...Ахав, остерегись Ахава!*
- Фонтаны слева, капитан, у горизонта.
Как беспризорник твой корабль у океана.
- Фонтаны справа!
Так четвертый год.
- Вельботы на воду! Кто видит белый горб?
В столб грота-мачты вбит дублон,
чтоб с четырех сторон Ахава свыше
был узнан, если явится, тот кит,
который Tod**, который выжил,
который старше всех вселенных
старика.
- Фонтаны справа!
И Ахав не спит, не ест,
стучит по палубе несовершенство
ноги его - китовой костью в горло
искусственный костыль
вбивает в палубу за пятку справа
под ребра слева. - Капитан...
компас показывает прямо!
Изъян, мой Бог, какой изъян.
Сам Бог попутал север-юг!
Ты тот, Ахав, кого не обмануть,
вот если б Бог заставил солнце
закончить на востоке путь.
____________________________
* - Герман Мелвилл "МОБИ ДИК"
** - смерть (нем.)
Он не пьёт воды, у него от воды припадки,
сукин сын, доктор Кляп, джентльмен - рубаха в заплатках.
Доктор Бог крайне строг в вопросах пилюль и диеты,
он спасал, как умел, капитанскую руку - да где там.
Лечит пуншем всех без разбора - и Капитана.
Экипаж молиться готов на весёлого подлеца, даже спьяну -
сердобольная сиделка, отъявленный негодяй, каких поискать.
Пунш заканчивается каждую ночь в три утра,
пунш заканчивается каждую ночь в три утра -
иди спать.
Умереть от твоей руки лучше,
чем спастись от любой другой - говорит капитан.
Если ты сдохнешь, он первым сунет тебя в рассол.
Вряд ли скажут "спасибо!" за средство от страшных ран.
У внутренних сторон что ветра, что ладони есть глубина,
её никто не тронет
у океана. Кит похож на дирижабль, когда со дна
поднимается душа
и улыбается навстречу солнцу.
Я не хочу тонуть, ты можешь тронуть
самые седые корабли.
У океана/ветра на ладони пой внутри,
твой пульс - струна.
Твой пульс - струна уходит из-под ног
намного дальше, чем заходит Бог,
на семьдесят ударов ты готов шагов
туда, где не был.
Да, но от ветра даже Бог не скроет глубину своих ладоней/кровли,
дом на берегу,
швырни бутылку в море - нет надежней связи,
твой огонь
я замечу сразу.
Слышно эхо - ты давно зовешь меня
улыбкой снега, парусины - каждый день на утро
я знаю, что у нас не будет ни гроша,
чтобы вложить ладонь в ладонь.
Я не хочу тонуть...
2009 г.
"Тяжела стала у "Пекода" голова, как у школяра,
вызубрившего натощак Аристотеля.
Хорошо ещё, что тайфуны не вздумали
навестить нас в ту пору".
Герман Мелвилл "МОБИ ДИК"
Когда корабль, как школяр, зубрил Аристотеля натощак,
когда на палубе стало тесно от Ноевых бочек из трюма,
гулкое эхо скрутило татуированного царя:
гарпунёра, ящерицу. Моего друга.
Простуда, жара, лихорадка - лежать у дверей
б е с к о н е ч н о с т и. Только глаза
становятся больше. Так круги по воде
расходятся, не достигая дна.
- Последняя просьба: не зашивай в постель!
Я видел из дерева челн в Нантакете.
Где же пироги моих земель?
Квикег должен добраться до неба.
- Эй, Плотник, ты слышал? Гробу не нужен киль.
Готова печать последнего откровения:
зА морем начинается Млечный штиль.
Круги по воде обостряют зрение.
Гарпун, сухари, бутылка пресной воды,
кусок парусины на место подушки, весло:
- Дайте примерить! Йоджо, мой Бог, и ты.
Я передумал.
Квикег решил жить.
Да, но остался гроб.
Квикег в него сложил
пожитки. - Соблазн богов!
- думает капитан, -
царь в татуировках,
этот шаман - трактат
племени однотомный,
какая-то карта звёзд,
теория, иероглиф.
Капитан не знал перевод.
Шкура не расшифрована.
При смерти, избегая слов,
рукой неумелой
дикарь перенёс на гроб
татуировку с тела.
Квикег - грудная клетка,
бьётся сердце в пергамент,
натянуто на барабане
то, о чем не скажешь словами.
То ли гроб, то ли матросский сундук,
То ли челнок, то ли спасательный буй -
татуированный бок
стал украшать корму.
Я тогда знать не мог,
что "Пекод" пойдет на дно,
что день и целую ночь
я проведу в гробу,
что не причинят вреда
ни ястребы, ни акулы
в открытом море.
В открытом море вода солёная
сводит скулы.
Простодушные рабы подумали,
что это павший ангел.
Кит лежал за плантацией.
Из головы его бил фонтан акации.
Потом сюда явились жрецы
левиафану раскуривать трубку.
Песни про китов пели отцы,
матери прятали детей под юбку
на ночь.
У самого смелого под подушкой бильярдный шар,
китовая кость.
О бильярде на острове никто ничего не слышал.
Когда жрецы отвернулись, он сунул себе в карман
добычу, переполнявшую горсть.
Ждите-ждите,
у самого смелого сорванца
наготове моток ворованных ниток.
Мать обыскалась их с утра,
ей помогал старший в деревне идол.
Если б только она узнала,
был бы страшный скандал,
но воровства никто не заметил.
От Начала до Смелости девять неполных лет.
Мотка как раз хватило обшарить кита изнутри.
У кита внутри рёбра да заросли,
У кита внутри ребра да заросли,
даже жаль, что живых тут нет.
Простодушные рабы, думают, что так
выглядит ангел после падения с неба.
На сорок первую ночь мимо дворовых собак
к спящему вошел Некто.
Мальчик угостил кукурузным хлебом,
Некто сказал, что его зовут Иона.
Они болтали о хребте и шпангоутах,
смеялись над древностью фараоновой крови,
жалкой человеческой родословной.
Понимаешь,
на огромном земном шаре
только эти двое и знают,
что киты много старше потопа,
что киты старше Ноева ковчега,
что киты старше самого первого слова
человека.
Простодушные рабы думают,
что к ним в заросли и кусты
пал грандиозный ангел.