|
|
5 дней до апреля, Что-то изменилось то ли в сердце, то ли в небе - Не пойму...
Повисло солнце над кроватью, жжёт вольфрамовый свет, Кассетник сдох, оглохло радио на старости лет, В квартирном склепе бродят тени слепо-немо-глухих, У них как будто наши лица, наши мысли у них. Забылись прежние замашки, запылились шузы, В линялом ксивнике бумажка на рентген и узи, Всё меньше краски на обоях этих выцветших глаз, Над головой кукушка с боем добивает на раз. А как порхали здесь когда-то, как слетали с перил, Какие твисты танцевали под великий винил, Как упоительно лабали, заглушая "плюса": Baaack in юность, back in U.S., back in U.S.S.R. Нарасставались, навстречались, наклялись навсегда, В кого здесь насмерть не влюблялись за одно только "да", В какие свары ни встревали мускулистым плечом, О чём здесь только не мечтали, - вот бы вспомнить о чём! Но жизнь течёт себе из крана, заливая паркет, Всё ниже занавес, всё ближе счёт за газ и за свет, Всё осмотрительнее тени слепо-немо-глухих... У них, как прежде, наши лица, наши мысли у них... Моя история достала от вещей и причин - Как много в мире старых женщин и усталых мужчин.
Этой ночью, ночью летней Въется хмель тысячелетний...
Через два года высохнут акации, упадут акции, поднимутся налоги. Через два года увеличится радиация. Через два года. Через два года. Через два года истреплются костюмы, перемелем истины, переменим моды. Через два года износятся юноши. Через два года. Через два года. Через два года поломаю шею, поломаю руки, разобью морду. Через два года мы с тобой поженимся. Через два года. Через два года.
Листопад за окном - слышишь? Погуляем, родная, что ли)
Я - только рама окна, за которой ты можешь смотреть бирюзовые ливни. Я - ненадежен, но ты - не раба мне. Открой и смотри сеть метущихся линий. В этот мир попадают, сорвавшись с орбит, будто капли дождя - ветром на подоконник - Занесенные с улиц. Бери - и смотри, как блестит бирюза у тебя на ладони... Будто холст на подрамнике - ночь, на котором случайный прохожий остался без крова. Я уже никуда не боюсь опоздать в этой мокрой вселенной, сотканной словом. В этой вечной вселенной мы - синие ливни случайных событий и несовпадений, Где единственной радостью: петь для тебя... только петь для тебя... петь для тебя... Я только голос ночи Голос ночи
Холодно. Будто разбилось об лёд Зеркало чьей-то мечты. Новый закат над рекою встаёт, Старые рушит мосты. Ты же остался на той стороне - И не поймешь, кто неправ... Ты, не сказав в пятисотый раз "нет", Я ли, развеяв всё в прах?.. Припев. Помнишь, как дрожали кончики Пальцев моих, когда потихонечку Сердце тебе несла неприступному, гордому... Ветер жёг снегом, слезами ли колкими... Ты не пришёл... Разлетелось осколками Сердце. И стало холодно, холодно, холодно... Холодно. Будто погасла звезда, Не долетев до земли. Лязгая, мимо идут поезда В серой морозной дали. Едут они в дальний солнечный край, Дальше от этой зимы... Что же молчишь ты, мой сумрачный Кай С взглядом, как мачта, прямым? Припев. Холодно. Мёрзнут слова на губах, Льдинками - на языке. И поцелуями стынут на лбах Тех, кто хотел стать никем. Мёрзнет рука, коль нет рядом другой, Блекнет мечта о тепле... ...Герда становится очередной Из Снежных королев... Припев. (18 июня 2006 г.)
