|
Сомнения отринув, откинув и поправ, Я распрямляю спину и исправляю нрав. Я выглажен и сглажен, отважен и речист. И даже чуть вальяжен, как, скажем, футболист. Футбольная походка пружинсито-сложна. И никакая водка мне нафиг не нужна. Я вовремя разбужен, надушен и одет. И всем на свете нужен от кепки до штиблет. Меня заметишь сразу и выдохнешь с трудом: "Да это Широглазов свой покидает дом! Глядите, как раскован! Смотрите, как хорош! Ну, где еще такого хорошего найдешь!" А я иду неспешно - успешен и красив. Несу себя как внешность через жилой массив. И вдоль дороги дамы пророчат мне успех: "Ты самый, самый, самый особенный из всех!" Ну что же, вывод ясен и бесполезен спор: Конечно, я прекрасен и дьявольски хитер, Отважен, как Коперник, коварен, как змея. Я сам себе соперник и сам себе судья. Иду по тротуару под восхищенный стон. Подайте мне гитару, я сделаю шансон. Не может Широглазов на публике молчать. Ну, и, конечно, сразу меня начнут качать. Сомнения отринув, откинув и поправ, Я распрямляю спину и исправляю нрав, Давлю в себе по капле холуя и раба, Участвуя в спектакле по имени "Судьба". Все реже, реже, реже отчаянье и страх. Я снова на манеже в помаде и цветах. Свиданья назначайте, не источайте злость, Встречайте и качайте, пока не началось....
ВНИЗ ПО ВОЛОГДЕ-РЕКЕ Вниз по Вологде реке я плыву на катерке. Ни долгов, ни сожалений - абсолютно налегке. Катит Вологда-река мимо церкви и ларька, и Михалыч с саквояжем, как дурак, у "Поплавка" Недвижим который год. Но никто не поднесет... Вниз по Вологде реке при попутном ветерке, с поэтической элитой третий час накоротке. Костя смотрит свысока, как несет меня река, и в его глазах гранитных ощущается тоска. Чтобы плыть к началу дня, он готов отдать коня. Вниз по Вологде реке с папироскою в руке, вдоль шаламовского дома на Софийском бугорке я плыву издалека, непосаженный пока. Выйти что ли у Варлама, шандарахнуть чефирка? Ну, а речка Колыма прибежит к тебе сама. Вниз по Вологде реке в полосатом пиджаке я плыву в литературу на последнем катерке. Впереди бежит строка из тетрадного листка. И для памятника места мне не выбрано пока... Катерок спешит домой. Я пока еще живой...
Богат библейским именем, а денег - ни гроша. Зато живет внутри меня бессмертная душа. И хоть бывает всякое с душой в бездушный век, Но без нее макака я, а с ней я - человек. Ах, какое скушное бытие бездушное - Грязное и душное, как быт. Тело грустью мается, по земле слоняется И рыдать пытается навзрыд. Только зря артачится: без души не плачется. Тело в доме прячется и - ша! Так что, православные, В человеке главное - душа... И я нырнул нечаянно в пучину грешных дел, Губил себя отчаянно, да вовремя прозрел - Оставил черту стопочки и к Богу - не спеша... Ведет меня по тропочке бессмертная душа. Ах, какие светлые небеса рассветные И какие тщетные слова О деньгах и корысти. Кто ты будешь в скорости? По закону подлости - трава... Так чего артачиться, где-то кем-то значиться... Жизнь к закату катится, шурша... Так что, православные, Пусть спасется главное - душа... Богат библейским именем, а денег - ни гроша. Зато живет внутри меня бессмертная душа. И, может быть, когда-нибудь зачтется мне, как знать, Что умудрился сильно я ее не запятнать...
Я ДУМАЛ - ЭТО ДОЖДЬ Я думал: это дождь пошел, а это майский ветер сбил мою прическу и накрыл глаза седою прядью. И морские брызги сделали морщины на моих щеках еще заметней. Дождь. Какой там, к черту, дождь... на безоблачном небе застыл то ли солнечный диск, то ли старый фонарь на чугунной петле, под которым прошла моя жизнь. О чем грустит пустынный пляж за 20 дней до первого заезда "дикарей" из Сыктывкара? Может, о последних динозаврах, что бродили здесь до нашей эры? Или о заснеженных краях, где земля промерзает насквозь и полярная ночь тихо сводит с ума, и знакомый фонарь растворен в воркутинской пурге...
