Чудное море, Чёрное море.
О этот блеск плюс плеск дивной волны.
Мы окунулись - раз - в Чёрное море
И оказались, черным черны.
О это счастье разнузданной лени,
Возьмите всё, всё, всё, прочь от меня,
Только оставьте мне капельку тени,
Холодного пива и горячего дня!
О это пиво! О эти вина!
О эта ча-ча-чача - шум в голове...
Нам их не выпить здесь и половины -
Ну, значит, остаток дотянем в Москве.
О это море, о эти пляжи,
Передо мной - зной, зной, зной да вода...
На самолёте и-ли в экипаже, -
Но ведь нельзя же не вернуться сюда.
Однажды сказал Иоганн Амадею:
- Я музыки вовсе писать не умею.
Ответил всеръёз Амадей Иоганну:
- Сложенье стихов непонятно и странно!
И каждый пошёл по дорожке своей -
Вольфганг Иоганн и Вольфганг Амадей...
Они уважали чужую работу,
Два маленьких мальчика - Моцарт и Гёте.
В нашем городе состарился дурак.
Несуразные нашептывал слова.
Суетился, кувыркался, гнул пятак.
А гляди, как поседела голова.
Ни войны не испытал он, ни беды,
Обошли тревоги смутную судьбу.
А гляди, какие скорбные следы
Жизнь безумная оставила на лбу.
Балагурил, не считал свои лета,
Колесом ходил, носил один носок.
А гляди, как на смешном лице шута
Время сделало трагический мазок.
Стукнул по карману - не звенит!
Стукнул по другому - не слыхать!
В тихий свой, таинственный зенит
Полетели мысли отдыхать.
Но очнусь и выйду за порог,
И пойду на ветер, на откос
О печали пройденных дорог
Шелестеть остатками волос.
Память отбивается от рук.
Молодость уходит из-под ног.
Солнышко описывает круг-
Жизненный отсчитывает срок.
Стукну по карману - не звенит!
Стукну по другому - не слыхать!
Если только буду знаменит,
То поеду в Ялту отдыхать...
Есть страна, где всюду прерии,
Солнце греет горячо,
Где непуганные звери
Бродят около ранчо.
У ковбоя жизнь прекрасна,
Вся проходит на скаку.
Приключения не опасны,
Есть два кольта на боку!
Здесь летит ковбой как птица,
Поднимая к небу пыль.
Где мустанг его промчится,
Не пройдёт автомобиль.
А когда беда приходит,
Или разгорится спор,
Глаз ковбоя не подводит,
Кольт закончит разговор...
Инженеры идут по колхозному полю,
Инженеры несут своё званье, как долю.
Ни жара, ни мороз не смутят инженера -
Лишь по коже мороз, да под кожею вера!
Плотной цепью идут, собирая всю волю.
Подчистую метут помидорное поле.
Только крики "Ура..." раздаются негромко.
Позади трактора, впереди лишь позёмка.
Помидоры скользят между пальцами соком.
Только есть их нельзя, а кто съел ненароком,
Тех уже повезли на красивой машине...
И за ними пошли в чёрных фраках мужчины.
Кто-то снова упал, и ведро отлетело.
Словно в ярких цветах, в помидорах всё тело.
Будут грустно звучать и труба, и валторна -
Вот и он не собрал помидорную норму.
Но упрямо ряды, словно пальцы сжимая,
Инженеры пойдут на борьбу с урожаем!
Ну, а те, кто там был по десятому разу,
Будут двор подметать и поедут на базу.
Инженеры идут по колхозному полю,
Инженеры несут своё званье, как долю.
Ни жара, ни мороз не смутят инженера -
Лишь по коже мороз, да под кожею вера!
Сеpые кошки,
Белые кошки,
Чеpные кошки -
Все кошки на свете
Спят и не слышат,
Что делают мыши,
А мыши танцyют
Hа скользком паpкете.
Кто-то хpапит y себя на кpовати,
И сны вылетают из толстых yшей.
Он тоже не видит,
Он тоже не слышит,
Hе видит не слышит он пляски мышей.
И только лyна
За pамой окна
Смеется и даpит сеpебpяный свет.
И пpыгают мыши
Все выше и выше,
И падают снова
Hа скользкий паpкет.
