31 июня.
Пробившее брешь в моей обороне,
Инородное тело без удельного веса
Оставило меня вытекать по капле
Из пустой бутылки на рваную скатерть.
Разбуди меня, мой ангел, сумрачно-голым,
Оставь меня купаться в солнечном блике,
Пусть все это случится однажды ночью,
С тридцатого июня на первое мая.
Не пытайтесь потрогать меня рукавами,
Не пытайтесь достучаться, ведь я уже умер,
Мое тело достигло массы покоя,
Но сам я не взлетел, весь вытек наружу,
Дотянитесь до меня, неверные тени,
Мой милый ангел, вычеркни слово.
Я не хочу это слышать ночью,
С тридцатого июня на первое мая.
Только тот, кто испробовал цену сомненья,
Только тот, кому известна горечь разлуки,
Умеет не следовать заветам Великих
Никогда не возвращаться на старое место.
Разбуди меня, мой ангел, в утреннем небе,
Я знаю, что мертвые рождаются снова,
Я умею ждать настоящего чуда
С тридцатого июня на первое мая.
Песня для Цоя.
6. Блюз-поэма (1984 -1991)
Я прихожу с работы, как все, домой,
Я открываю дверь погнутым ключом,
И целый вечер занят самим собой, -
Лампа горит, телевизор уже включен.
Я прохожу мимо знакомых лиц,
Где-то я их встречал, наверно во сне...
С улицы тянет запах тухлых яиц,
В городе запах всегда такой по весне,
В этом городе...
Я между ними такой же, как все, ничей,
Тусклый стандарт, на этом и я стою, -
По воскресеньям читаю "Футбол-хоккей"
И по субботам где-то чего-то пью.
И кажется мне, что я перепутал этаж,
Так уж стандартны все вокруг этажи,
Это не мой дом, это только мираж,
Это не лица друзей, а лишь миражи,
В этом городе...
Спокойной ночи, спокойной ночи,
Я, как и ты, давно хотел отдохнуть.
В мыслях - прочерк, странный очень,
В стеклянном сосуде сна поднимается ртуть.
Рожденный утром с похмельной болью
Ищет всю жизнь покой, а не поток,
Рожденный ночью плюется кровью,
Лишь наступленья дня не хочет никто.
Потерянные поколения,
Чужие в собственном мире,
Заключенные в отдельной квартире
Души с пятнами тления,
Постоянно временные,
Навсегда потерянные -
Мы...
Мы так привыкли с улыбкой глупой
Смаковать анекдот, затертый до дыр,
За кость послаще, за лишний рубль
Глотки готовы рвать и лизать зады,
Кричим о чистом и брызжем грязью,
И, о Родине плача, спешим в ОВИР,
В угаре пьяных случайных связей
Все еще верим телеэкранной любви.
Потерянные поколения,
Чужие в собственном мире,
Заключенные в отдельной квартире
Души с пятнами тления,
Постоянно временные,
Навсегда потерянные -
Мы...
Но вера в любовь -
это еще не любовь,
Вера в мечту -
это еще не мечта.
Брось этот город,
мы уходим с тобой
Искать голубого неба
чистый кристалл.
Может быть, где-то есть
живая вода,
Где-то еще растет
живая трава,
Брось этот город,
мы уходим туда,
Где, как молитва, звучат эти слова:
Море,
Обними меня, море,
Успокой меня, море,
Я брат твой...
Небо,
Обними меня, небо,
Успокой меня, небо,
Я брат твой...
Дай мне руку,
Дай мне руку,
Мы будем вместе с тобой,
вместе с тобой.
Но в этом городе нет
ничего, кроме лжи,
Те, кто не хочет врать,
умеют молчать.
И, если где-то есть
настоящая жизнь,
То лучше тогда ее
с начала начать.
Незачем от судьбы
бросаться в запой
И в ожидании правды
качать права.
Завтра, когда ты уйдешь,
я пойду за тобой,
Лишь научусь повторять эти слова:
Море,
Обними меня, море,
Успокой меня, море,
Я брат твой...
Небо,
Обними меня, небо,
Успокой меня, небо,
Я брат твой...
Дай мне руку,
Дай мне руку,
Мы будем вместе с тобой,
вместе с тобой.
