремлет парк В белой плащанице. Вышел белый человек, Белый след оставил, Побежал он напрямик - К белой маме. Белый снег смешает нас С белыми стихами. Белый пёс пустился в пляс Вместе с нами. Побелели провода В предвкушеньи бала. В небе белая звезда Засияла, А по улице летит Белая улыбка, Зимний сон нелепо сшит Белой ниткой. С гор спустился белый снег В южную столицу, Серебристый белый свет Пробежал по лицам.
Есть у каждого бродяги Сундучок воспоминаний. Пусть не верует бродяга И ни в птичий грай, ни в чох,- Ни на призраки богатства В тихом обмороке сна, ни На вино не променяет Он заветный сундучок. Там за дружбою слежалой, Под враждою закоптелой, Между чувств, что стали трухлой Связкой высохших грибов,- Перевязана тесемкой И в газете пожелтелой, Как мышонок, притаилась Неуклюжая любовь. Если якорь брига выбран, В кабачке распита брага, Ставни синие забиты Навсегда в родном дому,- Уплывая, всё раздарит Собутыльникам бродяга, Только этот желтый сверток Не покажет никому... Будет день: в борты, как в щеки, Оплеухи волн забьют - и "Все наверх!- засвищет боцман.- К нам идет девятый вал!" Перед тем как твердо выйти В шторм из маленькой каюты, Развернет бродяга сверток, Мокрый ворот разорвав. И когда вода раздавит В трюме крепкие бочонки, Он увидит, погружаясь В атлантическую тьму: Тонколицая колдунья, Большеглазая девчонка С фотографии грошовой Улыбается ему.
Наша первая ложь незаметнее первой любви, В этом городе вспомнятся первые горести наши. Потемнели каштаны, послышался шелест вдали - Это море шумело, как черное платье Наташи. Мы хозяева жизни пока мы живём не одни, А в случайных залётах мы так настороженно зорки. Я проснулся в Одессе и были оплавлены дни, И намокшие розы дышали в холодном ведёрке. В этом городе, полном цветов, я её не искал, Нас нелёгкая часто по разным углам разносила, Не любил, убеждался и только неясная сила Возвращала меня сквозь туман на закатный причал. В этом городе, полном цветов, мне её не забыть, Правы мы невзначай и все горести наши - не горе. Почему, почему ненасытно так хочется жить, Если живы смятенье и черное платье и море.
Что ни ночь, то луна, до последней звезды По окрестным лугам серебрятся пруды Где-то вскрикнет петух, где-то скок табуна А в застывшем пруду серебрится луна Серебрится луна Зеленеющий луч, затихающий мрак А вдали за селом перебранка собак Пролетают созвездья гудят провода За столбами столбы за годами года За годами года Пролетел огонёк и в ложбинке исчез, а вверху на свету - холодеющий лес и стою в стороне под горой под луной И считаю гусей, что летят надо мной Голосят надо мной А вдали за селом притомился народ Только сторож в чугунную рельсу пробьёт И под веским ударом проснётся чугун А вдали по толоке проскачет табун Передрогший табун Зеленеющий луч замирающий мрак А на вышке дозорной краснеет маяк Пролетают созвездья гудят провода За столбами столбы за годами года За годами года
Увы любимая моя обижен горько я судьбой Как долго я любил тебя как восхищался я тобой Я угождать тебе спешил чтоб доказать любовь свою Ни денег не жалел ни сил чтоб получить любовь твою Ах госпожа моя, я так любил тебя Надежды зелёный цвет. А мне надежды уж нет Я кошелёк свой порастряс, в расходы многие вошел Платил исправно не скупясь и за квартиру и за стол Купил тебе я башмачки и плащ на беличьем меху И шелку алого чулки с кружавчиками наверху Испанский веер дорогой и брошь богатую на грудь И чепчик с бантиком такой - что любо-дорого взглянуть Тебе я ларчик приподнёс работы тонкой и резной И позолоченный поднос, не постоял я за казной Пылинки я с тебя сдувал о нежных чувствах говорил Как баронессу одевал Так чем же я тебе не мил Зелёный бархатный дублет я в честь твою везде носил Ведь ты любила этот цвет так чем же я тебе не мил Увы я богу помолюсь чтоб он глаза тебе открыл А не поможет утоплюсь раз милой больше я не мил Прощай любовь моя прощай будь беспечальна и добра Моя прекрасная как май в зелёном платье госпожа.