Их лапки мелькают,
Их глазки свеpкают,
Им весело очень,
А мyзыки нет.
Ходила по yлицам
сонная стpажа,
А стpажа о том и не ведала даже,
Что мыши танцyют,
Что мыши шyмят,
А сеpые, белые, чеpные кошки,
Пyшистые кошки коpоткие ножки,
Все кошки, все кошки давно yже спят.
Вроде бы время вставать,
Много валяться - вредит...
Меланхолический вальс
Радиоточка гудит.
Кончить халтурку б пора:
Я же давно на мели...
Трубы трубят - та-ра-ра,
Скрипки поют - ти-ли-ли!
Кошка на кухне орет,
Надо б ей рыбки сварить,
Что ж я валяюсь - вперед!...
Экий прилипчивый ритм!
Днем стал сонлив, как сова,
Видно, впадаю в маразм...
Что ж я валяюсь? Раз-два!...
Раз-два-три, раз-два-три, раз!
Ой! Просто бросило в пот...
Ну и нервишки, мон шер,
Это же просто фагот...
Голос - ну точно мой шеф!
Я ж не бездарнее всех,
И не лентяй - вот те крест!
Просто есть уйма помех...
То-то в динамике треск!
Диктор пищит, как комар...
Кстати, о чем же там речь?
Всюду какой-то кошмар,
Как же тут нервы беречь?
Надо б программку сменить,
Музыку, что ли, найти?..
"Спи, моя радость, усни..."
Верно! Вздремну до пяти...
Я поехал бы на Моллукки
Чтоб попробовать вкус муската,
На Моллукки, где фрукты млеют
От гвоздичного аромата
На Фернандо бы поселиться
Или где-нибудь на Галапагос,
Где в душистой тени гуайявы
И в июле жара не в тягость.
Коротать бы ночь на Ямайке
Или где-нибудь на Гавайях,
Под гитарные переборы
Умирая и оживая.
Или по островам Канарским
Путешествовать на верблюде,
Наблюдая, как виноградник
Созревает на летнем блюде.
И, отдав свою душу солнцу,
Обучившись повадкам птичьим,
Обитать в непролазной чаще
Полулешим, полулесничим.
Коротать бы ночь на Ямайке!!!
Коротать бы ночь на Ямайке
Или где-нибудь на Гавайях,
Под гитарные переборы
Умирая и оживая.
Последний взгляд на стеллажи.
Сейчас открытие музея.
Вон там на полочках ножи -
Ах, эта ночь Варфоломея...
Какая мысль! - музей Христа -
Пускай попробуют не верить!
Пора открыть народу двери -
Иуда снял ключи с креста.
Пусть посетители войдут,
Он им покажет экспонаты.
Вон там старинный римский кнут,
А тут с подбоем плащ Пилата.
Он сам, Иуда, всё собрал,
Он одержим был этим, болен,
Хитрил, выменивал, скупал -
Учитель был бы им доволен.
Вот перекладина креста, -
В глазах мелькнули боль и ласка, -
Обрывок грубого холста,
Кусок набедренной повязки...
Вот хвост, возможно, сатаны,
Вот рог пророка Моисея,
Вот христианские штаны,
А рядом зубы фарисея.
Пусть посетители войдут,
Он проведёт их сам по залам,
И все немедленно поймут,
Что он вложил сюда немало.
Порой считал - не выйдет, нет -
Казалось, рухнет вся затея.
Когда б не тридцать тех монет -
Вообще бы не было музея!
Это странно, что выпав из лапы стресса,
Окунает в море лицо Одесса,
Ибо где нету выхода для печали,
Там ошибка в начале.
Это солнце всегда, над любым сараем,
Старый кран, где мы бреемся и стираем.
Это город, который восторг и выдох,
Это блики на рыбах...
Это двор с голубятней, где на канате
Голубой купальник студентки Кати,
Это шкварки и смалец дощатых лестниц
И похабные песни...
Пара нищих старух, чистый профиль женский
Возле входа в собор по Преображенской.
В майонезном небе ажур балконов
И заправка сифонов.
Это лепка карнизов под штукатуркой,
Повсеместная страсть к полноте желудка,
И при этом большой интерес к диете...