Но я прихожу с работы, как все, домой,
Я открываю дверь погнутым ключом,
И целый вечер занят самим собой, -
Лампа горит, телевизор уже включен.
Я прохожу мимо знакомых лиц,
Где-то я их встречал, наверно во сне...
С улицы тянет запах тухлых яиц,
В городе запах всегда такой,
В городе запах всегда такой
по весне...
16. Дым Отечества.
А в моем Отечестве только дым, только дым,
Он приятен на вкус, но режет глаза всерьез.
Дует северный ветер и следом за ним, за ним
Поспешает зима, холодеющая от слез.
Я б на юг улетел, вслед за стаями журавлей,
Чтобы в теплых краях осесть и перезимовать,
Но я слишком много в землю пустил корней,
И я слишком стар, чтобы ими так рисковать.
Мы останемся здесь, вцепившись навек, навек,
В землю пальцами ног и в небо пальцами рук,
Мы окрепнем, чтоб выдержать ветер, мороз и снег,
Отрастим на коже слоями свою кору.
Ни к чему нам юг, если нечего ждать беды,
Если вытерпит все перекатная наша голь.
А в моем Отечестве только дым, только дым,
Но стучат топоры и просит еды огонь.
3. Иди за мной.
Когда черные тени ложатся в кружево стен,
Когда истекает красным за окнами зной,
Я скажу тебе "Здравствуй!" и вместе с тем
"Иди за мной!",
За мной.
Мы оба слишком похожи на этот час,
Мы полны этим городом, как ночь - тишиной,
Мы - весь этот город, и мы - его часть,
Иди за мной.
За мной.
Я проведу тебя проходным двором,
Под аркой небо не блещет голубизной,
На единственный тополь - стая ворон,
Иди за мной.
За мной.
Мы пройдем по грязной лестнице вверх,
Где тесно мне одному и тебе одной,
Откроем двери, не размыкая веке,
Иди за мной.
За мной.
Смотри в окно: там асфальт и солнечный свет,
Выпьем вина, не заботясь нашей виной,
В дрожь желания через дым сигарет
Иди за мной.
За мной.
Запах дыма сменяем на запах тел,
Медленный ритм движений на ритм иной,
Самый приятный путь... Который из тех?
Иди за мной.
За мной.
На каждое прикосновение - шаг наверх,
Меня уже уносит река волной,
К последней двери, не размыкая век,
Иди за мной.
За мной.
Когда прохладный ветер коснется щек,
Когда наливается вечер красной луной,
Возвращаться рано, побудь еще,
Иди за мной.
За мной.
* * *
История государства Российского (из школьного учебника)
11. История государства Российского (из школьного учебника).
Бубновая карта в раскладе,
Он, видимо, также как все,
Не выгоды ради,
Но в полном параде
Пройдет по ничьей полосе.
Решенья проблемы глобальной
Отыщется верный рецепт -
Успех эпохальный,
Ущерб минимальный,
И "хрен его знает" - в конце.
Ах, тройка бы... пушек была бы,
Да сотня бывалых мужчин,
Орел сиволапый
С потасканной бабой
По ряду возможных причин.
И вот уже резвые кони
Закусывают удила...
А кто там, на троне
В корявой короне?
Такая же б..., как была.
Марсианские хроники (1992).
12. Капля воды.
Последняя капля воды в русле древней реки
Это я - воспоминания,
Последняя нота "ми" на тысячи лет тишины
Это я - воспоминания,
В окнах пустых домов призрачные огни
Это я - воспоминания,
Ветер шуршит песком, как раньше листвой в садах
Это я - воспоминания,
Камень падет с небес,
голос его знаком,
Впервые за тысячи лет
след занесен песком,
Солнце отбросит тень
на пустых мостовых,
Будет счастливый день:
я встречаю живых,
Я напою их мозг всей моей памятью,
Это я - слушайте меня,
Я напою их мозг всей моей памятью,
Это я - слушайте меня,
Я напою их мозг всей моей памятью,
Это я - слушайте меня,
Я напою их мозг всей моей памятью,
Это я - слушайте меня!
Совместив ладонь и висок,
не в силах вынести боль,
Они упадут в песок:
один, а потом другой,
Стоит жалеть? О ком?