Дождь по-русски шпарит без акцента, Дни текут без четких окончаний, Снова осень держит под прицелом Возле дома садик одичалый. По углам дремучие крапивы Загрустили от дождей кручинных, Пролетают дни куда-то мимо Без тепла, без лета, без причины. Словно спаниель за мокрой кошкой, День за днём летит, и очень низко. Между двух дождей найду окошко, Пробегусь по лужам алма-атинским. Не догнал я этот влажный вечер, Убежал он, в роще схоронился... Дождь пошел осеннею предтечей - Укоризна с верху и до низу ...
Фиолетовая роза Про умирающее лето Не знал ни духом я, ни сном, Мой ангел чёрн и фиолетов - Летит за розовым теплом. Твой ангел лёгок на поминках - Полынна тёмная вуаль, Твой ангел - розовый фламинго, Летит в оранжевую даль. Вершины гор, деревьев кроны - На этом фоне я и ты, Движенья ангелов синхронны На все осенние лады. Летят поэзия и проза В хитросплетеньи зим и лет, В них - фиолетовая роза В своём единственном числе. Сливаем вместе явь и небыль, В одном цветке и ты и я, Та роза кажется нелепой В китайской вазе бытия. Про умирающее лето Не знал ни духом я, ни сном, Мой ангел чёрн и фиолетов - Летит за розовым теплом.
Где эта станция Сходня? Прежнее тянет сильней. Что если я у "сегодня", выкраду несколько дней? Как-то, в избытке желанья, озолоченный мечтой, мчался за юною ланью я по-над рожью густой. То ли гористая залысь, то ли ветвистый пробор. Ланью пугливой казалась Та, что пустила во двор... То чабрецом, то шалфеем пахло с округлых лугов. Я возвращался с трофеем к зависти нимф и богов. Помнится: волны и пена, Жизнь в окаянной страде; Как половица скрипела Старая сходня к воде. Что если все понапрасну: лань и дорога, и ночь?.. Только душа не согласна выплеснуть прошлое прочь!
Я зажигаю свет в прохладнейших покоях Твоих усталых глаз, как память наших встреч; Но птичьих прав моих - пичуги за стрехою - Тебе - не защитить, а мне - не уберечь. Я знаю, ты не мной заласкан и залюблен, Ведь я перед тобой и губ не разлеплю: Забьёт и заглушит её обманный бубен Мелодию мою: "...люблю, люблю, люблю..." Скользну к тебе лучом - рассыплюсь в тёплых бликах, К твоей груди прильну, и в прядь волос вплетусь; Когда вы с той, другой, сольётесь в ласках тихих - За жалюзи ресниц стыдливо схоронюсь. Придумывать не смей про груз несовпадений! Условности границ, времён или миров! Нас не разъединить: немыслим свет без тени, Без тайны и тоски немыслима любовь.
Заходишь в юрту. Полог за спиной Задёргиваешь тщательно. Так надо. Чтоб свет перед тобою сверху падал И только купол был всему виной. Ты поднимаешь руки и лицо И движешься навстречу светоряду - Спокойная, уверенная радость Берёт сознанье в плотное кольцо. Смыкаешь веки - улетаешь будто От плотского и суетного вне. Видения высокие - оне Завладевают волей и рассудком. Открылись параллельные миры И можно выбирать другую долю, Но я плыву за чьей-то волей... Что ли Не нужен мне потусторонний Рим?
Когда теряет равновесие твое сознание усталое, когда ступеньки этой лестницы уходят из под ног, как палуба, когда плюет на человечество твое ночное одиночество, ты можешь размышлять о вечности и сомневаться в непорочности идей, гипотез, восприятия произведения искусства, и кстати самого зачатия Мадонной сына Иисуса. Но лучше поклоняться данности с глубокими ее могилами, которые потом, за давностью, покажутся такими милыми. Да. Лучше поклоняться данности с короткими ее дорогами, которые потом до странности покажутся тебе широкими, покажутся большими, пыльными, усеянными компромиссами, покажутся большими крыльями, покажутся большими птицами. Да. Лучше поклонятся данности с убогими ее мерилами, которые потом до крайности, послужат для тебя перилами (хотя и не особо чистыми) - они удержат в равновесии твои хромающие истины на этой выщербленной лестнице.
