|
|
У памяти прочность гранита, где выссечены имена. Томится на дне Атлантида. Спускается тихо луна на волны и слушает песни русалок, чудовищ морских, старается петь с ними вместе. Секреты веков глубоки. На площади города мёртвых свечой возвышается храм. Разрушены выходы-входы, колонны подвержены снам. По улицам бродим с тобою, пытаясь припомнить, узнать наш мир, ставший сказкой морскою, где вечно царит глубина. Идите - мы слышим - идите по волнам забытых времён! Сверкнуло на тёмном граните твоё имя, рядом - моё... Мифический остров воскреснет. наступит когда-то пора и дно станет небом, а звёзды усядутся на купола дворцов. Виноградные грозди украсят фасады. Лоза узнает детей поимённо, вовьётся в рассвет голубой... И ты, в Атлантиду влюблённый, воскликнешь: - Да, есть в мире Бог!
Безымянным рождается утро. Отражение спит в зеркалах. На дорогах шаги сухопутны. Неуверенна в море волна. Безымянное солнце не греет. Кипарисы не тянутся ввысь. Разобраться немыслимо - где я, если знаков здесь нет путевых. Чайки падают - крылья не держат. Вместо песен и радости - шум. Безымянные... Есть ли надежда обрести имена? Я спешу для начала назвать это утро воскресеньем. Затем зеркала отразят объективно, структурно новый день и его имена.
Заря во мгле. Спит мой герой. В печи чуть теплятся дрова. Тень на метле летит в покой ленивых грёз и колдовства. Луна пытается сиять, но звёзды выцвели к утру. Я на краю небытия кольчугу чищу и сбрую. - Проснись, мой друг! Пора узнать куда пропал служебный конь. Цветущий луг пасёт весна, а солнце прячется в огонь. Любовь и нежность - на потом, когда очистится заря. К нам приближается дракон... Недобужусь богатыря.
Шахом готовится мат скрыто, в лукавом режиме. Глупо упрямо ломать каменность убеждений. Дерзко идти напролом - значит терять что имеешь. Лучше внедриться тайком и уподобиться змею: где-то, вильнув, обмануть, где-то усилить охрану, где-то подкинуть "блесну", где-то включить донжуана. Шахом готовится мат. Пешки бегут врассыпную. Нет для защиты солдат. Эндшпиль вполне предсказуем.
Эвелайн... то ли райская птица, то ли дева из сказочных снов может слышится, может быть снится, но присутствует в сердце давно. Этим именем полнится воздух, округляется ночью луна, солнце каждое утро восходит. В нём особенная тишина. Эвелайн... кто-то должен родиться. Белый аист украсил гнездо. Эвелайн не луна и не птица, чья-то милая, нежная дочь.
Айда на крышу! Там сегодня сыро. Ни голубей, ни уличных котов. Площадка для привычных встреч остыла, лишь флюгер не боится холодов. Стоит, не шелохнётся. Петушиный бросает взгляд на мокрые дома. С невозмутимой, ангельской вершины ему всё видно. - Скоро ли зима? - спросить хотелось бы у вещей птицы. - Когда снега сорвутся с высоты? - Моя вершина хуже, чем темница - промолвил узник... Скрипнули болты. Поднялся ветер, тихий стон услышав, и раскачал неумолимый шест. - Айда на волю! Полетели с крыши! - с восторгом крикнул флюгеру норд-вест.
Есть нечего. В карманах - дыр искусство. Пиджак сползает с голого плеча. В мудрёной голове от строчек густо. Душа полна идей и горяча. На пуговице (на последней) виснет осенний ветер с целью - оторвать. Болтается на ниточном дефисе округлая застёжка... но жива. От сладкой, извивающейся дрожи с позором разбегаются грехи. Ночная тень за днём летит и множит голодные, проворные стихи. В пустыне, где акриды мёдом пахнут, неплохо пальцем на песке писать. Слова, взлетая ветреным размахом, горячим шрифтом сыплются в тетрадь.
Хочу быть дождиком в четверг, а может после. Летит ли вниз, парит ли вверх - я где-то возле. И, вдруг, смотрю - бежит ручей... Хочу ручьём быть. Свободный, быстрый и ничей. Ах, хорошо бы! Но он скатился с крутизны весёлой змейкой. В речной растаял бирюзе, а в ней не мелко. Я стану речкой, решено. Что будет дальше? Навстречу выйдет конь в пальто в моей тельняшке.
Тёплый луч пробежал по окошку, намекая на близость весны. Невозможное стало возможным на краю надоевшей зимы. Слёзы мелких, незрелых снежинок покатились дождём по стеклу. Проскользнул вдоль прозрачных тропинок холодок, устремляясь к теплу. Светлый луч на мгновенье нацелен и не может весь мир охватить. Подождём три коротких недели. А пока на тепло - дефицит. Пусть весна нежным запахом счастья вылетает обратно в окно, оставляя зиме чувство власти... С возвращеньем тебя, холодок!
на дерево от холодов продрогшее забирайтесь листочки по-хорошему прошу негоже мне разговаривать по-отдельности с каждой почкой в которой ума нет ещё но желание петь имеется на ветки лиственным роем слетите облепите так чтобы ни вздохнуть ни взмахнуть хором пропойте весеннее что-то из вивальди или чайковского наполняя воздух космосом звука и цвета за каждой прослежу не вмешиваясь мысленно наставляя мнения своего не навязывая до поры забирайтесь заждалось дерево потолкайтесь пощебечите о чём-нибудь детском и за дело хор должен стать единым целым а там уж глядишь и лето
Домой вернутся журавли и упадёт на тень трава. Дрова, которые сожгли, осядут пеплом колдовства. Поднимет тёплая земля из недр волшебные цветы. А пчёлы, солнце веселя, проснутся в сотах золотых. Мой добрый клён запомнит всё: клин журавлиный, новый стих, хоры пчелиных голосов... но будет всё равно грустить.