Колеблясь между "тик" и "так", как между "был" и "не был", Скрипач повис, бледней прокисшего над ним неба. И комната промокла изнутри фисташковым светом, И наверху смеются горьким и густым снегом. А где-нибудь по декабрю летят дрожки, Дрожащим перышком гусиным из стружки, Снежком рифмованным вдоль столбовой строчки Ложатся все стежки да стёжки. Так вечно. Но вечно выпало из лексикона лишь "веко", Прикрыв ресницами всю наготу века, Средь декабря вдруг выпустит не дождь - слезы, Все потому, что скрипка. Скрипка и скользко... Скользнула скрипка ввысь. При ней скрипач взвешен В воздушном броуновском хаосе зала. И сердце наподобие двух сросшихся вишен. То было взвешено, а то и витало. Бабахнул Бах! Вот это джаз! Арт-Моцарт Кричит с балкона скрипачу: "Давай, Мойша!" И капал снег в концертный зал, как дореми-ноты И непонятно было с кем ты, где ты и кто ты. Снег становился смехом наверху. Толченых облаков горсти. Снег превращался в соль, что выше соль-бемоль, но солоней и горше. А боль, что по краям бемоль, съедая сердцевину, становилась болью. И снег звучал, чистейший соль, и был на вкус солью. Когда, в какие времена такая музыка лилась с неба? И мне, скрипач, от царского смычка, плесни хотя бы такт снега. Я буду лакомиться им, покуда тишина не перехватит горло, Укоротив гортань до лаконичного и тихого горя. Покуда зал - есть мир, который зол, но милосерднее иных-прочих, Покуда Бог здесь - Бах, пока поэт про это не соврал ни строчки. А дрожки мчат по декабрю, все дальше, выше по гамме, Сжимая звук до точки на кардиограмме. Колеблясь между "тик" и "так", как между "был" и "не был", Висит скрипач, бледней прокисшего над ним неба. И комната промокла изнутри фисташковым светом, И наверху смеются горьким и густым снегом.
Я глуп, и потому невзгоды, неудачи Прощаю сам себе, как выигранный бой. Не стану я кроить свою судьбу иначе, На темы умные не рассуждаю сам с собой. Я глуп, и потому молчу, не возражаю, Когда меня винят и вешают ярлык. За почести и чин не дал бы ни гроша я. Люблю я только то, к чему давно привык. Я глуп, и потому не вижу в наслажденьях Ни цели жизни и ни забытья, И не меняю я ни жен, ни убеждений, Я глуп, и потому, наверно, честен я. Я глуп, и потому я многим непонятен, Интеллигент к стереотипам так привык. А в логике моей так много белых пятен, Что умники со мной становятся в тупик. Я глуп, и потому по лужам допоздна я Брожу, не замечая улиц и дворов. Что вижу я во сне? Как объяснить - не знаю. Не видят умники таких прекрасных снов.
Павел Фахртдинов "Я столько раз уходил" - мини-концерт на фестивале Заозерье-2007
Когда январь, его Преосвященство, Вычеркивал рукой своей развязной...
Дмитрий Вагин "Клены" - мини-концерт на фестивале Заозерье-2007
День корнями уходит в прошлое... ну, и т.п.)
Снова жаркий июнь, снова город в тоске - Этот жест, приглашающий сесть рядом с нами. Я не знаю, зачем на прибрежном песке Мальчик строит свой город, и вечный цунами Через вечность проносит кусок бытия. Но зачем остается последнее слово? Мне не вспомнить уже, только память моя Возвращается в комнату снова и снова. Только в комнате пыль и "вокруг тишина" - Так когда-то сказал ныне ставший великим, И в пыли на полу что-то из Шукшина, И теснятся в углу потускневшие лики. Ты стоишь у окна, ты всю ночь там стоял, Там вся жизнь впереди, но, увы, мимо, мимо... Там и тамбур, и светом залитый вокзал, И июньские теплые белые зимы. Но к чему же зима? Это тополь расцвел. И снежинки в ладонь опускаясь, не тают. Иисус со стены обращается, мол, Я и сам до конца здесь не все понимаю. Ты не волен уйти просто так, в никуда, Я не волен остаться. Мечталось о сыне... Но останется после навек, навсегда Слово "был", и пребудет отныне.
Не рекомендуется смотреть в глаза собакам и ментам...
Маша подходит к краю крыши, и с крыши машет, слышу: - гуд бай, май бэби)...
Межсезонье (посвящение С. Матвиенко) Нынче холода ох, нездешние, в мареве пурги все шатаюсь я. Отошли у туч воды снежные - знать зима рождается рьяная. Заметает двери подъездные, засыпает стекла промерзшие. Только я давлюсь своей песнею Средь домов, пургой перекошенных Ох, не трави меня ни лаской, ни радостью - Пошатаюсь да вернусь, не пройдет и дня! Лучше в небо ты меня отпусти, Где мелькает тень межсезония Опостылели дома ох, безликие, надоели тополя: все мечты сулят - Соберу я их в мешок да и выкину. И, как водится, начну свою жизнь с нуля. Только что-то не дает медсестра - Зима мне покоя. Все б стихи ей да песенки. А кто-то нимб мой доброй рукой сорвал, да накрахмаленные крылья подрезали! Ох, не проси меня о вас чаще вспоминать. А мне бы в мир податься с небом лазоревым. Вот только красным оно выглядит для меня - Мое небо в облаках межсезония И мечусь я меж домов, замерзающий, все закрылись от меня - парня пришлого. Как поется: "и судьба моя та еще", но сегодня как-то легче мне дышится - Ведь нынче холода ох, нездешние, в мареве пурги все шатаюсь я. Отошли у туч воды снежные - значит новая зима все ж придет на днях. Ох, не люби меня ты, вестника грешного - А сначала отогрей, дай рукам огня. Я спою тебе ту песню, конечно же, Как над городом ноябрь кружит бешено Уходящие шаги Межсезония...