Мы всюду тоскуем о солнечном свете В лучах его светлых так радостно жить Как нынче с тобою на вашей планете Подобие вальса земного кружить Припев: Мы летим, мы летим Только звёзды пылят Только снятся глаза голубые Как нас ждёт ожидает родная земля И реки и горы и степи родные Не сон и не явь, лишь смыкаются веки Бурлит океанов живая вода Метеориты созвездия Веги Швырнули земной наш корабль сюда И вот мы сегодня танцуем с тобой И светится радость в глазах неземных А завтра? Ведь завтра рассветной порой Мы с этой планетой расстаться должны
Мы играли в поэтов, летали куда-то туда, Где история жизни сплеталась с историей смерти. А крылатый проказник, из тех, что был мал да удал - Золотою стрелой в моё сердце холодное метил. Мы играли в любовь, мы конечно же выбрали жизнь. После яркой весны мы попали в прекрасное лето - Даже ночью, представьте, там звёздочки падали вниз Из мерцающих строк никому неизвестных поэтов. Ты играла словами, как может играть божество, Всякий раз на удачу бросая случайные кости. И я тоже играл, выливая на чистый листок Столько страсти и чувств, что лишь только бумага выносит. Иногда между строчек мелькала какая-то мысль, Очень важная, помню... такая - аж зубы ломило... Поиграли в поэтов, обнялись и вдруг разошлись По каким-то глухим, никому не известным могилам.
Мне ничего не стоит стать дождём И броситься с небес тебе под ноги, Но надо чтоб ты знала этим днём Кто с неба вниз по-маленькому ходит. Мне ничего не стоит стать вином И шпарить напряженность из бутылки, Мне только надо, чтоб ты знала: в нём Моя душа урчит и стонет пылко. Я бы росой зашелестел у ног, Которыми ступаешь ты несмело, Но надо, чтоб ты знала, что я смог, Пойти на это мокренькое дело. Я б превратился в лёгкий ветерок Чтоб прилетать порой на твой порог, Но надо, чтоб ты знала кто такой Там бьётся об порог своей башкой... Мне надо чтоб ты знала про меня, Когда с другим... Ушла душа.... На променад...
На окне - незажженные свечи, орхидея в высоком кашпо. За окном - разминается вечер перед долгой прогулкой пешком. За столом - разговор без предмета, остывающий чай с бузиной, и вторая уже сигарета пустоту заполняет собой. Параллельные линии взглядов, не встречаясь, бегут по прямой мимо сонных осенних нарядов и прохожих, спешащих домой. Вечер стынет, как чай недопитый, обрывая с деревьев листву, звёзды сходят с привычной орбиты, чтобы инеем лечь на траву - это первых предзимних ознобов разливается в воздухе дрожь для того лишь, наверное, чтобы переждать их. И ты переждёшь.
Вы не ищите в ноябре Утех тоскующему взгляду. Дождя висящая преграда, Слепых туманов полусвет Не разрешат заняться дню, Размоют в грязные разводы Осиротевшую природу, Как недописанный этюд. В палитре нет у ноября Тонов индиговой гуаши; Лишь серый грифель карандашный Лениво тщится перенять С белёсой глади потолка Прозрачных штор узор муарный, Отброшенный лучами фары Сквозь растр осеннего окна. И тайных знаков алфавит Бумагу рифмами заполнит О чем-то, что не надо помнить, Но что в душе ещё болит.... На что наложен был запрет Из целей самосохраненья, Души болящей исцеленье Вы не ищите в ноябре.
Всю жизнь торопиться, томиться, и вот добраться до края земли, где медленный снег о разлуке поет и музыка меркнет вдали. Не плакать. Бесшумно стоять у окна, глазеть на прохожих людей и что-то мурлыкать похожее на "Ямщик, не гони лошадей". Цыганские жалобы, тютчевский пыл, алябьевское рококо! Ты любишь романсы? Я тоже любил. Светло это было, легко. Ну что же, гитара, безумная, грянь, попробуем разворошить нелепое прошлое, коли и впрямь нам некуда больше спешить. А ясная ночь глубока и нежна, могильная вянет трава, и можно часами шептать у окна нехитрые эти слова...
Я проснулся в этом мире В перепутанном клавире, Где был сломан кем-то нотный стан. Нота соль совсем пропала, Соли там совсем не стало, Как-то малосольно стало там. С нотой ми мы долго бились, Уяснить точнее силясь, Где же мы, а где же ми теперь. Вместо до припёрлось после - Мы не ждали эту гостью, Жаль не заперли вчера входную дверь. Про диезы мы забыли - Лишь бемоли были в силе И бекары, словно бары расцвели. Все триольки убежали, Нам остались вали-гали, Да и те как будто на мели. Если кто и был на рельсах, За руки сцепившись вместе - Это ноты ре и ля и си. Ре, ля, си - и стонут рельсы, Чтоб отправить скорым рейсом Этих трёх по миру колесить. Что же делать в этом мире, В перепутанном клавире? Не сыграть ни вальс, ни менуэт. Не могу сыграть я даже Похоронного вам марша, Так что всем вставать - резона нет.
