|
Тихий вечер спускался, река отдавала тепло, Иступленно куря кто-то в окна на реку глядел, Вспоминал, говорил, что всегда ему в жизни везло, Но случилось однажды к порогу прибиться беде. Припев: Не стучит, не звонит, А внезапно приходит беда, Дверь снимает с петель и разносит следы по полам... Пополам как скорлупка твой мир, а следов череда Увлекает врагов и зевак к поминальным столам! Может быть, кто-то жил-поживал, был доволен судьбой, Да невеста с косой за собою его увела, А, быть может, иное когда-то случилось с тобой: Человек-то остался, а вера в него умерла! Припев: Не стучит, не звонит, А внезапно приходит беда, Дверь снимает с петель и разносит следы по полам... Пополам как скорлупка твой мир, а следов череда Увлекает врагов и зевак к поминальным столам. А быть может, кого-то судьба неустанно вела Друг ко другу навстречу, да поздно, да страшно любить! Если страшно любить, это значит, душа умерла... Что ж, живи без любви, без души, будет легче прожить! Припев: Не стучит, не звонит, А внезапно приходит любовь, Но немеешь пред нею, как-будто явилась беда... Раз испугано сердце, раз выстыла быстрая кровь, То минутой молчанья почтим мы любовь, господа. Не стучит, не звонит, Но внезапно приходит беда, Дверь снимает с петель и разносит следа по полам... Пополам как скорлупка твой мир, а следов череда Увлевает врагов и зевак к поминальным столам.
Я в этот день так долго спал, Проснувшись, окна отворил, И вдруг большой зеленый шар Собой окно загородил. За ним влетели сто шаров, А коль не сто, так уж полста, По потолку и вдоль ковров Их раскатилась пестрота. С чего день этот начал я, Когда покой свой потерял? Я бегал и, судьбу кляня, Шары по комнатам гонял, Шары летали вверх и вниз, И все вели себя не так, А я , стараясь как на бис, Не мог их изловить никак. Сначала красные поймал,- Их яркий цвет меня бесил, Затем все белые собрал, На них потратил много сил, Затем зеленые шары, Что хохотали, верь-не-верь, За то, что чересчур круглы Я долго выгонял за дверь. Так синие шары длинны, что их противно в руки брать, От их такой величины Мне захотелось их прогнать, Был слишком блеклым голубой, А серый был ни то, ни се, И как петрушка был рябой,- Не в настроенье было все. Я выгнал всех. И в их гурьбе Был шар, сиреневый как сон, Его хотел я взять себе, Но лопнул почему-то он. И я смотрел из окон в сад, Держа в руке от шара след, И ведел, как шары летят, Неся в чужие окна свет. Свистеть вослед мне было лень. Жалеть? Других хватало дел! ...Возможно это был мой день. Его я проглядел.
Очень поздно, когда там, где мамы как мамы, все спят, Я пыталась своих разложить по постелям ребят, А они ,как обычно, совсем ночевать не спеша, Попросили меня рассказать, что такое душа. Я сказала: "Когда ребятенок родится на свет, В нем душа как ежонок, на ней ни иголочки нет. Но потом он растет, ну а жизнь, она как копьемет, От ее-то уроков щетинка ежонка растет. И чем больше душа вырастает с течением дней, Тем попасть в нее легче, тем больше иголок на ней. Выбирайте: сожметесь и мимо проскочит игла, Но кататься тогда вам всю жизнь от угла до угла. Ну а если не трусить и двигаться только вперед, Будут иглы как стрелы, не жди, что душа заживет! Что же вам пожелать, на котором вам быть рубеже?.." Но они промолчали. Заснули,наверно, уже... И, вздохнув, я подумала: Сколько дорог, сколько вех Этим маленьким ежикам-розовым пузиком вверх! ...Очень поздно, когда там, где мамы как мамы, все спят, Я пыталась своих разложить по постелям ребят...