За тысячи лет тоски
Я укрою их красным песком
в русле древней реки.
Словно листвой в садах ветер шуршит песком,
Это я - воспоминания,
Призрачные огни в окнах пустых домов,
Это я - воспоминания,
На тысячи лет тишины последняя нота "ми",
Это я - воспоминания,
Последняя капля воды в русле древней реки
Это я.
Вместо эпилога (1994)
20. Ласковая колыбельная.
Когда полночь бьют часы,
Время ночи быстротечной,
И троллейбусы усы
Опускают на конечной,
И рекламный свет огней
Прекратит плясать по стенам,
И прохладу простыней
Ты своим согреешь телом,
И до утренних ворон
Городские смолкнут птицы,
Пусть тебе приснится сон,
Пусть тебе приснится
Фредди Крюгер, добрый мой мальчик,
Фредди Крюгер, ласковый пальчик,
Фредди Крюгер, с бритой головой,
Вечно живой,
вечно живой,
вечно жив...
Будет тоньше тень руки,
Будет кровь еще алее,
Будут тихие шаги
И туманные аллеи,
И гирлянды фонарей,
Будто вздыбленные кони,
И до запертых дверей
Сумасшедший ритм погони,
И, пока со всех сторон
Небо не озолотится,
Пусть тебе приснится сон,
Пусть тебе приснится
Фредди Крюгер, добрый мой мальчик,
Фредди Крюгер, ласковый пальчик,
Фредди Крюгер, с бритой головой,
Вечно живой,
вечно живой,
вечно жив...
Ой!...
5. Листопад.
Суждено неизбежно вернуться назад,
"Неизбежно" не значит "достойней".
После бабьего лета придет листопад,
Он фатален, как крест на ладони,
Он бетонные кости дорог обнажит
И железные цепи - вагоны,
Он сорвет золотое, чем город расшит,
Позолотой осыпет погоны,
Он придет сквозняками врываться в дома
И выдавливать кашель простудный,
Улетающих птиц он оденет в туман
И дождя вороненые струны.
Золотой листопад,
время для воронья,
Только ветер и дождь
успокоят меня,
Желтый цвет нелюбви,
черный цвет похорон,
Заколочено небо
крестами ворон.
Каждый видит и солнце, и утренний лед,
И не ждет ни весну, ни подмогу,
Оторвавшись от ветки рискует в полет,
На минуту доверившись Богу.
Мы же не воронье, не умеем летать,
Остается на ветер молиться,
Ведь придет листопад и придется топтать
Сапогами опавшие листья.
Золотой листопад,
время для воронья,
Только ветер и дождь
успокоят меня,
Желтый цвет нелюбви,
черный цвет похорон,
Заколочено небо
крестами ворон.
21. Незнакомка.
День отъезда, и снова - вечер,
И билетные кассы для рейсов дальних,
Мимолетные наши встречи
В декорациях площадей вокзальных, -
Это очень странная повесть,
По страницам которой рассвет рассеян, -
Нас уносит усталый поезд
По разбитым рельсам на ржавый Север.
Припев: Мой поезд,
чей номер стерся
и время вышло,
Мой поезд,
стучат колеса,
так что слов не слышно,
Но знаете сами:
мой поезд прибудет
по расписанью,
мой поезд...
Перегоны кряхтят железом
И за грязным окном - гнилая погода,
Лишь пейзаж, заполненный лесом,
Переменчив согласно времени года,
И - других никаких отличий:
Все играют в карты и пьют водяру,
И, все так же пуст и коричнев,
В хвостовом вагоне курит бродяга.
Припев.
Я люблю этот жест упрямый,
Взгляд такой короткий, как вдох и выдох,
Проходя меж спящих и пьяных,
Ты сосредоточенно ищешь выход.
Нам опять предстоит расстаться,
Хоть о самом главном мы не спросили,
В темноте обшарпанных станций
На ночном перегоне Москва - Россия.
Припев.
9. О эмансипации.
Вот раньше, когда были женщины унижены,
Их на руках носили через улицу,
Все сватались гуртом, ах, согласилась лишь бы она,
Чтобы потом на лошадях к венцу,
Но все в этом мире преходяще, все, увы, переменчиво,
Только лишь пьяная луна у нас над головой,
Цокают подковами по площади не лошади, а женщины,
Тащат за собою не повозки, а авоськи со жратвой...
