|
ЧУЖАЯ Ты чужая, но любишь, Любишь только меня. Ты меня не забудешь До последнего дня. Ты покорно и скромно Шла за ним от венца. Но лицо ты склонила - Он не видел лица. Ты с ним женщиной стала, Но не девушка ль ты? Сколько в каждом движенье Простоты, красоты! Будут снова измены... Но один только раз Так застенчиво светит Нежность любящих глаз. Ты и скрыть не умеешь, Что ему ты чужда... Ты меня не забудешь Никогда, никогда! <1906>
ДЕТСТВО Чем жарче день, тем сладостней в бору Дышать сухим смолистым ароматом, И весело мне было поутру Бродить по этим солнечным палатам! Повсюду блеск, повсюду яркий свет, Песок - как шелк... Прильну к сосне корявой И чувствую: мне только десять лет, А ствол - гигант, тяжелый, величавый. Кора груба, морщиниста, красна, Но как тепла, как солнцем вся прогрета! И кажется, что пахнет не сосна, А зной и сухость солнечного лета.
* * * И цветы, и шмели, и трава, и колосья, И лазурь, и полуденный зной... Срок настанет - господь сына блудного спросит: "Был ли счастлив ты в жизни земной?" И забуду я все - вспомню только вот эти Полевые пути меж колосьев и трав - И от сладостных слез не успею ответить, К милосердным коленям припав. 14 июля 1918
* * * Я к ней вошел в полночный час. Она спала,- луна сияла В ее окно,- и одеяла Светился спущенный атлас. Она лежала на спине, Нагие раздвоивши груди,- И тихо, как вода в сосуде, Стояла жизнь ее во сне. 1898
* * * Мы рядом шли, но на меня Уже взглянуть ты не решалась, И в ветре мартовского дня Пустая наша речь терялась. Белели стужей облака Сквозь сад, где падали капели, Бледна была твоя щека И, как цветы, глаза синели. Уже полураскрытых уст Я избегал касаться взглядом, И был еще блаженно пуст Тот дивный мир, где шли мы рядом.
* * * Настанет день - исчезну я, А в этой комнате пустой Все то же будет: стол, скамья Да образ, древний и простой. И так же будет залетать Цветная бабочка в шелку, Порхать, шуршать и трепетать По голубому потолку. И так же будет неба дно Смотреть в открытое окно и море ровной синевой манить в простор пустынный свой. 10 августа 1916
ПОСЛЕДНИЙ ШМЕЛЬ Черный бархатный шмель, золотое оплечье, Заунывно гудящий певучей струной, Ты зачем залетаешь в жилье человечье И как будто тоскуешь со мной? За окном свет и зной, подоконники ярки, Безмятежны и жарки последние дни, Полетай, погуди - и в засохшей татарке, На подушечке красной, усни. Не дано тебе знать человеческой думы, Что давно опустели поля, Что уж скоро в бурьян сдует ветер угрюмый Золотого сухого шмеля! 26 июля 1916
ПРИЗРАКИ Нет, мертвые не умерли для нас! Есть старое шотландское преданье, Что тени их, незримые для глаз, В полночный час к нам ходят на свиданье, Что пыльных арф, висящих на стенах, Таинственно касаются их руки И пробуждают в дремлющих струнах Печальные и сладостные звуки. Мы сказками предания зовем, Мы глухи днем, мы дня не понимаем; Но в сумраке мы сказками живем И тишине доверчиво внимаем. Мы в призраки не верим; но и нас Томит любовь, томит тоска разлуки... Я им внимал, я слышал их не раз, Те грустные и сладостные звуки! <1905>
* * * В полночный час я встану и взгляну На бледную высокую луну, И на залив под нею, и на горы, Мерцающие снегом вдалеке... Внизу вода чуть блещет на песке, А дальше муть, свинцовые просторы, Холодный и туманный океан... Познал я, как ничтожно и не ново Пустое человеческое слово, Познал надежд и радостей обман, Тщету любви и терпкую разлуку С последними, немногими, кто мил, Кто близостью своею облегчил Ненужную для мира боль и муку, И эти одинокие часы Безмолвного полуночного бденья, Презрения к земле и отчужденья От всей земной бессмысленной красы. 25 августа 1922
* * * В пустом, сквозном чертоге сада Иду, шумя сухой листвой: Какая странная отрада Былое попирать ногой! Какая сладость все, что прежде Ценил так мало, вспоминать! Какая боль и грусть - в надежде Еще одну весну узнать!