ДВЕРЬ В ЛЕТО Я был один, и ты была одна. И одиноко щурилась в оконце, как в пятистишье древнего японца, холодная январская луна. Стоял мороз в душе и на дворе, кусты в сугробы втягивали плечи. И ничего не предвещало встречи меня с тобою в этом январе. Я вышел в ночь, тоскою обуян, не ведая, что этой ночью странной мы встретимся негаданно-нежданно с тобой у магазина "Океан". Я шел вперед, не зная о тебе, И вел меня неразличимый некто по кромке Воскресенского проспекта навстречу нашей маленькой судьбе. И в одиноком свете фонаря На фоне занесенной остановки ты попросила тихо и неловко, чтоб я тебя забрал из января. А ветер выл, как одинокий зверь, но впереди уже маячил где-то кусочек света из-за двери в лето. И мы с тобой шагнули в эту дверь...
Марина идет по дороге, От жизни грешной отрешась. Уныло летит ей под ноги Чужая татарская грязь. Чужая скрипит колымага И мат из чужого окна... Елабуга - это не Прага, Елабуга - это дыра... Марина не видит, не слышит, Не любит, не верит, не ждет. Дыхание жизни все тише, И смерть - у соседних ворот. Все вытерпит только бумага, Пока не дойдет до костра... Елабуга - это не Прага, Елабуга - это дыра... Не то, чтоб по жизни непруха, А просто усталость и страх. От мужа ни слуха ни духа, И дочь у чертей на рогах... И день непогодой распорот, И ночью ни света, ни звезд... Елабуга - это не город, Елабуга - это погост... В Елабуге нету маститей. Но кто ж у Поэта в долгу? "Простите... Простите... Простите... Я больше уже не могу Ни сдержанной быть, ни беспечной, Ни верящей в силу добра... Елабуга - это не вечно... Елабуга - лишь до утра... А утром - другая Россия, С которой мой сын не знаком. Там солнце и Рейнер Мария В обнимку с седым ямщиком. Там сушки румяны и ломки. Там песни и звон хрусталя..." Елабуга. Август. Потемки. Марина. Бумага. Петля.
...А потом я уехал в Фигерас на разбитом зеленом "Рено", потому что уехать в Фигерас я задумал давным-давно, ибо все мои глупые шашни с разбитной половиной Земли - только путь в Галатееву башню сумасшедшего дома Дали. Слишком долго водил меня Эрос по кривым барселонским путям. А потом я уехал в Фигерас - поклониться кистям и костям. Там квартира сдается, как милость, с незатейливым видом во двор. Там республика кровью умылась, там скончался старик Сальвадор. Мне, наверно, не стать фигеристом (ну, какой из меня фигерист!): третий месяц считает туристом меня каждый испанский таксист. Не поймет добродушная серость, что я - русский в чужой стороне. Я затем и приехал в Фигерас, чтобы пасть на Испанской войне. Я ведь с детства - припадочный малый и "Гренаду" твердил наизусть... Намекала мне мама устало, что достала испанская грусть, что геройство полезно, но в меру, что в Испании мирно сейчас... ...А потом я уехал в Фигерас от навязчивых маминых фраз... Был маршрут мой извилисто-долог, каменист и борделисто-хмур. Но волОк я себя через вОлок городов, языков и культур. И вела меня глупая вера, что на выпуклом шаре Земли Все дороги приводят в Фигерас - к сумасшедшему дому Дали. ...Кухня, комната, ванна, веранда. Вот и кончен мой длинный маршрут. И до замка святого Фернанда по прямой - 18 минут. Я пришел. Мне нисколько не страшно умереть за чужую страну... Но молчат бастионы, и пашни позабыли давно про войну. ...Лишь Дали с Галатеевой башни сиротливо глядит на луну...
(парафраз на стихи Б. Пастернака) Фотография в альбоме... Вписан цвет моих седин В зимний день в сквозном проеме Не задернутых гардин. И альбомная страница - Как связующая ложь, Не пускает распылиться: Хоть и умер, а живешь... Фотография в альбоме... Здесь отныне и всегда Никого не будет, кроме Зимних сумерек и льда. И снежинки сиротливо Продолжают свой полет. Это ангел объектива Под крыло меня берет. Фотография в альбоме... Исподлобья грустный взгляд. И тебя не будет в доме Лет ближайших 50. Только я в дверном проеме - Неженат и нелюдим. Фотография в альбоме Врет праправнукам моим...
ГОРОД НЕРЯШЛИВЫЙ Город неряшливый плиткой домов облицован... Улица Яшина, пятиэтажка Рубцова. Куцее дерево в улицу вписано резко. Чудится Дербина за кружевной занавеской. Страшно и холодно. Вымерший дом. Зимняя Вологда, морг за углом. Холод безбашенно поедом ест. Улица Яшина, третий подъезд. Жители хмурятся, видя мой облик усталый. Выйду на улицу и заблужусь в трех кварталах - Не преднамеренно, а из страха, похоже... Чудится Дербина в каждой случайной прохожей. Страшно и холодно. Месяц февраль... Зимняя Вологда, снежная даль - Белая-белая, как простыня. Что я здесь делаю вот уж два дня? Город неряшливый плиткой домов облицован... Улица Яшина, пятиэтажка Рубцова. Куцее дерево в улицу вписано резко. Чудится Дербина за кружевной занавеской.