Вот раньше, когда наши дамы были слабыми,
Ими были все мужики очарованы.
А теперь все наоборот: разве сладишь с бабами,
Ежели мускулы у них тренированы.
Но все в этом мире преходяще, все, увы, переменчиво,
И придет на круги своя все само собой:
Женщинами, как и положено, снова станут женщины,
Как эта пьяная луна у нас над головой.
19. Орнитология.
Певец соловьиной породы
Найдет изменения вряд ли -
Все те же на крышах вороны,
В курятниках те же порядки,
Все те же кукушки кукуют,
Птенцам завещая удачу,
Голубки по койкам воркуют,
А страусы головы прячут,
Все тех же павлинов облезлых
Стреляют из тех же обрезов,
Все так же каленым железом
Кольцуют особенно резвых,
Все там же торчат попугаи,
Собой украшая альковы,
И с тем же бессмысленным граем
Взлетают грачи-пустословы,
Все новые вольные виды
Заносятся в Красные Книги,
И белым пометом покрыты
Чугунные плечи Великих,
Но кажется более горьким
Упрек улетающих стаей,
Да и воробьи на помойках
Немного нахальнее стали.
Сезон осеннего солнца (1991 -1994)
Роман в песнях.
Сентябрь (1991)
1. Осенний вальс 1991 года.
Слишком ранняя осень
После летней жары,
Открывается в восемь
Застарелый нарыв,
Одурев от погони,
Но не в главных ролях,
Бродят бледные кони
В опустелых полях.
Перелетные птицы
Изучают маневр,
Изменяются лица
На старинный манер,
Разбирают на фраки
Разноцветный лоскут,
Осыпаются флаги,
Нагоняя тоску.
Принимают по банке
За текущий момент,
Прорастают поганки
Через свежий цемент,
И пугают прохожих
Утешеньем взаймы,
И, морозом по коже,
Предвкушенье зимы.
Октябрь (1992)
7. Постылые времена.
Постылые времена, постыдные склонности
Настырные имена, простынные новости,
Простудные голоса на выдохе рвут гортань,
Доступные образа не вынесут новых тайн.
Только домой - из дому снова зовут призраки,
Издалека, издавна только б дойти к пристани,
Там, если пить - допьяна, там, если есть - досыта,
Там под лесным тополем можно уснуть просто так...
И просто смотреть в огонь, и сказки рассказывать,
Заглядываться в ладонь, гадать и колядовать,
Не следовать почестям, всю душу зажав в горсти,
И целовать - дочиста, без суетной жадности.
Здесь, шелестя листьями, ветер шепнет: "верую",
Есть лишь одна истина - вера моя первая,
Все, что придет - к лучшему, если смотреть пристальней,
Только б в игре случая не пропустить пристани.
Под куполом облаков, под колоколом веков,
Подкупленная тайком, подколотая клинком,
Лежит, не шелохнется, ковыль не колышется,
Покоем иссохнется, пожаром задвижется,
Постыдные времена, пустынные площади,
Постылые имена, простынные пошлости,
Пройдут, если лишнее, стучат, если хочется,
И, Богом обиженным даст Бог, если кончатся.
14. Путь вверх.
Лаская щекой песчаник,
Вместе уйдем от погони,
Вместе с тобой протянем
Ветру свои ладони, -
Читать в небесах древние руны,
Беседовать с умершими богами,
Купаться в последнем луче лунном,
Лаская щекой обветренный камень.
Приютите же нас, холодные воды -
Одна колыбель на все времена.
И на этом пути - хорошей погоды,
И попутного ветра нам, попутного - нам.
По темному - вверх - коридору,
Сквозь облака и химеры,
И не был бы этот мир так дорог,
Если б заранее знать меру.
Звездная чаша полна покоем,
Каждое слово в Книге известно,
Столько бы света нам обоим,
Нам никогда бы не было тесно.
Приютите же нас, холодные воды -
Одна колыбель на все времена.
И на этом пути - хорошей погоды,
И попутного ветра нам, и - доброго сна.
