Ах, какая пропажа - пропала зима!
Но не гнаться ж за нею на север.
Умирают снега, воды сходят с ума,
И апрель свои песни посеял.
Ну да что до меня? - Это мне не дано.
Не дари мне ни осень, ни лето,
Подари мне февраль - три сосны под окном
И закат, задуваемый ветром.
Полоса по лесам золотая легла,
Ветер в двери скребет, как бродяга.
Я тихонечко сяду у края стола,
Никому ни в надежду, ни в тягость.
Все глядят на тебя - я гляжу на одно,
Как вдали проплывает корветом
Мой веселый февраль - три сосны под окном
И закат, задуваемый ветром.
Ах, как мало я сделал на этой земле!
Не крещен, не учен, не натружен,
Не похож на грозу, не подобен скале,
Только детям да матери нужен.
Ну да что же мы все про кино, про кино -
Жизнь не кончена, песня не спета.
Вот вам, братцы, февраль - три сосны под окном
И закат, задуваемый ветром.
Поклянусь хоть на Библии, хоть на кресте,
Что родился не запустяками;
То ль писать мне Христа на суровом холсте,
То ль волшебный разыскивать камень.
Дорогие мои, не виновно вино,
На огонь не наложено вето,
А виновен февраль - три сосны под окном
И закат, задуваемый ветром...
Есть у каждого бродяги сундучок воспоминаний,
Пусть не верует бродяга и ни в птичий грай, ни в чох,
Ни на призраки богатства, в тихом обмороке сна,
Ни на вино не променяет он заветный сундучок.
Там под дружбою лежалой, под враждою закоптелой,
Между чувств, что стали трухлой связкой высохших грибов,
Перевязана тесемкой и в газете пожелтелой,
Как мышонок, притаилась неуклюжая любовь.
Если якорь брига выбран, в кабачке распита брага,
Ставни синие забиты навсегда в родном краю,
Уплывая, все раздарит собутыльникам бродяга,
Только этот желтый сверток не покажет никому.
Будет день в борты, как в щеки, оплеухи волн забьют, и
"Все наверх, - засвищет боцман, - к нам идет девятый вал!"
Перед тем, как снова выйти в шторм из маленькой каюты,
Развернет бродяга сверток, мокрый ворот разорвав.
И когда вода раздавит в трюме крепкие бочонки,
Он увидит, погружаясь в Атлантическую мглу:
Большеглазая колдунья, тонколицая девчонка
С фотографии грошовой улыбается ему.
Есть у каждого бродяги сундучок воспоминаний,
Пусть не верует бродяга и ни в птичий грай, ни в чох,
Ни на призраки богатства, в тихом обмороке сна,
Ни на вино не променяет он заветный сундучок.
Нам, по правде сказать, в этот вечер
И развлечься как следует нечем,
Ведь пасьянс - это скучное дело,
Книги нет, а лото надоело...
Вьюга, знать, разгуляется к ночи,
За окошком ненастье бормочет,
Ветер что-то невнятное шепчет,
Завари-ка мне чаю покрепче.
Настоящего чаю с малиной,
С ним и ночь не покажется длинной,
Да зажги в этом сумраке хмуром лампу,
Ту, что с большим абажуром...
У окна на скамеечке низкой
Мы усядемся вместе и близко,
И чаек попивая из чашек,
Дай-ка вспомним всю молодость нашу.
Вспомним ласково, по-стариковски
Нашей дочери русые коски,
Вспомним глазки сынка голубые,
И поймем, как мы счастливы были.
Но и глупыми тоже бывали...
Постели-ка ты мне на диване.
Может, мне в эту ночь и приснится,
Что ты стала опять озорницей...
Итак, приезжайте, к нам завтра, не позже,
У нас васильки - собирай хоть в охапку.
Сегодня прошел замечательный дождик,
Серебряный гвоздик с алмазною шляпкой.