И песни - ложь, и книжные страницы, Сомненья, чувства, мысли невпопад. Реальна боль в районе поясницы И череда тринадцатых зарплат... Реален быт - банальный и двухспальный, Визг тормозов на зимнем вираже. А книжные страницы нереальны, Как домовой на пятом этаже... Реален день без творческой удачи И в форточке - чужие голоса. Реально все, что так или иначе Мне не дает сорваться в небеса. Реален отблеск рюмочки хрустальной, С которой начинаются грехи... А книжные страницы - нереальны. И песни - ложь. И все мои стихи... И песни - ложь, и книжные страницы, И мой портрет с гитарой на стене. Мне это все по жизни только снится, А может, снится вовсе и не мне... Мы все давно реальны и нормальны - Тот от станка, а этот - от сохи... А книжные страницы нереальны. И песни - ложь. И все мои стихи... Лишь иногда, когда всю ночь не спится, Я в полутьме, не знаю - почему, Перебираю книжные страницы И бормочу неведомо кому Свои стихи, которые опальны На фоне прозаических газет. И чувствую, что только мы реальны На этом свете - строчки и поэт...
Видно, крепко мне упало на макушку, Если с трех и до упора - интернет... Я закручен в виртуальную вертушку. Узел найден. Ожидается ответ... Это ж надо - отыскал себе игрушку На излете сил финансовых и лет! Обнимаю виртуальную подружку. Узел найден. Ожидается ответ... Капли пота устремляются на дужку И по дужке истекают на паркет. К черту стекла! Линзы вставлю. Где же кружка? Узел найден. Ожидается ответ... Пусть начальник по утрам снимает стружку За использованье трафика в обед. В кабинете я поставил раскладушку. Узел найден. Ожидается ответ... Я нашел себе отличную порнушку Под названьем "Рифма.ру" и "Литсовет". Мышкой - клик: и начинается петрушка. Узел найден. Ожидается ответ...
Я УЕДУ ИЗ ЭТОЙ ДЕРЕВНИ По дороге разбитой и древней, поклонясь деревенской царевне, я уеду из этой деревни и в нее никогда не вернусь. Возвращаться - плохая примета, с детских лет мне запомнилось это. И лежит во все стороны света под ногами родимая Русь. Вместе с маминой речью напевной не взлетит голос батюшки гневный. Я уеду из этой деревни налегке, с чемоданом в руке. Одинокий и грустный, как прежде. В чемоданчике - смена одежды. А в душе - ни любви, ни надежды - только мысли в тяжелой башке. Я уеду из этой деревни. Будет льдом покрываться река, будут ночью поскрипывать двери, будет грязь на дворе глубока. От сиротской тоски многодневной по дороге разбитой и древней я уеду из этой деревни на века, на века, на века...
Мы купили пряники, Запаслись кнутом. Для смертельно пьяненьких Отходняк потом... Для смертельно трезвеньких Наш российский лад - Как по вене лезвием: Косо, наугад. Мы свиными рылами Да в калашный ряд. Разгребаем вилами Свой электорат. Запрягаем весело, А ползем в тоске. К черту ваши песенки - Жизнь на волоске! Что там за околицей - Святость или мрак? Дедка Богу молится, Внук идет в кабак. Местные наречия, Общие понты: Колем на предплечия Кости да кресты. Воровскими вехами Украшаем путь. Сели да поехали - А чего тянуть? Разживемся грошиком, Раз сошлись втроем. Так-то мы хорошие, Только много пьем... Протрезвей головушка, Раззудись плечо. Коль не жалко кровушки - Приходи с мечом. Забросаем шапками И пошлем назад, Ой, на запад тапками, Тыквой на закат... Нам до фени веники, Палки и муштра: Мы же современники Павла и Петра, Сгинем смертью лютою, А потом в аду Будем пить с Малютою Всякую бурду. Мы купили пряники, Запаслись кнутом, Разожгли паяльники, Сели под кустом. Ждем, когда по тропочке Пробежит богач. А пока по стопочке, Благо, есть первач. Благо есть спасение На любой груди, Благо, воскресение С банькой впереди. А сума с закускою Сетью из реки - Али мы не русские, Аль не мужики?
КОГДА МЕНЯ НЕ СТАНЕТ... А когда меня не станет - что тогда со мною станет? Может, кто-нибудь достанет из кармана свой "Дукат" и прикурит от лучины, и вдруг вспомнит без причины, что вот жил такой на свете много лет тому назад... А когда меня не будет - что тогда со мною будет? Может, кто-нибудь забудет погасить на кухне свет... И подвыпивший прохожий вдруг очнется и, быть может, различит в квадрате света мой забытый силуэт... Впрочем, если разобраться. Все не так на этом свете... Без восторгов и оваций я спущусь тихонько к Лете. И когда меня не станет, и когда меня не будет, ничего со мной не станет, ничего со мной не будет...