Смеемся, чуть не плачем. Мы мелочь, детвора. Убогий Миша "Пачу" стоит среди двора. - Эй, Миша! Пачу, Миша..., - шпана ему кричит. Но Миша только дышит и жалобно мычит. - Эй, Миша, сделай пачу! Не бойся, Миш, не трусь! ...И вот я снова плачу и хохотом давлюсь. - Еще, еще разочек! Ну, Миша, еще раз... И нет смеяться мочи, но хохот душит нас. И боже мой - потеха, как в цирке, наяву - мы давимся от смеха, мы валимся в траву, и мы почти не дышим, лежим, открывши рот... Ох, Миша, Миша, Миша, какой же ты урод! ...А в тополином дыме дома вокруг стоят. И мы встаем седыми, в пуху до самых пят, как будто в хлопьях снега. И вот то там, то тут - с балконов или с неба - нас матери зовут. И я иду послушен... Но ты ответь мне, Миш! Ты был зачем-то нужен - ну, что же ты молчишь? Я помню твою "пачу". И в сердце берегу. Но плакать, знаешь, плачу. Смеяться - не могу.
Дмитрий коршун "Мои друзья"
Глотаю сырой февраль Хрипящим забитым горлом. А на языке горчит Вкус выдохшейся зимы. Иду, открываю кран Шипящий водопроводный Чтоб голову намочить И с горла свой город смыть. И в этом глотке воды Едва ли не меньше тины, Чем в высохших руслах рек, Впадающих в реку Стикс, Где сможешь ты за алтын, Вернее, за две полтины, Проникнуть за турникет И съехать куда-то вниз... Я тоже, моя любовь, Натягиваю покрывало Февральских ночей; и жду, Когда же придет апрель. И вновь городской прибой, Отхлынув, уйдет устало, Оставив меня и шум снегоуборщика во дворе. И воздух, солен и пьян В моей поселился глотке. И кто здесь не пропадал По щиколотку в грязи? И это, любовь моя - Мой город, мое болото: Привычный сырой февраль Привычных московских зим.
Текст пока опущу. Это лучше слушать, а не читать
Роман Филиппов "Не повстречаю" - мини-концерт на фестивале Заозерье-2007
Песни, Уйдут не с нами Уйдут с тем миром Что мы воспели Мы сядем в поезд Последним рейсом И проплывая Над облаками Гудок прощальный Окликнет город Мы будем мчаться Бросая искры Но эти искры Для тех, кто смотрит В ночное небо Всего лишь звезды А мы увозим С собою время Нас ждут вокзалы Нас ждут таксисты Они три шкуры Дерут с приезжих Но как родные Рябые лица А мы увозим С собою склоки Увозим струны И их проклятье Над океаном Над облаками Над спящим миром Прощальным кругом Проснется мальчик Босой прошлепав По коридору Разбудит маму И скажет мама Что сон был странным Но завтра утром Ты все забудешь И засыпая Он будет видеть Летящий поезд В миры иные Чтобы проснувшись Уже не вспомнить Что это значит Уходит песня...
*** И стыдно сказать- полжизни проходит даром. Проходит, и в этом некого обвинить. Допустим, Господь опять сотворит Адама, Пытаясь этим хоть что-нибудь изменить. Но что там за недочет в чертежах и планах Нарушит систему, вмешается в ход вещей - История не имеет научных данных, А, может быть, не имеет их вообще. Но вот он и впрямь шагнет из ладони Бога, Утихнут авто, и город уйдет ко сну. И памятник Достоевского глянет строго, Как будто подозревает за ним вину. Но как ее распознать - по каким приметам, И в чем его преступления суть и нить - История помалкивает об этом. А, может быть, плохо пытается объяснить. И будет всё от веселья чумным и пьяным. И будут все от природы полны добра - И Дарвин, произошедший от обезьяны, И Ева, на свет рожденная из ребра. Но, лишь о том, что блажит и дрожит по венам, Калечит его, сбивает её с пути - История молчит, как военнопленный. А, может быть, просто боится произнести...