Звучащая музыка мимо нее проносилась, А, может, она - полнокровна, горда, величава, Все шла через музыку и одиноко звучала, И ширилась, и простиралась, светилась и длилась... И вдруг затуманилась в чьем-то тревожном вопросе: "Кто ты?" и, помедлив, ответила :"...Осень, Я - Осень, А ты?" -"Я - Фотограф. Художник без кисти и красок!" "А ты?"- "Я - Фотограф. Я - музыка выси и дали! Я здесь, чтобы краски твои не пропали, И эти сюжеты еще не рассказанных сказок! Ты правду скажи,- и застыл, очарован и грозен,- Кто ты?" И услышал печальное: "Осень... Я - Осень..." И начался танец, и грусть в нем, как радость сверкала, И он превращался в зрачки, а она - в поднебесье, И он ей дарил золотое убанство и песни, И с веток она фотографии наземь роняла... Она обещала, что запечатленная просинь Теперь не померкнет. А он говорил ей:"Я - Осень, я - Осень..." ...А ты? Что ты людям на память оставил? Под чем, уходя, ты поставишь свой скромный автограф? Рисует без кисти и красок картины Фотограф, Играет на клавишах листьев без нот и без правил!.. Но, может быть,там, на последнем, горючем покосе Шепнет тебе кто-то:"Иди. И продли меня!" Осень..
- Корнелия, как на дворе? Весь мир из серой акварели, И дождь о солнечной поре Стучит о ставни еле-еле... -Не ливень он, и не силен, Он сеет семя без восхода, Он не озлоблен, не влюблен, Но он - в любое время года. -Корнелия, осенних вин Не пейте из бокалов скуки... Отдам полцарства за камин, Что отогреет Ваши руки! -Корнелия, как на дворе? Весь мир из белой акварели... Вас разбудили на заре, Но как посмели, как сумели? -Так будет пусть. Так было встарь. К чему противиться судьбине... То Ваш возлюбленный январь В моей холодности повинен. -Корелия, дороги клин Нас свел, и я судьбе послушен, Отдам полцарства за камин, Что отгреет Вашу душу! -Корнелия, как на дворе? Внемлите голосу свирели! Смолы янтарь блестит в коре, Весь мир в зеленой акварели... Но стынут руки у меня, В стране весны я - чужестранец! Погибну я от света дня, Что дивный Вам дарит румянец... -Мой друг бесценный, Вы один Со мной делили время злое... Отдам полцарства за камин, Что возвратит тепло былое.
О сколько лет, о сколько долгих лет, Прошло с тех весен, искренних и ранних, От тех Ворот, где загрустил Поэт, Вернувший старой площади названье! Там добрый сквер листами шелестит, Тролейбус на асфальте кольца пишет, И со святым безумием летит, Как сокол, юность, нас уже не слыша! Там громоздят высотки этажи В роскошестве своем несовременном, Там начиналось все, и наша жизнь, Дорогой непроверенной, неверной. Но каждый помнит этот первый раз, Когда однажды Красные Ворота, Раскрывшись, в небо выпустили нас, Вперед на соколиную охоту! ПР. Паломники, раскольники, Святые греховодники, Оторвались и стали мы В чужих краях сиротами, Но есть еще счастливчики, И соколы Сокольников Летят нестройной стаею Над Красными Воротами. Высот не сдать - задача нам, Да справиться с заботами, Да иногда погромче бы Запеть и крикнуть хочется, И если песня начата Над Красными Воротами, То никогда не кончится, То никогда не кончится! Пусть не влюбиться и не полюбить, Хотя еще возможно встрепенуться... Но сколько ни гулять, ни петь, ни пить, Домой плюс-минус вовремя вернуться. Идешь в-банк, но все-таки таишь На всякий случай запасную кроху, Недаром ты так часто говоришь, Что со времен безумств прошла эпоха. Но старый дом, пока еще он жив, Но старый двор, пока так буйно зелен, Тебе напомнит, что ты должен быть Воротам Красным, Птице Синей - верен. И едешь ты по стрым адресам, И сокол над тобой парит отважно, Пока ты там, ты в это веришь сам, И остальное все уже неважно. ПР. Паломники, раскольники, Святые греховодинки, Оторвались и стали мы В чужих краях сиротами, Но есть еще счастливчики, И соколы Сокольников Летят нестройной стаею Над Красными Воротами. Высот не сдать - задача нам, Да справиться с заботами, Да иногда погромче бы Запеть и крикнуть хочется, И если песня начата Над Красными Воротами, То никогда не кончится, То никогда не кончится!