КОГДА МЫ ВЕРНЕМСЯ-2 (по мотивам Ю. Визбора) Наступит весна, и апрельский палач поставит меня на стул. И я, озверев от своих неудач, возьму и уйду в загул. Оранжевый галстук повиснет в тоске на шее моей петлей. Я водки купив в затрапезном ларьке, вплыву в затяжной запой. Вот тут и начнется: вино заструится рекой. И площадь качнется, и Ленин махнет мне рукой. И, может, удастся мне снова достичь состоянья такого, какое легко достигал я тогда, в молодые года... Найду телефоны друзей и подруг, сброшу дела с плеча. В давно надоевший тусовочный круг кинусь я сгоряча. Там грязные стопки, бычки на столе, а под столом салат, там люди, с которыми я по земле ходил много лет назад. Там кто-то по кругу гитару пустить норовит, там ставят в заслугу все то, что мне ставят на вид, там тело мое на диване застынет в безумной нирване И кто-то задумчиво скажет: "Пошарьте в его партмане". Минует гроза, и шальная слеза стечет по морщинам тайком. Меня мудаком назовут за глаза, в глаза назовут чудаком. Мне выставят счет нанесенных обид и скажут злорадно: "Плати!". И кто-то, наверно, меня не простит, в ответ на мое "прости". Когда мы вернемся, разлуку изъяв из груди, мы вам улыбнемся и скажем, что все позади. И, может, удастся нам снова достичь рубежа неземного, который легко достигался тогда, в молодые года...
Не дописал я отчет - и вот: Стало вдруг все ненормальненько. Смерть проступила отчетливо В ласковом взоре начальника. Видно, дела мои грустные, Если коллеги ехидные Прячут улыбочки гнусные В хари свои неликвидные. Был я послушненьким мальчиком, Но задержался некстати я: Смерть погрозила мне пальчиком На проходной предприятия. Хрюкнул охранник участливо О выходных для распития. Ну, а коллеги как счастливы: Прямо как после соития. Утром я прямо от женщины Пулей - к отчету вчерашнему. Смерть матюгнулась застенчиво По телефону домашнему. Час мы ругались и бычились. И в это время прескверное Уши коллег увеличились На сантиметр, наверное. Впрочем, по жизни упорный я: Все утрясу, переделаю. Раз - и полосочка черная Станет полосочкой белою. Я покурю на завалинке - Весь такой важненький, нужненький... А коллектив у нас маленький, Но удивительно дружненький!
Погружены в тоску века. Накусем их не выкусишь. Жизнь - это кубик Рубика: Не соберешь, не выбросишь. "Черный квадрат" Малевича - признанный символ месяца. Ну, и чего теперича - С горя пойти повеситься? Маленький том с картинками Божью сулит обитель нам. Жизнь - это водка дринками: Долго и утомительно. Нет чтоб ковшом без закуси И без нытья Аленушки, Чтобы вкусить без накоси Жизни хмельной до донышка. Но не крутите в злобе ус. Верьте в себя стоически. Жизнь - это старый Мебиус С лентой своей магической. Я говорю уверенно: Хватит рыдать и корчиться. Если идти по берегу, Он никогда не кончится. Погружены в тоску века. Но и в эпохи сучии Жизнь - это кубик Рубика: Можно собрать при случае. Не через пень колодиной, А к рубежам блистательным. Главное - чтобы с Родиной, А не с кремлевской братией.
Высоко-высоко в небе Журавли грустят о хлебе. Далеко-далеко в поле Колоски грустят о воле. Грустно в этом захолустье... И бреду по морю грусти Я с поникшей головою Между небом и землею... Эх, щас завою! Мне казалось, что дорога Доведет меня до Бога... Вдоль кладбищенской ограды Мимо кельи и лампады, Позабыв рожок и гусли, Я бреду по морю грусти Беспонтово, наудачу, Дни свои бездарно трачу... Эх, щас заплачу! Между небом и землею Я свои глаза закрою. На обочине дороги Протяну к восходу ноги. Пусть источит море злости Мои брошенные кости! Пропадай, родное тело, Коли жить не захотело... Как все надоело!
Струны порваны от тряски, В кровь разбиты две фаланги... Под усмешку Сивой Маски Поезд едет в Лабытнанги. Спит попутчик-алкоголик, У него синяк на роже: Проезжая Чинъяворык Он споткнулся о порожек. Став как будто ниже ростом, Вспоминаю сиротливо, Как вчера у Княж-Погоста Разбавлял я водкой пиво, Как кричал кому-то: "Целься!" С интонацией хреновой, Как в Ухте блевал на рельсы, А в Инте бухал по новой... Проводница смотрит косо, Словно чукча из яранги. По тундре стучат колеса - Поезд едет в Лабытнанги. В Сейде выброшу посуду, Ближе к Харпу оклемаюсь... Ой, скажите, добры люди, Отчего я снова маюсь?