ВЕЧЕР О счастье мы всегда лишь вспоминаем. А счасть всюду. Может быть, оно - Вот этот сад осенний за сараем И чистый воздух, льющийся в окно. В бездонном небе легким белым краем Встает, сияет облако. Давно Слежу за ним... Мы мало видим, знаем, А счастье только знающим дано. Окно открыто. Пискнула и села На подоконник птичка. И от книг Усталый взгляд я отвожу на миг. День вечереет, небо опустело. Гул молотилки слышен на гумне... Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне. 1909
* * * Все лес и лес. А день темнеет; Низы синеют, и трава Седой росой в лугах белеет... Проснулась серая сова. На запад сосны вереницей Идут, как рать сторожевых, И солнце мутное Жар-Птицей Горит в их дебрях вековых. 1899
Запустение Домой я шел по скату вдоль Оки, По перелескам, берегам нагорным, Любуясь сталью вьющейся реки И горизонтом низким и просторным. Выл теплый, тихий, серенький денек, Среди берез желтел осинник редкий, И даль лугов за их прозрачной сеткой Синела чуть заметно - как намек. Уже давно в лесу замолкли птицы, Свистели и шуршали лишь синицы. Я уставал, кругом все лес пестрел, Но вот на перевале, за лощиной, Фруктовый сад листвою закраснел, И глянул флигель серою руиной. Глеб отворил мне двери на балкон, Поговорил со мною в позе чинной, Принес мне самовар - и по гостиной Полился нежный и печальный стон. Я в кресло сел, к окну, и, отдыхая, Следил, как замолкал он, потухая. В тиши звенел он чистым серебром, А я глядел на клены у балкона, На вишенник, красневший под бугром... Вдали синели тучки небосклона И умирал спокойный серый день, Меж тем как в доме, тихом, как могила, Неслышно одиночество бродило И реяла задумчивая тень. Пел самовар, а комната беззвучно Мне говорила: "Пусто, брат, и скучно!" В соломе, возле печки, на полу, Лежала груда яблок; паутины Под образом качалися в углу, А у стены темнели клавесины. Я тронул их - и горестно в тиши Раздался звук. Дрожащий, романтичный, Он жалок был, но я душой привычной В нем уловил напев родной души: На этот лад, исполненный печали, Когда-то наши бабушки пепали. Чтоб мрак спугнуть, я две свечи зажег, И весело огни их заблестели, И побежали тени в потолок, А стекла окон сразу посинели... Но отчего мой домик при огне Стал и бедней и меньше? О, я знаю - Он слишком стар... Пора родному краю Сменить хозяев в нашей стороне. Нам жутко здесь. Мы все в тоске, в тревоге... Пора свести последние итоги. Печален долгий вечер в октябре! Любил я осень позднюю в России. Любил лесок багряный на горе, Простор полей и сумерки глухие, Любил стальную, серую Оку, Когда она, теряясь лентой длинной В дали лугов, широкой и пустынной, Мне навевала русскую тоску... Но дни идут, наскучило ненастье - И сердце жаждет блеска дня и счастья. Томит меня немая тишина. Томит гнезда немого запустенье. Я вырос здесь. Но смотрит из окна Заглохший сад. Над домом реет тленье, И скупо в нем мерцает огонек. Уж свечи нагорели и темнеют, И комнаты в молчанье цепенеют, А ночь долга, и новый день далек. Часы стучат, и старый дом беззвучно Мне говорит: "Да, без хозяев скучно! Мне на покой давно, давно пора... Поля, леса - все глохнет без заботы... Я жду веселых звуков топора, Жду разрушенья дерзостной работы, Могучих рук и смелых голосов! Я жду, чтоб жизнь, пусть даже в грубой силе, Вновь расцвела из праха на могиле, Я изнемог, и мертвый стук часов В молчании осенней долгой ночи Мне самому внимать нет больше мочи!" (1903)