Он брызнул из маленькой-маленькой тучки,
И шел специально для нашего леса,
Раскатистый гром - его вечный попутчик
Над ним хохотал, как подпивший повеса.
Из Пушкина в девять идет электричка,
Послушайте, вы отказаться не в праве:
Кукушка снесла в нашем доме яичко,
Чтоб вас с наступающим счастьем поздравить.
Не будьте ленивы, не будьте упрямы,
Пораньше проснитесь, не мешкая, встаньте.
В кокетливы шляпах, как модные дамы,
В лесу мухоморы стоят на пуантах.
Вам будет на сцене лесного театра
Вся наша программа показана сразу,
Чудесный денек приготовлен на завтра,
И гром обеспечен, и дождик заказан.
Итак, приезжайте, к нам завтра, не позже,
У нас васильки - собирай хоть в охапку.
Сегодня прошел замечательный дождик:
Серебряный гвоздик с алмазною шляпкой.
Кто больше, кто меньше коптим, потеем, сушим.
Кто глубже, кто мельче; кто - вверх, а кто - ко дну.
Кто шире, кто уже в понятиях досужих.
Кто в море, кто в луже усердно бьем волну.
В неизбежности конца признаваться все привычней,
Наступает новый год - вечность чувствуем плечами...
Жизнь с улыбкой мудреца свою песенку мурлычет,
Вторит ей мой рыжий кот с изумрудными глазами.
Кто выше, кто ниже фанерой над Парижем.
Кто плавно, кто резко на шампур иль на кол.
Кто чаще, кто реже ковровым на манеже.
Кто раньше, кто позже, но мордою об стол.
В неизбежности конца признаваться все привычней,
Наступает новый год - вечность чувствуем плечами...
Жизнь с улыбкой мудреца свою песенку мурлычет,
Вторит ей мой рыжий кот с изумрудными глазами.
Кто лучше, кто хуже работает и дружит.
Кто трудно, кто тут же ложится и встает.
Кто щедрый, кто вредный, кто никому не нужен.
Богатый иль бедный, но песенку споет:
В неизбежности конца признаваться все привычней,
Наступает новый год - вечность чувствуем плечами...
Жизнь с улыбкой мудреца свою песенку мурлычет,
Вторит ей мой рыжий кот с изумрудными глазами.
Я дал разъехаться домашним,
Все близкие давно в разброде,
И одиночеством всегдашним
Полно все в сердце и природе.
И вот я здесь с тобой в сторожке,
В лесу безлюдно и пустынно.
Как в песне, стежки и дорожки
Позаросли наполовину.
Теперь на нас одних с печалью
Глядят бревенчатые стены.
Мы брать преград не обещали,
Мы будем гибнуть откровенно.
Мы сядем в час и встанем в третьем,
Я с книгою, ты с вышиваньем,
И на рассвете не заметим,
Как целоваться перестанем.
Еще пышней и бесшабашней
Шумите, осыпайтесь, листья,
И чашу горечи вчерашней
Сегодняшней тоской превысьте...
Привязанность, влеченье, прелесть!
Рассеемся в сентябрьском шуме!
Заройся вся в осенний шелест!
Замри или ополоумей!
Ты так же сбрасываешь платье,
Как роща сбрасывает листья,
Когда ты падаешь в объятье
В халате с шелковою кистью.
Ты - благо гибельного шага,
Когда житье тошней недуга,
А корень красоты - отвага,
И это тянет нас друг к другу.
Еще пышней и бесшабашней
Шумите, осыпайтесь, листья,
И чашу горечи вчерашней
Сегодняшней тоской превысьте...
Этот город , словно пьесу,
Я невольно сочинил...
Никому он неизвестен,
Спрятан в сумерках чернил...
Здесь герой бывает разным:
То любим, то нелюдим...
Здесь закатов грустный праздник,
Голубых туманов дым...
Здесь закатов грустный праздник,
Голубых туманов дым...
Здесь разлуки и свиданья,
Сон не сбывшихся измен...