Что-то слышится родное В грустной песне ямщика... Может, это паранойя, Или смертная тоска? Но мне чудится порою Сквозь эпохи и века, Как звенят веселым строем Бубенцы издалека... На Канатчиковой даче, Неподвластные уму, Миражи мои фигачат Из Калуги в Кострому. Тройка мчится, тройка скачет Через зимушку-зиму. Скоро "тройка" всех упрячет На Тайшет и Колыму. И пахнет чужою болью, И кровавая сопля Запорхает красной молью Через нивы и поля. И ворвется крик неволи В тесный кубрик корабля: "Где ты, русское раздолье? Где ты, русская земля?"... Тройка скачет, тройка мчится, Вьется пыль из-под копыт. Будет маленький возница Позаброшен-позабыт, Будет в камере томиться И на севере зарыт... Тройка скачет, тройка мчится, Колокольчиком звенит. Знать, акустика плохая В голове моей, и я Слышу маты вертухая Через трели соловья. Песен грусть и речь лихая Наравне во мне звучат. Колокольчик не стихает, Но и ружья не молчат. Я смеюсь, а после плачу, А потом опять смеюсь. На Канатчиковой даче Я просматриваю Русь. Словно в телепередаче, В голове моей больной Тройка мчится, тройка скачет И зовет меня с собой То ли в угольный забой, То ли вдаль - искать удачу, За кибиткой расписной...
ПЕСНЯ ДЛЯ ПРОГРАММЫ "ЛЕС" Надоело щи хлебать в шумном городе, пить вино и целоваться взасос. До свиданья я скажу стольной Вологде и махну к себе в родной леспромхоз. Сколько лет я не был там - страшно вымолвить. Заждалась меня родня у плетня. Вот приеду, отряхнусь, руки вымою и задумчиво скажу: "Вот и я"... А родня меня в обнимку: "Ну, здорово, блудный сын! Ты ж у нас на фотоснимке на стене висишь один... Ты ж у нас мастак по прозе, лауреат и ветеран. Оставайся в леспромхозе, напиши про нас роман". Покуражусь я чуть-чуть для приличия - как-никак известный мастер пера... Бултыхнет в моем стакане "Столичная": "За романтиков, скажу, топора". Замахну одним глотком по никольски я, малосольным огурцом причащусь. Покурю и на вопросы на скользкие брошу важно: "Хорошо. Остаюсь". А родня меня в обнимку: "Вот и славно, милый наш. Мы тебе подгоним Нинку и подарим патронташ. Будешь зайцев на морозе поливать из двух стволов. В нашем славном леспромхозе зайцев больше, чем клопов". Вот приехал я в Никольск. Со свиданьицем! А родни моей - братан да сноха. А брательник у меня - горький пьяница, от него жена ушла от греха. Остальные разбрелись да разъехались, на погостах обрели свой покой. А братан мне говорит зло и нехотя: "Раз приехал - то давай по одной". Пили целую неделю, дрались около плетня. Почтальонша еле-еле достучалась до меня. Получите телеграмму! Вас в субботу ровно в 5 ждут с гитарой на программу - о Никольске рассказать. Это некто Радионов и его программа "Лес" проявляют к вам обычный журналистский интерес. Похмелил я братана, как положено, он козлом меня назвал - и в запой. Сел в автобус я, такой промороженный, и поехал на канал на второй. Рассказал там, как устал в шумном городе, пить вино и целоваться взасос. Как сказал я "до свидания" Вологде и махнул к себе в родной леспромхоз. Сколько лет я не был там - страшно вымолвить. Заждалась меня родня у плетня. Вот приехал я в Никольск, руки вымыл я и задумчиво сказал: "Вот и я"... А родня меня в обнимку: "Ну, здорово, блудный сын! Ты ж у нас на фотоснимке на стене висишь один... Ты ж у нас мастак по прозе, лауреат и ветеран. Оставайся в леспромхозе, напиши про нас роман".
НЕ ХВАТАЕТ ЛЮБВИ Не хватает любви... Бабы есть, А любви не хватает... От чужого тепла Рыхлый снег бытовых передряг Пусть не сразу, Не весь, Пусть частями, Но все-таки тает, Только вот без любви До конца не растает никак. Не хватает огня... Видно кончился Газ в зажигалке... И пустой коробок С этикеткой "Великий Ростов" Наблюдает за тем, Как смешны, Бесполезны и жалки Все попытки мои Прикурить От сожженных мостов. Ох уж эти мосты!... Роковое клише неудачи, Популярное там, Где никто Не сжигает мосты... Не хватает любви - Вот такое условье задачи. И решить ее мне Не помогут Ни время, Ни ты...