Когда вереницею длинной Несчастья войдут в мою дверь, Я вспомню, как в тихой гостинной Романсы мне пела Этель. Вкусивши все горести века, Хлебнувши земных передряг, Мудрее, чем мудрый Сенека, Она говорила мне так: ПР. Надо шутить, улыбаться И цветы на пути срывать, Пусть твой рот никогда не устанет смеяться И целовать! Бывало,что вечером длинным, Устав от докучливых дам, Совсем молодые мужчины несли ее руку к губам, И песню она запевала, Девятый десяток верша, И тихо улыбкой играла И Женщины пела душа: ПР. Надо шутить, улыбаться И цветы на пути срывать Пусть ваш рот никогда не устанет смеяться И целовать! Лишь только завьюжат метели, Замечется сердце мое, Но вспомню я песни Этели, И слышу, и вижу ее! И,- Господи!- если б сумела Я петь до конца моих дней, То те же бы песни я пела, Учила бы взрослых детей: ПР. Надо шутить, улыбаться, И цветы на пути срывать, Пусть ваш рот никогда не устанет смеяться И целовать!
I.За границей, в каком-то сезоне, И не пятом, а дальше,- седьмом, Я живу как отверженный в зоне, Там, где век неизменен мой дом. Там, где век неизменны маршруты, Бег по кругу в привычном кругу... Но в любую седьмую минуту Я теперь обознаться могу. Припев: То и дело мне кажется, Будто в ослепшей толпе Кто-то очень знакомо-забытый, как старый припев, Промелькнул. И тогда Ускоряю я бег, Чтоб догнать и увидеть, что это чужой человек. II. Как терниста седьмая дорога, Вдоль нее разномастны огни, Каждый день мой вмещает так много, Что все чаще я путаю дни. То, что было, когда-то свершилось, Но вчера или третьего дня Мне седьмая минута приснилась И опять обманула меня. Припев: То и дело мне кажется, Будто в ослепшей толпе Кто-то очень знакомо-забытый, как старый припев, Промелькнул. И тогда Ускоряю я бег, Чтоб догнать и увидеть,что это чужой человек. III Будто я в самом деле далеко От страны, где мой дом и друзья, И,живя вне сезона и срока, Никогда не увижу их я. И опять мне мерещатся лица Тех, с кем рядом мне быть привелось, И с готовностью вновь ошибиться Все внутри ,как с изгнаньем, слилось. Припев: То и дело мне кажется, Будто в ослепшей толпе, Кто-то очень знакомо-забытый, как старый припев, Промелькнул. И тогда Ускоряю я бег, Чтоб догнать и увидеть,что это чужой человек. IY Но я думаю, если при свете Запредельного логике дня Кто-то может успеет заметить, Издалека заметить меня. Если вдруг он, как я задержался В той тягучей минуте седьмой, Нужно, чтобы он не обознался, Если встретится все же со мной. Припев: То и дело мне кажется, Будто в ослепшей толпе Кто-то очень знакомо-забытый, как старый припев, Промелькнул. И тогда Ускоряю я бег, Чтоб догнать и увидеть,что это чужой человек.
|
Сайт "Художники" Доска об'явлений для музыкантов |