Колючится... Может ёжик угрелся в моей ладони без ножек и без сапожек, себя представляя в доме. А вдруг затаилась ёлка в руке, убежав из леса. Сидит и боится ёрзать, стараясь не выдать место. А может джекфрут проникся к застывшим холодным пальцам. Но он - дуриан под ником, узнала бы я паяца... Колючится. Кто бы ни был - стряхну всех, кто иглы носит. Смотрю - никого... На сгибе ладони один морозец.
Шалят ветра, частят дожди, а солнце летом жжёт без меры. Пчелиный улей жу-жужжит - портал надежд, любви и веры. Строчит стихи медовый люд, сжигая воск без сожаленья. Часы стоят, баклуши бьют, и ловят чудные мгновенья. Бывает, сладкий мёд горчит и посылает в мир прогнозы. На каждой пчёлке светит чип - печать поэзии и прозы. Веками фабрика словес взрывает мир, твердыни рушит. Несёт доныне тяжкий крест и пробуждает лирой души.
Смотрит солнце в проёмы окошка. Шторы новым рисунком свежи. Был январь... и куда-то отброшен, а февраль, ускоряясь, спешит. От зимы - продолжительный прочерк. На весенний меняется стиль. В моде снова горох, между прочим, и каблук удлиняется в шпиль. Наряжаются юные девы, серебро утомляя зеркал. На горох поднимаются цены, бескорыстно земля лишь кругла. Смотрит солнце в проёмы окошка, от гороха двоится в глазах - на полу и на стенах раскрошен... Солнценосные зайцы бузят.
Наступит новый год и обнуление с хрустящим свойством чистого листа. Секунда дело завершит последнее на кончике стрелы в земных часах. Хрустально звякнут люстры новогодние. Бокалы им ответят - "mon amour". По кругу побегут надежды новые. Начнётся бал, веселье, детский шум... Прильнут к окну снежинки любопытные. Гирлянды вспыхнут сказочно. Фонарь не шелохнётся. Страж испытанный на улице готов встречать январь. Стоит в сугробе. Намело немерено на стыке сформированных времён. Попасть на бал? Но в чудеса не верится... И в люстру безнадёжно он влюблён... Поддерживает свет, решая ребусы, написанные тенью на снегу. Не ждёт подарков и любви не требует, хрустальный слыша из окна "amour".
на той стороне не бывала переведи меня карнавалы хочу рассмотреть фейерверки пошуметь поплясать со всеми решиться мне бы оставить пустыни шелест похожий на шёпот ветра к берегу примкнуть иному сродниться с лицами яркогубыми в масках переведи метры разделяют два мира не может веселье быть беспричинным легко значит чисто тем кто может смело смеяться там где краски и шум основа... молчишь боишься остаться один снова ветер шелестит пустынное не волнуйся остыла или просто пошутила я не переводи
А была ли осень... Кто мне скажет? Не успела в листопад влюбиться, как зима очаровала сразу. Но исчезло чувство как-то быстро. Ароматы тающих снежинок и намокших варежек не помню. И забыта дерзкая щетина хвойных веток. Божеству иному поклоняюсь - запаху мимозы, создающей из фрагментов солнце. А потом, под экстренным наркозом, я влюблюсь и в лето... Круг сомкнётся на морозах и каминных песнях. Увлечения летят по краю. Постоянство мне неинтересно - возвращаясь снова забываю.
Непонятная штука - любовь. Видит сердцем, глаза прикрывая. И неважно любимый каков... Никаких здесь не может быть правил. Если нос как свиной пятачок, а под космами острые рожки - всё равно он любим горячо, и спешат к нему стройные ножки. Если сзади - два светлых крыла, или тёмных имеет... Неважно. Жизнь его для любви создала, остальное - для темы пейзажной.
странный сегодняшний вечер море как будто спокойно воздух луною подсвечен ровно разглажены склоны гор никаких впечатлений только предчувствие волны вдруг появились на глади горы насупили склоны словно воздвигли преграды голосу пение стоны? маленькой нежной русалке в море теперь ненадёжно (нынче была у гадалки) хвост раздвоился на ножки
день прилетает птицей может и улететь солнышко - круглолице небушко - голубень вечностью пахнут горы гордость на дне морском маятник бьёт повторы держит в руках число не удержать минуты и не догнать часы светятся изумруды в крылышках стрекозы скоро весна приснится бархатность тёплых дней солнышко - круглолице небушко - голубень
Туман вдоль дороги стелется волокнами серой пряжи. Сказала когда-то дЕвица (из сказочных персонажей), что мир наградит полотнами. И что-то про пир другая... Завесы бывают плотными - не выйти. Себя ругая, наощупь плетусь с надеждою на лучик в холодном царстве. Ни улиц, ни парков... Где же вы? Несказочное коварство. Боюсь разминуться с домом я, где пахнет теплом и кашей. Ах, как эта хмарь не вовремя везде разбросала пряжу! Мне мудрую рукодельницу на помощь - богатыря бы... Сидит на печи бездельником, а может помчался к жабе стрелу вызволять. Надеяться в обманном плену тумана не стану на третью девицу. Самой выбираться надо.
очень похоже на вечер странное слово "вчера" дымкой лучистой на плечи падает тень от костра тянутся к жарнику руки блики скользят по лицу в ночь удаляются звуки мир погрузился во мглу будто и не было солнца золотом дышат дрова искрами свет распадётся тихо наступит вчера
|
|
|
Сайт "Художники" Доска об'явлений для музыкантов |