|
|
Песни для Лары
Я не баловал тебя обещаньями, на сто двадцать лет вперед всё обещано, что поделаешь, раз так обнищали мы, слишком дороги красивые вещи нам. Потому нас так пугает везение, что покуда за него не уплачено, и какая б не была ты весенняя, если завтра ты уйдёшь, не заплачу я. Положу перед тобой из печати том, все стихи здесь о тебе, а погода - жуть, ты простудишься, а мне отвечать потом перед тем, кто будет тем, погоди чуть-чуть. А не хочешь, я тебе почитаю сам, мы притушим лишний свет в тихой спаленке, пусть сегодняшняя ночь не считается, спи, мой запоздалый свет, спи, мой маленький.
Я не баловал тебя обещаньями, на сто двадцать лет вперед всё обещано, что поделаешь, раз так обнищали мы, слишком дороги красивые вещи нам. Потому нас так пугает везение, что покуда за него не уплачено, и какая б не была ты весенняя, если завтра ты уйдёшь, не заплачу я. Положу перед тобой из печати том, все стихи здесь о тебе, а погода - жуть, ты простудишься, а мне отвечать потом перед тем, кто будет тем, погоди чуть-чуть. А не хочешь, я тебе почитаю сам, мы притушим лишний свет в тихой спаленке, пусть сегодняшняя ночь не считается, спи, мой запоздалый свет, спи, мой маленький.
Нам, казалось бы, довольно и того, что с нами было, отчего же снова больно светит гордое светило? Тяжким светом, вкусом крови наливается планета, уверяет нас, что кроме никого на небе нету. Убеждает нас - не трогай, умоляет нас - не надо, вьётся лунная дорога от Москвы до Ленинграда, мчится тень усталой птицы по стальным тяжёлым рельсам, чтобы снова возвратиться через день обратным рейсом. Разве то, что так недолго сверху нами управляло, умаляет чувство долга, много это или мало? Нет, казалось бы, довольно и того, что с нами было. Отчего же снова больно светит гордое светило?
Нам так хотелось отдохнуть, замёрзнуть в абсолютный ноль и заморозить, словно ртуть, души сиятельную боль, но сердце всё-таки болит, печальной звёздочкой горя. Летит сиреневый болид и режет небо октября, и притяжение земли не даст его остановить, он рассыпается вдали, но тянет огненную нить. И я б остался среди тьмы, и я б любовь твою отверг, но так устроено, что мы не можем не глядеть наверх и видеть небо, и на нём звезду, сгорающую в прах. Мы отдохнём, мы отряхнём и пыль звезды, и боль, и страх.
Как ты меня, да правда ль, что не все ж, как кажется, уходит безвозвратно, во взгляде, словно в облаке, несешь, я и забыла, как это приятно. Во взгляде ли дело, ли в облике, в улыбке ли, впрочем, не суть, тебя я несу, словно в облаке, несмело, но все же несу. Мне не тяжело, но покачивает в забытом и сладком хмелю, как будто промчался на катере, как будто я снова люблю, как будто постылого стойла мне желаннее адреналин, как будто проверить бы стоило, на вкус этот белый налив. Грозят ли по-прежнему войнами и землетрясеньями дни а вдруг уже дали нам вольные и мы убежали от них? И если из зоны обстрела нам уйти выпадает не зря... Еще и полшага не сделано до осени, до сентября.
Кончился рейс, дорогая попутчица, как ни была бы мила ты душе, больше у нас ничего не получится кроме того, что случилось уже. Время проходит, а силы истрачены на пустяки, на стихи о тебе, только ли наши мечты обозначены цифрой на километровом столбе, птицей на параболическом проводе, ужасом камеры братьев Люмьер? Поезд приходит - смятенье в народе, рукоплескания поздних премьер. Скоро сдадим мы постели негрязные проводнику средь людской суеты, разные люди нас встретят и разные, если подарят, подарят цветы. Мы прибываем на разные станции, в разное время сойдем на перрон, наш паровоз не доходит до Франции, родины старого Шарля Перро. Принца не встретит наивная Золушка, феей обутая в беличий мех, снег за окном, ни тропинки, ни колышка, в тамбуре мат и пронзительный смех.