Эти наглые дети...
Это то пространство, которым с детства,
Терпеливо бредит во мне Одесса,
Это то, на чём выросли и отъелиь,
Это южная ересь.
Но зачем в это главное время года
Так меняется резко в лице природа?
Отчего на берег сошёл моряк?
Разве что-то не так?
Истекающий персиком лик Привоза,
К Перестройке повсюду зовущий лозунг,
Магазин "Океан" вместо свежей рыбы
И бетонные глыбы...
Этот город теперь деловит и точен,
Он лоснится довольством у всех обочин.
Но всё реже услышишь от раза к разу
Здесь одесскую фразу.
Да, проходят годы, смелеет пресса,
Но стареет в лужах моя Одесса...
Чудо-город, который давал всё сразу
Помутился, как разум.
Только стоит ли сетовать и ругаться?
Сохраним это счастье вдыхать акации...
Пусть тебе ветерком проскользнёт за ворот
Этот ласковый город.
Полюби этот цвет полусгнившей тины -
Море снова устроило именины.
Эта спящая в неё синей крови чаша
Манит головы наши.
От Кастильи до Севильи
Сети вили-вили-вили-вили-вьем,
От Бастильи до Сибири
Грешных били-били-били-били-бьем.
Еретиков распределяем по кострам -
Стыд и срам, стыд и срам.
Вино и женщин любим только по постам,
Кости - людям, мясо - нам.
Нашу веру мы лелеем,
Кто не верит - тем анафема и смерть,
Чтоб злодеям Галилеям
Неповадно было на небо смотреть.
На небе нету кроме Бога никого,
Нет как нет, нет как нет,
А присмотреться, нет и Бога самого,
Но это наш секрет.
Мы не звери, что вы, что вы!
Мы везде, но нас не надо замечать.
Днем и ночью мы готовы
Нас самих от наших мыслей защищать.
Нас нет нигде, но мы, простите, все же есть,
Нас не счесть, ой, не счесть,
Мы знаем, где вам надо встать и где вам сесть,
Мы всюду, даже здесь.
До-ре-ми-фа-соль-ля-си-до-ре,
Мы сидели с Дорой во дворе,
Ели мы солянку и фасоль,
До-ре-ми-фа-соль-ля-си бемоль.
Сидор ел медовый фа-ми-дор
И сказал вдруг Доре он в упор:
- Жду тебя я в доме до семи,
До-ре-ми-фа-соль-ля-си-до-ми!
И сказали Доре во дворе,
Ты До-ре не бойся Си-до-ре,
Ты ми-ля-си-нера позови,
До-ре-ми-фа-соль-ля-си-до-ми!
Ми-ля-си-онер пришёл во двор
И спросил у Си-до-ре в упор:
- Гражданин, как ваша фа-ми-ля, а?
До-ре-ми-фа-соль-ля-си-до-ля!
Мы могли бы петь вам до ут-ре
Про роман До-ре и Си-до-ре...
Жаль, на песню кончился ля-ми-т...
До-ре-ми-фа-соль-ля-си-до-ляму-у-у-у-р!
У верблюда не сложилась судьба,
Подвела верблюда жизнь, подвела:
У верблюда на спине два горба,
Нераскрывшихся к полету крыла.
И бредет верблюд пешком да пешком,
И свисают его крылья мешком,
И застыла на реснице слеза,
Заслоняя от него небеса.
Что же делать, что же делать, верблюд,
Если в небо нас с тобой не берут?
Если самый никудышный подъем
Мы не крыльями берем, а горбом?
Неизведанная даль голуба,
Нас тревожит и зовет высота.
Не у каждого сложилась судьба,
Но у каждого сложилась мечта.
ГРУСТНАЯ ШУТОЧНАЯ ПЕСЕНКА ВЫПУСКНИКА ФИЗМАТШКОЛЫ О ПРЕСТИЖНЫХ ПРОФЕССИЯХ
Сразу не узнаешь, что почем,
Жизнь то бьет ключом, то кирпичом,
А в нашей физматшколе
Не знали мы тем более,
Ни куда впадаем, ни зачем течем!
Сколько знавших алгебру на "пять"
Шли ее в торговле применять!