У скрипача украли канифоль. Теперь смычок ему уже не смазать... И остается только водки вмазать, Чтоб заглушить терзающую боль. Такой вот на две лузы карамболь: У скрипача украли канифоль. У богача украли "Мерседес" С эмблемой конопляною в середке. И остается только вмазать водки, Тоскуя со слезою или без... Шагнул вперед технический прогресс: У богача украли "Мерседес". А у бича украли закусон, Когда он тихо спал на дне колодца. И только вмазать водки остается И снова с горя погрузиться в сон. Ну, это уж и вовсе моветон, Что у бича украли закусон. А у врача украли сто рублей. Его жена спросила: "Сколько-сколько???". И вмазать водки остается только, Чтоб не слыхать супружницы своей. Эй, медсестра, налей ему, налей, Ведь у врача украли сто рублей! Сижу на кухне, греюсь у огня, В свою тоску, как в стену, замурован. Поскольку я никем не обворован - Нет повода напиться у меня. Такая вот сермяжная фигня: Нет повода напиться у меня...
Солнце всходит и заходит, Равновесие храня. Ничего не происходит В этом мире без меня. И зачем я только помер, Не собрав своих костей... Репортер диктует в номер: "Больше нету новостей...". Не мычит в степи буренка, Не сучит клыком вампир - Я ведь был как шестеренка, Что крутила этот мир. Я толкал его к культуре, Я катил его вперед... А теперь лежу, как дурень, Средь Ивачевских болот... В небесах луна зависла И висит четыре дня. Никакого нету смысла В этом мире без меня. Без меня поблекли крыши, Без меня протек гараж... И зачем я только вышел В преждевременный тираж! Солнце всходит и заходит, Равновесие храня. Ничего не происходит В этом мире без меня. И друзья похмелят полночь Бормотухою "Памир": "На кого ж ты кинул, сволочь, этот полуночный мир?!"...
Осень. Ночь. Морозно. Сухо. Ни зарниц, ни огоньков. Лишь луна дрожит, как муха, В паутине облаков. И в ее неярком свете Проплывают вдалеке Тени призрачных столетий Вниз по Сухоне-реке. Ясно-ясно. Тихо-тихо. Вдалеке старинный Храм. Но напрасно бродит Лихо По рубцовским островам. Поразрыты, поразмыты Острова моей реки. Обогреты и забыты, Как бездомные щенки. Нечем Лиху поживиться: Ни амбара, ни двора... Проступают наши лица В рваных отблесках костра. И уныло, как по Лете, Проплывают вдалеке Тени призрачных столетий Вниз по Сухоне-реке.
ОСЕНЬ. УСТАЛОСТЬ Осень. Усталость. Свинцовая высь. Долгая старость. Короткая жизнь. Речи при встрече минуют уста: Все части речи сменили места. Родственник смерти - дворник с метлой Крутится-вертится по мостовой. Ветер целуется с тоненьким льдом. Вот эта улица, вот этот дом. Мелкое счастье в тепле батарей. Осень. Ненастье у наших дверей. Все отсырело, поблекло вокруг: Старость - не радость, мой друг... Осень. Неспешность дождей и минут. Глупая внешность. Привычный маршрут: Лавочка в сквере, ларек за углом, Встречные звери виляют хвостом, Мелкое детство бесится всласть - Крутится-вертится, хочет упасть. Мама волнуется. Визг и содом. Вот эта улица, вот этот дом. Сплетница Софа. Железный гараж. Словно Голгофа - четвертый этаж. Колики в сердце. Дрожание рук. Старость - не радость, мой друг... Осень. Унылость продрогших аллей. Голая стылость больших тополей. Зонтик под мышкой. Металл по стеклу. Умные книжки пылятся в углу. Время мухлюет и ходит не в масть, Кавалер-барышню хочет украсть. Карты тусуются. В прикуп - облом... Вот эта улица, вот этот дом. Прошлое живо, но прошлое - дым... Кавалер-барышня ходит с другим. Крутится-вертится шар голубой. Долго ль еще под тобой?..