Кончился рейс, дорогая попутчица, как ни была бы мила ты душе, больше у нас ничего не получится кроме того, что случилось уже. Время проходит, а силы истрачены на пустяки, на стихи о тебе, только ли наши мечты обозначены цифрой на километровом столбе, птицей на параболическом проводе, ужасом камеры братьев Люмьер? Поезд приходит - смятенье в народе, рукоплескания поздних премьер. Скоро сдадим мы постели негрязные проводнику средь людской суеты, разные люди нас встретят и разные, если подарят, подарят цветы. Мы прибываем на разные станции, в разное время сойдем на перрон, наш паровоз не доходит до Франции, родины старого Шарля Перро. Принца не встретит наивная Золушка, феей обутая в беличий мех, снег за окном, ни тропинки, ни колышка, в тамбуре мат и пронзительный смех.
Я к холодной руке прикасаюсь виском, все смешалось в горячем мозгу - чей там профиль, очерченный тонким мазком, чья там тень на туманном мосту? Кто там кормит стихами холодный огонь и кому этот корм по нутру? Для сиреневых птиц раскрывая ладонь, для сиреневых птиц на ветру. А тебе так идет твой сиреневый цвет, как зеленый когда-то - той, я спрошу тебя - ты? Промолчи мне в ответ, промолчи и еще постой. Разве так непростителен дальтонизм, склонность осень считать весной? Птицы просятся вверх, строки падают вниз и скрываются под волной.
Сладка любовь твоя, сладка, чревата вечным пленом, пьянит, как осень мотылька, окутывая тленом, давай, присядем на пенёк среди высоких сосен, последний солнечный денёк, должно быть, в эту осень. Личинке в листике свитом тепло - покой и нега, бессмысленно мечтать о том, что будет после снега, грешно желать грядущих благ, пока не стынут воды, и блещут капельки тепла на донышке природы. Пока пружинит под ногой доверчиво и глухо живая плоть земли нагой, пока не режет слуха сухого тонкого ледка знакомое звучанье, сладка любовь твоя, сладка, похожа на прощанье.
Так дорога длинна - ты твердишь - на беду. Этот рейс ненадолго, всего на три дня, но сказала любимая, я, мол, уйду, что тебе, мол, дорога дороже меня. Так дорога длинна, что кати да кати, рассекая лучами сиреневый смог, если б ты, в самом деле, хотела уйти, я наверно тебя удержать бы не смог. Так дорога длинна, далека и, при чём, открывается взгляду сугубо вперёд, где вчера по прямой был проезд запрещён, там сегодня уже запрещён разворот. Так дорога длинна, на спидометре сто, и шкала говорит, что ещё не предел. фура катит и катит и кажется, что чуть рассеялся мрак и туман поредел? Так дорога длинна и приемник поёт - до того широка, мол, Россия-страна, что Москва позади, но не прерван полёт, и дорога длинна, так дорога длинна. Так дорога длинна, нам пока по пути, нам горит светофорв зелёный кристалл. Если б ты, в самом деле, хотела уйти, я наверно тебя и держать бы не стал. Так дорога длинна, что кати да кати, рассекая лучами сиреневый смог, если б ты, в самом деле, хотела уйти, я наверно тебя удержать бы не смог.
Так дорога длинна, что кати да кати, рассекая лучами сиреневый смог, если б ты, в самом деле, хотела уйти, я наверно тебя удержать бы не смог. Так дорога длинна, что водитель не знал, он в улыбке скривил иронический рот, где недавно стоял запретительный знак, там сегодня уже запрещён разворот. Так дорога длинна, на спидометре сто, и шкала говорит, что ещё не предел. Пристегните ремни, вам не кажется, что чуть рассеялся мрак и туман поредел? Убедительным басом приемник поёт - до того широка, мол, родная страна, что Москва позади, но не прерван полёт, и дорога длинна, так дорога длинна. Ну, а главное, что нам пока по пути, счётчик щёлкает, гаснет зелёный кристалл. Если б ты, в самом деле, хотела уйти, я наверно тебя и держать бы не стал.
Устав притворяться хорошим, я день у судьбы украду, мы белую булку раскрошим бензиновым уткам в пруду. Аллеи весеннего парка просвечивать будут насквозь, не холодно нынче, не жарко, не вместе мы нынче, не врозь. Весна уж которые сутки нахально крадёт у зимы, и парами держатся утки, и парами держимся мы. Останется нам от прогулки лишь запах весны и тоски, а утки дерутся за булки, резиновой булки куски.
|
|
|
Сайт "Художники" Доска об'явлений для музыкантов |