В чулан добычу сложит,
И там ее умножит,
И ни с кем не делит то, что смог отнять!
А девчонки наши - черт возьми! -
Обросли мужьями и детьми.
К долгам прибавить траты
И вычесть из зарплаты -
Вся простая математика семьи!
Вспоминаю всех - дрожу, как лист:
Стал завскладом Вася - медалист,
Приемщик тары - Славка,
Маринка - за прилавком,
Илья - рихтовщик, Иннокентий - футболист!
Если б нам волшебник, добрый гном,
На балу поведал выпускном
Вещими устами,
Что с нами всеми станет,
Мы назвали бы его в глаза лгуном!
Только мне не надо ни шиша,
Инженером быть велит душа,
Менять мое призванье
Не вижу основанья,
У меня супруга - парикмахерша!
Пускай горит звезда!
Для тех, кто смотрит в небо,
Пускай она слепит своим сияньем их!
Я ночь переживу-у под теплым мягким пледом,
В уютной темноте, возможно, на двоих.
И не смутит покой мой красавица звезда!
Уж лучше - вполнакала,
Пусть мало, но когда
Придет пора платить за свет,
Я ставни приоткрою,
Скажу:"Смотрите, света нет!
Он дорого нам стоит!"
Пускай горит звезда
Для тех, кто смотрит в небо,
От бед меня спасет неведения тень.
Без света можно жить,
Нельзя прожить без хлеба,
Я кое-что припас,
И даже - на черный день.
И не смутит покой мой красавица звезда!
И не смутит покой мой красавица звезда!
И не смутит покой мой красавица звезда!
Шесть пенсов, шесть пенсов,
Шесть пенсов, шесть пенсов,
Шесть пенсов мне хватит вполне.
Один я припрячу, другой я истрачу,
Четыре оставлю жене.
Четыре-четыре, пускай лишь четыре,
Я их больше жизни люблю.
Один я припрячу, другой я истрачу,
Два пенса жене подарю.
Два пенса, два пенса,
Два маленьких пенса,
Они мне как раз и нужны.
Один я припрячу, другой я истрачу,
А все, кроме двух , для жены.
Нет больше в кармане
Ни пенса, ни пенса,
Но нет моей в этом вины.
И чем не подарок - веселая песня
Для милой моей для жены.
Шуберт Франц не сочиняет,
Как поется - так поет.
Он себя не подчиняет,
Он себя не продает.
Не кричит о нем газета,
И молчит о нем печать.
Жалко Шуберту, что это
Тоже может огорчать.
Жаль, что дорог каждый талер,
Жаль, что дома неуют.
Впрочем - это всё детали,
Жаль, что песен не поют!..
Знает Франц, что он кургузый
И развязности лишен,
И, наверно, рядом с музой
Он немножечко смешон.
Но печали неуместны!
И тоска не для него!..
Был бы голос! Ну а песни
Запоются! Ничего!
Столько лет волна стучала в этот берег одичалый,
Столько лет его качала, что другого ритма нет.
Голосам людей сначала только море отвечало.
Этот город величавый был написан как сонет.
Что за славное начало срифмовать бульвар с причалом,
А потом двумя лучами уходить за морем вслед...
Чтобы улицы звучали, помня море за плечами,
И безлунными ночами излучали зыбкий свет.
Это море создавало лёгкий привкус карнавала -
Слишком бурно бушевало, слишком горько горевало,
Сллишком быстро утихало, удивляя тишиной.
Кто ссылал сюда поэтов, ничего не смыслил в этом -
Ни в тенетах, ни в запретах, ни в поэтах, ни в сонетах,
Ни в лучах добра и света над прибрежною волной.
Музыка Шуберта, слова народные.
Торжественный мадригал-двухчастёвка.
Часть первая: "Слава поэта",
Часть вторая: "Всегда с нами!"
Исполняется а капелла...
Пришла пора нам спеть о том со сцены, со сцены,
О ком гремит молва по всей вселенной, вселенной.
Поют в раю, поют в аду
Бурду, Бурду, Бурду, Бурду!
О, боже! О, боже! Здесь тоже! Здесь тоже!
Так грянем громче мадригал для Бори, для Бори!
Он кучу песен настрогал занудам на горе!