Перевал...Через что?.. куда?.. Ненадёжна земная твердь. Но заброшена та уда, Где наживкой простое - Верь! Ах, какой же густой туман!.. И подводных не счесть камней. Чуть - и солнце сойдёт с ума, Пробиваясь сюда, ко мне. Я ловлю его первый луч, Дуновение снов ловлю... Не пугают оскалы круч, И туман - это просто глюк! Горным эхом летят слова, В унисон им ручьи звенят... Дым из сакли - пекут лаваш, Ожидая к столу меня.
Прогнать пару мыслей несветлых и сесть у пустого окна, Подумать о детях, о лете и выпить сухого вина, Погладить собаку на счастье - старею, добрею, лечусь - Ну, что ещё лучше по части таких незатейливых чувств? И снова мой день без претензий зимой за окошком бредёт... Картину на стену повесить? К двери передвинуть комод? Замедлить движение стрелок, снежинок, чаинок, теней? Собака печально смотрела, как что-то тонуло в вине. Подсвечник блестящий, латунный, свечи не жалевший огня, Багровые тёмные думы со дна незаметно поднял. Все наши житейские бредни в старинном бокале сейчас... Топлю пару мыслей последних, чтоб новая жизнь началась.
Бахыту Кенжееву Полигамность печали струит свои дивные песни, Оставаясь туманом на влажных губах и глазах ... Самолёты развозят друзей в виртуальность известий, Где единственный друг - как в степи одинокий казах. Замирают в душе азиатские чувства шафранно, Забубонно лежат повседневные наши дела, Надышавшись бразильскими сказками телеэкрана, Кто-то рядом гарцует, терзая свои удила. Мы стоим на границе лимонных осенних инстанций, Воспалённые мысли смываются ливнями слёз, В отраженья витрин и асфальтного мокрого глянца, Вытекая, как гель, из распухших до боли желёз. Стекленеет пейзаж, засыпают вокруг муляжи И не хочется двигаться в оцепененьи кристаллов... Там, где нынче, застыли, застыли одни миражи Для души ничего, ничего, ничего не осталось...
Перешагну осенний хмурый плен, В убежище зимы укрою прошлое. Нам лето шепчет сказку про хорошее, Но осень отрезвляет насовсем. Успеть бы дотянуться до тебя Прохладным указательным из осени, Поскольку вёсны нас давно забросили, Зима согреет, истово любя. Из-под снегов, с декабрьских глубин, Выстреливает флаг весны подснежником, Но подо льдом бурливая нежней река, Так не буди её и не губи. Пускай проспит она свою волну, Пускай не тает лёд годами зимними, А для тепла ты просто обними меня, Ведь, если лёд растает - утону.
А это всегда я имею в виду, Когда через луг по ромашкам иду: Что эти ромашки и эта земля Живут, свою плоть меж собою деля, - Друг друга питают, и соль свою пьют, И в песенке пчел через год запоют. И в эту работу цветов и земли И прежние пчелы и травы пошли, Пошли снеготалы - и снова пойдут, И предки мои - обязательно тут; И сам я и ты через годы, потом, В живые круги мирозданья войдем. И дальний потомок - забавный Адам - Вот так же рукою притронется к нам. А мы с тобой будем - земля и трава. И скажет потомок такие ж слова: Что вот, мол, какие ромашки цветут, И предки мои - обязательно тут... А мы закиваем, задрав стебельки, Что гибели нету, а смерть - пустяки.
В заозёрной дали, над полоскою леса Расплескался багровый пожар Воздух свеж и туман голубой занавеской По недвижной воде по недвижной воде пробежал Поздний август уж мертвенным золотом тронул Отшумевших деревьев листы И в закатном багрянце сквозь редкие кроны Белостенный плывёт монастырь В небе облак нарядных, бессчётны отары Где-то - чу! - встрепенулась вдруг стая ворон И несётся окрест гулким медным ударом Колокольни размеренный звон звон звон Русь - гармония красок, величье покоя, Необъятная ширь, богатырский простор Мы не раз перед древней твоей красотою Испытали почти суеверный восторг
Неужели мы с тобой спасены, Абрикосовый румянец надев? Подползаем к середине зимы - Там сугробы наших белых надежд. Каруселью закружилась земля, Покатились наши головы с плеч, Колокольцами от счастья звеня, И в глазах огонь из тысячи свеч. Пусть бренчат на всю москву бубенцы, Пусть древней нас только каменный рим, Пусть от зависти мутнеет янцзы - Ведь вокруг нас снегири, снегири. На щеках и на деревьях - везде! На груди, на облаках, на снегу, На замёрзшей на рассвете воде, По которой я, блаженый, бегу В окружении весёлых харизм - Направление на небыль и быль... А вдали на горизонте горит Абрикосовый румянец судьбы. Неужели мы с тобой спасены, Абрикосовый румянец надев? Подползаем к середине зимы - Там сугробы наших белых надежд.