Прежней дружбы ожиданье,
Жажда важных перемен...
Будет долго сказка длиться,
Станет тихо и светло...
Детством вымытые лица
Отразит мое стекло...
Детством вымытые лица
Отразит мое стекло...
Эту пьесу, словно город,
Я невольно сочинил...
В этой пьесе я был молод,
Этот город я любил...
В этой пьесе я был молод,
Этот город я любил...
Все пройдет, конечно все пройдет,
Как проходит белоснежный ливень.
Снегопадом самых нежных слов
Я тебя не в силах осчастливить...
Все пройдет, конечно, все пройдет,
Как замерзшей осени гербарий.
Сон прохладный голову сожмет,
Как забытой юности товарищ...
Все пройдет, пройдет, пройдет, конечно,
Повторяя зим круговорот.
Только как с душою бесконечной
Выговорить - эта жизнь пройдет...
Все пройдет, конечно все пройдет,
Как проходит белоснежный ливень.
Снегопадом самых нежных слов
Я тебя не в силах осчастливить...
Но все пройдет...
В новогоднюю ночь я к столу подойду,
И вина золотого нальет мне хозяйка.
Если хочешь, попробуй - поди, подсчитай-ка,
Сколько жизни оставил я в старом году.
Ты покрепче, хозяйка, меня напои,
Чтоб душа заиграла, вином разогрета!
Сколько раз я под звездами Нового Света
Провожал новогодние ночи свои.
Где-то - старого Света оставленный край:
Дом. Каштан. Потемневшие стекла аптеки.
Сколько жизни моей там осталось навеки
Если хочешь,попробуй, поди подсчитай.
Ты покрепче, хозяйка, меня напои,
Чтоб душа заиграла, вином разогрета!
Сколько раз я под звездами Нового Света
Провожал новогодние ночи свои.
Я не знаю, с какой мне звездой по пути,
Мое время меня разорвало на части.
Только знаю одно, - что без старого счастья
Мне и нового счастья уже не найти.
Ты покрепче, хозяйка, меня напои,
Чтоб душа заиграла, вином разогрета!
Сколько раз я под звездами Нового Света
Провожал новогодние ночи свои.
Ты покрепче, хозяйка, меня напои,
Чтоб душа заиграла, вином разогрета!
Сколько раз я под звездами Нового Света
Провожал новогодние ночи свои.
Выутюженные брюки асфальта,
Скунс трав Булонского леса.
Чья-то грудь нежней,
чем небо над островом Мальта,
Чья-то грудь приподнята,
как над морем Одесса...
Но павлиний хвост ресниц
распускался, как веер пальцев у Ван Гога...
Эйфелева башня - этот длинный шприц
Шестьсот шесть в руке Бога...
А в тонких кишках метрополитена
Переваривалась кашица тел...
Паровоз со лбом Ипполита Тена,
У него стальной камзол
под мышками вспотел...
Под мышками вспотел,
под мышками вспотел...
Воет одинокая волчиха
На мерцанье нашего костра,
Серая, послушай, замолчи-ка,
Мы пробудем только до утра,
Мы бежим отбитые от стаи,
Горечь пьем из полного ковша,
И душа у нас совсем чужая,
Злая беспощадная душа.
Всходит месяц колдовской иконой,
Красный факел тлеющей тайги,
Вне пощады мы и вне закона,
Злую силу дарят нам враги.
Ненавидеть нам не разучиться,
Не устать от злобы огневой,
Воет одинокая волчица,
Слушает волчицу часовой.
Тошно сердцу от звериных жалоб,
Не иссякнет горечи родник,
Не волчиха, Родина, пожалуй,
Плачет о детенышах своих.
Всходит месяц колдовской иконой,
Красный факел тлеющей тайги,
Вне пощады мы и вне закона,
Злую силу дарят нам враги.
Воет одинокая волчиха
На мерцанье нашего костра,
Серая, послушай, замолчи-ка,
Мы пробудем только до утра...
