. . . . . . Памяти верного друга, талантливого музыканта
. . . . . . и барда Славы Малиновского
Медный голос дождями надраенных труб,
Медных листьев костер на осеннем ветру.
И в полете над миром почти невесом,
Кружит медленный танец судьбы колесо.
На рулетке судьбы выпадает "зеро" -
Открывается дверь в бесконечность миров,
Где усталый оркестр без осенних прикрас
Завершает с листа медный, медленный вальс.
Медный, медленный вальс остывающих дней -
Умирающий звук все бедней и бледней,
Тени горьких предчувствий и огненных рун
Пробегают по нервам трепещущих струн.
Между Жизнью и Смертью стремительный торг.
И уже не понять леденящий восторг,
Дрожь сухих и давно не целованных губ,
Предвкушающих вальс на другом берегу.
Смертный вальс вперемешку со снежной крупой -
Белый танец судьбы над небесной тропой...
На последнем балу не дыша, не любя,
Ты не смог отказать пригласившей тебя.
В кущах личного эдема дачное
Хорошо, забыв о вьюгах,
Окунуться в летний зной,
Мысли пивом убаюкав,
Проводить свой выходной
Изваянием Родена
С пахитоскою в руке,
В кущах личного Эдема -
В допотопном гамаке.
Разве это не награда -
Созерцать весь Божий день
Тонкой кистью винограда
Нарисованную тень,
Не гонять на шестисотом
С валидолом за щекой,
А наперстком шести соток
Пить божественный покой.
Солнца мятная настойка,
Воли праздничный кумыс
Упоительны настолько,
Что всему даруют смысл -
И сирени у калитки,
И герани на окне,
И несуетной улитке,
И подвыпившему мне.
Спелый плод в мои ладони
Золотая алыча
Снисходительно уронит
С августейшего плеча.
И сорочьим донесеньем
Разлетится весть окрест,
Что за это воскресенье
Я воистину воскрес.