Влюбилась в отраженье тени на глади старого пруда В мечтах о запахе сирени, не цвесть которой никогда. Та тень, которая исчезнет и растворится в мраке вод, Зачем-то из манящей бездны навстречу руку подает. Вновь легкий запах, звук цикады, и памяти водоворот, А месяц в мареве прохлады свое роняет серебро. С ним ощущаю по-иному прикосновенье ветерка. И кинуть камень в тихий омут не поднимается рука.
Свет ты мой робкий, таинственный свет! Нет тебе слов и названия нет, Звуки пропали и стихли кусты Солнце в дыму у закатной черты. Парус в реке не шелохнется вдруг, Просто в пространства повис виадук, Равны права у небес и земли, Город, как воздух. Бесплотен вдали... Свет ты мой тихий, застенчивый свет! Облачных стай пропадающий след. Вечер, не вечер, ни тьмы ни огня. Молча стою у закатного дня. В робком дыму, изогнувшись, как лук, Прямо в пространстве повис виадук, Равны права у небес и земли. Желтые блики на сердце легли. Сколько над нами провеяло лет? Полдень давно проводами пропет. Сколько над нами провеяло сил? Дым реактивный, как провод, застыл. Только порою стеклом промелькав, Там вон беззвучно промчится состав. Молча стою у закатного дня... Свет ты мой тихий! Ты слышишь меня? Свет ты мой робкий! Таинственный свет! Нет тебе слов и названия нет, Звуки пропали. И стихли кусты, Солнце в дыму у закатной черты.
Путь у нас не в седой пыли Мы проходим и нет следа Мы простые сыны земли, Но под нами одна вода Эту воду не выпьет зной Не всосёт золотой песок Эту воду несём домой В отворотах своих сапог. Только долог до дома путь Но в воде не видны следы И случается нам хлебнуть этой горькой морской воды Эту воду не выпьет зной Не всосёт золотой песок Эту воду несём домой В отворотах своих сапог. Слава силе рыбацких плеч Ходит дружба с тобой в пути От воды ли тебя сберечь От огня ли тебя спасти Мы отмоем морскую соль Вместе с другом на берегу И дождётся твоя Ассоль Короля голубых лагун
Выходя из точки наших несогласий, осень биссектрисою легла меж зимой и летом... и упала наземь - для неё мы cтороны угла. Ты пройдёшь в зелёном, изумрудном платье мимо зимних, шелковых седин, не поможет осень нам с тобою ладить, пусть мы в угол вписаны один. Красное на желтом, черное на белом, пересуды звёздной мишуры, ты идёшь направо, я бегу налево - за пределы огненной поры. В золото дубравы уплывают, следом осень катит свой кабриолет, я срезаю тонко ломтиками лето, ты терпеть не можешь крем- брю ле. Солнечные струны, золотые тени, острые углы - за горизонт, надоело в белом, желтое надену и тебе - оранжевый блузон. Выходя из точки наших несогласий, осень биссектрисою легла меж зимой и летом... и упала наземь - для неё мы стороны угла.
Жираф Я вижу сегодня особенно грустен твой взгляд И руки особенно тонки, колени обняв Послушай: Далеко, на озере Чад Изысканный бродит жираф Ему грациозная нега и стройность дана И шкуру его украшает волшебный узор С которым сравнится осмелится только луна Дробясь и качаясь на глади бескрайних озер Вдали он подобен цветным парусам корабля И бег его плавен как радостный птичий полет Я знаю как много чудесного видит земля Когда на закате он прячется в мраморный грот Я знаю волшебные сказки таинственных стран Про черную деву, про страсть молодого вождя Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман И верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя Ну как мне тебе рассказать про таинственный сад Про запах деревьев, про шелест немыслимых трав Ты плачешь... Послушай: далеко, на озере Чад Изысканный бродит жираф...
|
Сайт "Художники" Доска об'явлений для музыкантов |