ОТРАЖЕНИЕ Я себя раздарил тем, кто мне говорил, что я - лучший певец на Гончарной. Я давно позабыл, что когда-то любил эту женщину зло и отчаянно. Я домой возвращался, когда на часах укоризненно морщились стрелочки. И мое отражение в темных глазах было маленьким, лживым и мелочным. На моих акварелях тонули дома в бесконечных сентябрьских дождиках. А в душе акварели писала зима - самый искренний из художников. Я топил свои льдинки в девичьих слезах, претворялся по-майски наивным. Но мое отражение в темных глазах оставалось по-прежнему зимним. Я лепил свой мирок из мелодий и строк, заселял миражами вселенную, мне казалось, что жизнь - это каторжный срок рядом с женщиной обыкновенною. Мне казалось, что Бог на моих образах заражен сатанинской ухмылкой. И мое отражение в темных глазах каждый вечер встречало с бутылкой. Я себя разбросал, как бросают рубли в кабаке полупьяные нищие. На причале оставил свои корабли с безнадежно дырявыми днищами. Я развеял себя на попутных ветрах, взяв из алгебры лишь вычитание. И мое отражение в темных глазах потеряло свои очертания. Дым моей сигареты похож на петлю. Ах как глупо, безумно, нечаянно я сегодня открыл, что, как прежде, люблю эту женщину - зло и отчаянно. Я кричу, но мой крик утопает в слезах. Тает лед от сердечного жжения. А напротив меня в темных мертвых глазах остывает мое отражение...
ПЕРЕДЫШКА За рекой догорают огни. На носу - Новый год. Наконец-то мы в доме одни - ни детей, ни забот. Небольшая передышка в нашей жизни шебутной. Мимолетная интрижка между мужем и женой. Со стола свисает платье. На столе стоит халва. И витают над кроватью позабытые слова. Мы не ждем телефонных звонков и вечерних гостей. Мы-то знаем с тобою - каков груз дурных новостей. В нашем маленьком домишке объявляем выходной мы по случаю интрижки между мужем и женой. Пусть за дверью - мат на мате, пусть по "ящику" кино... Мы не сдвинемся с кровати в этот вечер все равно. Ах, как редко случаются дни в этот век, в этот год, когда мы в нашем доме одни - ни детей, ни забот. Небольшая передышка - и опять с порога в бой. Завершается интрижка между мужем и женой. Завершается некстати появлением детей. И витает над кроватью груз последних новостей. А за дверью - полк гостей? Покуражились - и хватит...
Вечер сеном пах и мятой, но не свежей, а помятой. А в квартире тридцать пятой вечер красным пах вином. И гитарные страданья пахли тленом увяданья. Я промямлил: "До свиданья!" и покинул пьяный дом. Витя Гагин был в ударе: все шаманил на гитаре. И никто в хмельном угаре не заметил мой уход, И никто не видел, праздный, как сквозь город несуразный Плыл какой-то Широглазов - человек и пароход... Плыл, как зеро, плыл, как некто, по Советскому проспекту Неопознанным объектом - через август, напрямки... Из квартиры тридцать пятой плыл сквозь вечер конопатый, что соломой пах и мятой, комбинату вопреки... И забытый запах детства, что достался мне в наследство, Тихо превратился в средство от печалей и забот. Как-то ясно стало сразу, что без бардовской заразы Я - все тот же Широглазов - человек и пароход... Вечер сеном пах и мятой, но не свежей, а помятой...
Спит философ на спине и храпит дискантом. Он с похмелья, и во сне спорит с умным Кантом. Свой у каждого вердикт, но судить об оном Может только Бенедикт да Сократ с Платоном. А за окнами страна в перекрестье матов: Там не знают ни хрена никаких Сократов. Шарят фары по стене заводской больницы... Спит философ на спине в позе сбитой птицы. Черный вечер, белый снег, фонари, аптека... В подворотне человек режет человека... Телепузики войны пляшут в черной раме... Но философ видит сны по другой программе. Там и Вера и Судьба - только части речи, Там единство и борьба всех противоречий, Там и Родина, и дом, и душа, и мысли Существуют лишь в одном - философском смысле. Спит философ на спине долгой зимней ночью В недоразвитой стране, в слободе рабочей. Утром мат и деканат, и зарплаты крохи, А пока - Платон, Сократ, Гегель и Анохин... Все о Вере, о Судьбе разговоры змейкой: Дескать, Вера - вещь в себе, а Судьба - копейка, Дескать, Истина - в вине (только б не напиться)... Спит философ на спине в позе сбитой птицы...
ПАМЯТИ А. СИДОРЕНКО Тихая дурочка, плачь, плачь... Буйную голову прочь с плеч... Тихо спускается палач С лобного места, где нам лечь. Где же ты, где же ты, врач, врач? Что ж не откликнулся на клич? Тихая дурочка, плачь, плачь, Плачь по упавшему навзничь... Тихая дурочка, пой, пой... Горькую водочку пей, пей... Кто от рождения слепой, Тот не излечится, ей-ей. Что ему, темному, герой: Век героический был - сплыл... Тихая дурочка, пой, пой Возле подъезда, где он жил... Тихая дурочка, жди, жди: Все переменится там, тут. С неба январского дожди Слезы горючие льют, льют. Не по хозяевам "Волг", дач, А по тому, кто творил речь... Тихая дурочка, плачь, плачь О невозможности встреч, встреч... Тихая дурочка, плачь, плачь... Буйную голову прочь с плеч... Тихо спускается палач С лобного места, где нам лечь...
................. ....................... ...........................