Вспоминай меня, вспоминай,
Светлым чувством с утра буди.
Добрым именем поминай,
Чтобы не споткнулся в пути,
Чтобы мучался, но дышал,
Чтобы гуж свой, как вол, мог везти,
Чтоб не уставала душа
Крест свой на Голгофу нести.
Чтобы мучался, но дышал,
Чтобы гуж свой, как вол, мог везти,
Чтоб не уставала душа
Крест свой на Голгофу нести.
Помолись за меня, помолись
Пресвятой Богородице...
Попроси у нее, попроси
Заступничества, как водится...
Отмоли меня, отмоли,
Свечку поставь за здравие,
И отбей поклоны свои
Всем святым православия.
Отмоли меня, отмоли,
Свечку поставь за здравие,
И отбей поклоны свои
Всем святым православия.
Ты прости меня, ты прости,
Есть за что казнить, за что миловать...
Если не ты, то кто простит,
Кто же сможет мне силы дать?
Отмоли меня, отмоли,
Свечку поставь за здравие,
И отбей поклоны свои
Всем святым православия.
Чтобы мучался, но дышал,
Чтобы гуж свой, как вол, мог везти,
Чтоб не уставала душа
Крест свой на Голгофу нести.
Напои меня малиной, крепким чаем, цветом липы,
И пускай в трубе каминной раздаются стоны, всхлипы.
Пусть, как в лучший сочиненьях, с плачем, хохотом, раскатом
Завывает все, что надо, что положено по штату...
Пусть скрипят и гнутся ели, вязы, тополи и буки,
И пускай из клавикордов чьи-то медленные руки
Извлекают старых вальсов мелодические вздохи
Неподвластные забвенью, несозвучные эпохе...
Напои меня кипучей лавой пунша или грога,
И достань откуда хочешь поразительного дога,
Чтобы он сверкал глазами, словно парой аметистов,
И чтоб он сопел, бродяга, как у лучших беллетристов!
А сама в старинной шали с бахромою и кистями,
Перелистывая книгу с пожелтевшими листами,
Выбирай мне из Айвенго только лучшие страницы
И читай иx тихо-тихо, опустивши вниз ресницы...
Потому что человеку надо, в сущности, ведь мало,
Чтоб у ног его собака выразительно лежала,
Чтоб его поили грогом до семнадцатого пота,
И играли на роялях, и читали Вальтер Скотта...
И под шум ночного ливня чтоб ему приснилось снова
Из какой-то прежней жизни хоть одно живое слово...
Напои меня кипучей лавой пунша или грога,
И достань откуда хочешь поразительного дога,
Чтобы он сверкал глазами, словно парой аметистов,
И чтоб он сопел, бродяга, как у лучших беллетристов!
Напои меня кипучей лавой пунша или грога...
Вот уходит наше время,
Вот редеет наше племя,
Время кружится над всеми
Легкомысленно, как снег,
На ребячьей скачет ножке,
На игрушечном коне
По тропинке, по дорожке,
По ромашкам, по лыжне.
И пока оно уходит,
Ничего не происходит.
Солнце за гору заходит,
Оставляя нас луне.
Мы глядим за ним в окошко,
Видим белый след саней
На тропинке, на дорожке,
На ромашках, на лыжне.
Все, что было, то и было,
И, представьте, было мило.
Все, что память не забыла,
Повышается в цене.
Мы надеемся немножко,
Что вернется все к весне
По тропинке, по дорожке,
По ромашкам, по лыжне.
Мы-то тайно полагаем,
Что не в первый раз шагаем,
Что за этим черным гаем
Будто ждет нас новый лес,
Что уйдем мы понарошку,
Сменим скрипку на кларнет
И, играя на дорожке,
Мы продолжим на лыжне...
Вот уходит наше время,
Вот редеет наше племя...
Вот редеет наше племя,
Вот уходит наше время...