Я вижу, в розовых мохнатых слонах Окрашивается все выше крыши...
Павел Фахртдинов "Прометей"
Пустяк... Мне вчера показалось, что кончилась Осень, Что грянулась оземь, раскинув свои крылья-листья, И люди пинают их походя; Огненно-лисьим Вставала заря, но на смену - поземка да озимь Пустяк... Ветер выл, и сходила с лесов позолота. И Осени крылья разносит по скверам парадом. И - шрамом по сердцу - последний полет листопада. И все. Обескрылев, м стали бояться полетов. И окон фальшивые свечи потухнут под утро. Все спят. И вползает рассвет, нашу ночь обесцветив. Пустяк... Мне вчера показалось, что Ты не заметишь Меня, пробираясь толпой до ближайшей маршрутки... И сердце стучит в столь нелепой бессмысленной клетке Грудной. Кажый день, как расстрел - странный график, не правда ль? Пустяк... Говорят, что такое бывает нередко. Пустяк... Надо спать, чтоб неслышно подкрался декабрь.
Ах, Сумерки! Черная клякса пала на город осенний, на свежий лист. Нет истины в осени - эта малость Приходит на ум в сентябре. И вниз Нас манит воздушным потоком, чтоб лечь На плечи усталой земли, в траву Пожелтевшую, словно от непостоянности встреч. О, Сумерки! Время, когда разливаются Тени подножные в лужи тьмы. И свет фонаря новорожденно скалится, Только его не пугаемся мы - Он нам так близок, он все, что связует нас, Все, что нас держит с тобой на плаву - Так к подлежащему тянет сказуемое. Пахнет в парке арбузными корками. Ветер там разыгрался, словно дитя. Переулками грязными или задворками Катит, и катит, и катит и катит сентябрь! Ах, Сумерки были, я точно помню, Когда мы встречались. в тот день. в тот век. Нас чем-то манили чужие окна, и двери, и люди в чужой Москве. Ту музыку рам и пружин диванных Мне слушать сейчас... вспоминать и слушать. И, запершись в тесной каморке ванной, с остервенением чистить душу... О, Сумерки! Хочется выть и выйти На улицу, в темень, да хоть куда! Но жизнь моя, видно, застряла в лифте, Где перерезаны провода. И остается сидеть уныло, Царапать лифтерам настенный "привет". О, Сумерки! - помнишь - ведь это было в той жизни, которой нет... В этот сквер, обласканный ветром, Занесло нас без всяких причин. Дарим мы поцелуй рассвету и о многом с тобой молчим... Так бессмысленно произносимое - Ведь, последним теплом согретый, Сходит лист в вертикаль, вальсируя, вот и кончилось бабье лето!
Ты мне нужна, как мебель для цыгана И как певице лысой бигуди. Ты мне нужна, как палец для капкана. Останься же со мной, не уходи. Ты мне нужна, как шило астроному. Как бедуину леска и блесна, Ты мне нужна, как приговор больному, Как ветер одуванчикам нужна. Пусть кто-то ищет дивную принцессу, А я тебя люблю такой как есть. Мне без тебя неведом путь к прогрессу. Я не могу теперь ни пить, ни есть. С тобою испытали мы немало, Но ты уходишь. Как мне быть сейчас? Ты лучше всех меня не понимала. Надеюсь, не поймешь и в этот раз.
Ты уходишь, как уходят в небо звёзды, заблудившиеся дети рассвета, ты уходишь, как уходят в небо на кораблики похожие птицы. Что там в небе. Наша мгла сильнее снега. Наше солнце навсегда слабее сердца. А кораблик журавля на самом деле небольшое птичье пёрышко - не больше. Ты уходишь. Отпускаю, потому что опустели сентябри моими журавлями. До свиданья. До бессонных сновидений. До рассвета, заблудившегося в мире.
Медовая колыбельная - Люба)
Булат Окуджава "Веселый барабанщик"
Зимний вечер выдыхает синь туманную, от бессонницы слова комками сыплются...
|
Сайт "Художники" Доска об'явлений для музыкантов |