............ ............ ............
В преклонном возрасте мы все слегка жлобы: Высокомерны, величавы, нетерпимы... Не то чтоб странники, не то чтоб пилигримы - Скорее, просто уходимцы от судьбы. В преклонном возрасте мы тужимся понять Чего-то главное в ряду второстепенья. Мы учим жизни молодое поколенье И в благоденствии находим благодать... В преклонном возрасте пророческие сны Нас посещают с каждым днем все чаще. И мы вздыхаем: не сыграть бы в ящик... И грустно думаем: дожить бы до весны... В преклонном возрасте все очевидней суть Добра и зла, сияния и тени... И мы стремимся преклонить колени, Чтобы до срока ног не протянуть...
Нет ни денег у нас ни хрена, ни покоя, ни счастья - хоть тресни! Но меня попросила жена: 'Напиши мне веселую песню'. Что ж, желанье супруги - закон для ее непутевого мужа. Сочинять я ушел на балкон, ибо в кухне готовится ужин. Я не знаю, с чего мне начать эту песню веселого кроя: Можно ведь и над тем хохотать, что наш быт ни хрена не устроен, Что балкон в состояньи таком. А над тем, что в кармане прореха, Можно не улыбаться тайком, а практически лопнуть от смеха. Впрочем, что я о быте опять... Ранним вечером в эту субботу Можно очень смешно написать, например, про родную работу. Решено: про нее и спою! Про газету, про письменный столик... Я как вспомню про службу свою - хохочу до желудочных колик. Не работа у нас, а кино на бракованной видеопленке. Но ведь, право, ужасно смешно быть статистом в предвыборной гонке И ишачить всю ночь напролет, вместо секса варганить плакаты, Превратив свою жизнь в анекдот, где идет кандидат в депутаты. Что-то мало веселеньких строк. Горизонт расширяю невольно. Вон соседи стучат в потолок - это, в принципе, тоже прикольно. Вон на туфлях последних - расклей, а еще 8 дней до аванса... Так что жизнь с каждым днем веселей, если мерить ее декадансом. Ладно, хватит и хохм, и реприз: время - петь, время - кушать свой ужин. Принимай, дорогая, сюрприз: вот веселая песня от мужа. Я надеюсь: ты там, за стеной, настроенье свое обозначишь: Обхохочешься вместе со мной, или вместе со мною поплачешь...
Осень. Ночь. Морозно. Сухо. Ни зарниц, ни огоньков. Лишь луна дрожит, как муха, В паутине облаков. И в ее неярком свете Проплывают вдалеке Тени призрачных столетий Вниз по Сухоне-реке. Ясно-ясно. Тихо-тихо. Вдалеке старинный Храм. Но напрасно бродит Лихо По рубцовским островам. Поразрыты, поразмыты Острова моей реки. Обогреты и забыты, Как бездомные щенки. Нечем Лиху поживиться: Ни амбара, ни двора... Проступают наши лица В рваных отблесках костра. И уныло, как по Лете, Проплывают вдалеке Тени призрачных столетий Вниз по Сухоне-реке.
ЗАПОЗДАЛОЕ ПРОЩАНИЕ С ФИЛФАКОМ Вот и окончились светлые дни глупых ошибок и ученичества. Вот и остались мы в мире одни. Как вам живется, Ваше Величество? Длинные полки прочитанных книг - ветхий багаж пропитого отрочества. Миг высоты и падения миг... И одиночество, и одиночество. Вот и растаяли все миражи. Метили в Храм, окунулись - в убожество. В доме над пропастью в призрачной ржи как вам живется, Ваше Ничтожество. Черные тени минувших веков не продерутся сквозь наше вахлачество. В мире поденщиков и дураков маленький спрос на чужие чудачества... Шли к большаку, а попали в кювет, жизнь променяли на личное жречество. Слышишь, как громко хохочет вослед нашим потугам родное Отечество? И за колючкой бессмысленных строк - не по сезону простых и лирических - тихо кончается глупый мирок филологический, филологический...
Ой, ты жизнь холостяка - жесткая плацкарта! Я давно уже созрел для цветов и лент. Подари меня себе на 8 Марта: Я подарок дорогой, а не секонд-хенд. Сумлеваться не моги, а бери и помни, Что таких, как я, мужей в мире поискать. Пусть отечественный я, милая, зато мне Иностранных запчастей не надо покупать. Пусть не молод, не красив и не склад талантов. А на кой он нужен - склад? Ну, скажи, на кой? И в отличии от всех прочих эмигрантов Я-то рядом, я-то здесь, я-то под рукой. Так что, милая, давай скрасим нашу осень. Я готов тебя нести всю дорогу в ЗАГС... Как надумаешь - звони: 22-08, В крайнем случае, пришли на работу факс.
|
Сайт "Художники" Доска об'явлений для музыкантов |