Всегда он сам себя поёт, сердца людей глаголом жжёт,
Мы тоже, мы тоже поможем, поможем...
Распространению произведений
Нашего гениального и плодовитого автора!
Улица да речка,
Кузница да печка,
Козы да овечки,
Розы у крылечка,
Городок мой, город!
Кобелек да боров,
Мамка да папаня -
Вся моя компания!
Живем себе, не тужим,
Хотя зимою - стужа,
А осенью - все лужи,
А летом - еще хуже,
Зато уж летом, братцы,
Сумеем накупаться,
И наедимся на год
В лесу грибов и ягод!
Хоть год живите кряду -
Везде у нас порядок,
И все у нас - как надо,
Чему мы очень рады:
Налево глянешь только -
Лабаз да монополька,
А поглядишь направо -
Там церковь и управа!
Лень в Техасе, полно монет,
да какой в них прок?
Старый бармен сидит на кассе,
Выбивает чеки на грог.
И наполняя ваш стакан,
Он просит быть скромнее,
И не стралять, ведь музыкант
Играет как умеет.
Эй, ребята! -
закричал
прибежавший ковбой, -
едет к нам губернатор штата,
всех своих везет с собой.
Скорей цветы, скорей вина,
Прошу вас быть скромнее,
И не стрелять, ведь губерна-тор
Правит, как умеет.
Все в экстазе,
стреляли вверх,
салютуя гостям.
Но в тот день не удался праздник
ихним буржуазным властям.
Нет, все нормально шло, пока
Не сделалось темнее,
А дело в том, что музыкант
стреляет, как умеет.
Когда наступает такая пора,
Что плавит асфальт под ногами жара,
Когда на работе сплошной перекур
И Цельсий спешит обогнать Реомюр,
И, как в пулеметах в былые года,
Кипит в автоматах с сиропом вода,
Когда не хватает для них медяков -
Тогда наступает пора отпусков.
Подпишу обходные,
Получу отпускные,
И - прощайте, родные,
Мчусь на полном ходу,
Наши - чащи лесные,
И просторы степные,
И красоты земные
Четыре недели в году!
Будильник под ухом уже не орет,
Не втиснуться в поезд, не сесть в самолет,
У дам на глазах расплывается грим,
И четверть Москвы переехала в Крым,
На пляжах в три слоя лежат - кто на ком,
Палатки и дачи набиты битком,
Туристы гитарой пугают волков,
Такое уж время - пора отпусков!
Подпишу обходные,
Получу отпускные,
И - прощайте, родные,
Мчусь на полном ходу,
Наши - бары ночные,
И коктейли хмельные,
И соблазны иные
Четыре недели в году!
Все вспомнили дружно о южной родне,
Амур расстрелял все, что есть в колчане,
Знакомства, романы, визиты, звонки,
Полны чемоданы - пусты кошельки.
Но скоро закончится отпуск, и вот
Все с новыми силами будут весь год
В НИИ за столами, в цехах у станков
Часами... болтать о поре отпусков!
Подпишу обходные,
Получу отпускные,
И - прощайте, родные,
Нас влекут, как в бреду,
Наши планы блажные,
И надежды смешные,
И мечты потайные
Четыре недели в году!
Всего
Четыре недели в году!
Всего
Четыре недели в году!
Всего, всего, всего!
Однажды чёрту очертела обитель зла,
И он сказал: "Возьмусь за дело, пора пришла!
Я сам не знаю, почему-то,
Хочу семьи, хочу уюта.."
Ай, сатана... перехитрит тебя жена!
Он, не задумавшись ни крошки, решил вопрос
И сам себе оттяпал рожки, копыта, хвост,
И адский огнь в глазах при этом
Сменился самым кротким светом...
Ай, сатана... перехитрит тебя жена!
Он в церкви со своей Агнессой уже стоит.
Толпа, исполнясь интереса, на них глядит.
Не знает милая Агнесса,
Какого подцепила беса...
Ай, сатана... перехитрит тебя жена!
И вот он семьянин отныне - сбылась мечта!
Копыт уж нет давно в помине и нет хвоста...
Так бы и жил он, не печалась,
Но рожки снова показались...
Ай, сатана...