Если спросите - откуда Эти сказки и легенды С их лесным благоуханьем, Влажной свежестью долины, Голубым дымком вигвамов, Шумом рек и водопадов, Шумом, диким и стозвучным, Как в горах раскаты грома? - Я скажу вам, я отвечу: "От лесов, равнин пустынных, От озер Страны Полночной, Из страны Оджибуэев, Из страны Дакотов диких, С гор и тундр, с болотных топей, Где среди осоки бродит Цапля сизая, Шух-шух-га. Повторяю эти сказки, Эти старые преданья По напевам сладкозвучным Музыканта Навадаги". Если спросите, где слышал, Где нашел их Навадага, - Я скажу вам, я отвечу: "В гнездах певчих птиц, по рощам, На прудах, в норах бобровых, На лугах, в следах бизонов, На скалах, в орлиных гнездах. Эти песни раздавались На болотах и на топях, В тундрах севера печальных: Читовэйк, зуек, там пел их, Манг, нырок, гусь дикий, Вава, Цапля сизая, Шух-шух-га, И глухарка, Мушкодаза". Если б дальше вы спросили: "Кто же этот Навадага? Расскажи про Навадагу", - Я тотчас бы вам ответил На вопрос такою речью: "Средь долины Тавазэнта, В тишине лугов зеленых, У излучистых потоков, Жил когда-то Навадага. Вкруг индейского селенья Расстилались нивы, долы, А вдали стояли сосны, Бор стоял, зеленый - летом, Белый - в зимние морозы, Полный вздохов, полный песен. Те веселые потоки Были видны на долине По разливам их - весною, По ольхам сребристым - летом, По туману - в день осенний, По руслу - зимой холодной. Возле них жил Навадага Средь долины Тавазэнта, В тишине лугов зеленых. Там он пел о Гайавате, Пел мне Песнь о Гайавате, - О его рожденье дивном О его великой жизни: Как постился и молился, Как трудился Гайавата, Чтоб народ его был счастлив, Чтоб он шел к добру и правде". Вы, кто любите природу - Сумрак леса, шепот листьев, В блеске солнечном долины, Бурный ливень и метели, И стремительные реки В неприступных дебрях бора, И в горах раскаты грома, Что как хлопанье орлиных Тяжких крыльев раздаются, - Вам принес я эти саги, Эту Песнь о Гайавате! Вы, кто любите легенды И народные баллады, Этот голос дней минувших, Голос прошлого, манящий К молчаливому раздумью, Говорящий так по-детски, Что едва уловит ухо, Песня это или сказка, - Вам из диких стран принес я Эту Песнь о Гайавате! Вы, в чьем юном, чистом сердце Сохранилась вера в бога, В искру божью в человеке; Вы, кто помните, что вечно Человеческое сердце Знало горести, сомненья И порывы к светлой правде, Что в глубоком мраке жизни Нас ведет и укрепляет Провидение незримо, - Вам бесхитростно пою я Эту Песнь о Гайавате! Вы, которые, блуждая По околицам зеленым, Где, склонившись на ограду, Поседевшую от моха, Барбарис висит, краснея, Забываетесь порою На запущенном погосте И читаете в раздумье На могильном камне надпись, Неумелую, простую, Но исполненную скорби, И любви, и чистой веры, - Прочитайте эти руны, Эту Песнь о Гайавате!
|
Сайт "Художники" Доска об'явлений для музыкантов |