8. Русские. ХХ-й век.
Нам уже никогда не поднять
Перевязанный плетью костыль,
Эту рану умом не понять,
Не измерить за нами пустынь,
Нам не вырасти и не цвести,
Не поверить ни капле дождя,
Позабытыми Богом уйти,
И не бросить зерна, уходя.
На отравленной этой земле
Нам уже не сносить головы.
Даже смерти не будет в седле,
Даже славы идущих на "вы",
Под ногами горит перегной,
И в руках расползается ткань,
Даже гордость помножит на ноль
Нашим именем ставшая брань
Посмотри, что погост, то насест,
Что ни купол, то птичий базар,
Где звезда, там поваленный крест,
Где пожарные - будет пожар.
Император, забудь и молчи -
Эту тяжесть нам не удержать,
О последний огарок свечи
Не обжечься бы...
13. Сон наяву.
Когда рассветная дрема тяжелит веки,
Когда в закрытые ставни постучит утро,
Когда полярные ветры высушат реки,
И закудрявится небо в облаках мутных,
Слушай этот музыкальный
Тихий голос отдаленный,
Полный жизни мир хрустальный,
Красный, синий и зеленый,
Сон наяву...
Прохладной пеною море возле ног ляжет,
Хрустальный город протянет длинные тени,
Веселый говор наполнит шумные пляжи,
Раздвинет теплое солнце стебли растений.
Слушай этот музыкальный
Тихий голос отдаленный,
Полный жизни мир хрустальный,
Красный, синий и зеленый,
Сон наяву...
Открой тяжелые окна, только, руками,
Вдохни поглубже и прыгай ветру навстречу,
Воды попробуй напиться - я подам камень,
Попробуй спеть эту песню - я спою "вечность"...
2. Тени.
Мы занимаем так мало места,
Мы занимаем так мало места
в этом мире.
Потому что мы очень маленькие ростом.
А наши тени занимают много места,
Занимают так много места
в этом мире,
Потому что слишком низкое солнце над горизонтом.
Нам так часто ходят по голове,
Так часто ходят по голове
в этом мире,
Потому что мы очень маленькие ростом.
А мы застилаем друг другу свет,
Закрываем друг другу свет
в этом мире,
Потому что слишком низкое солнце над горизонтом.
Но нам есть еще куда расти,
Нам есть еще куда расти
в этом мире,
Потому что мы очень маленькие ростом,
Но, пока мы вырастем, может быть ночь,
Пока мы вырастем, будет ночь
в этом мире,
Потому что слишком низкое солнце над горизонтом.
4. Война.
Порвалась одна струна,
Началась опять война.
Я самогоночки хлебну,
Не пойду на ту войну.
Не пойду на верную...
Потому что верую:
Не убий, да возлюби,
Мою душу не губи...
Эх, душа, моя душа:
Ни двора, да ни гроша,
Как у нищей братии -
Только словом матерным...
Эх, по матери его,
Командира моего -
В нашем окружении
Любят с выражением.
Эх, Манька, сука, .ля,
На, Манька, три рубля,
А, не хочешь, ладно,
Я найду бесплатно...
Я в струну натянусь,
На луну матюгнусь,
Самогонка справная,
Но это не главное...
18. Возвращение.
Все искали светлей и чище,
Все искали, да на чужбине,
И на свежее пепелище
Возвратились домой.
Глаз не выклюет черный ворон,
Оттого, что нет больше зрячих,
Но построится белый город
На зеленых холмах.
В этом городе будет каждый
Сыт и радостен, и свободен,
Но никто о нем не расскажет,
Не узнает пути.
Потерялась тропа лесная,
Заросла густой ежевикой,
И заветные книги знанья
Стали белой золой.
Ноябрь (1993)
15. Зима.
Бьют куранты, железо впуская в дома,
Но не скоро рассвет, суматошен и рыж.
С оголенных деревьев спустилась зима
На покрытые плесенью плоскости крыш,
На холодном ветру, обжигая ладонь,
Размотался пеньковый канат ноября...
Бьется в тесной буржуйке неверный огонь,
Тот огонь, где последние книги сгорят.
Профиль классика на переплете нелеп,
Ты, хлебнув кипятку, отвернешься к окну,
Я без зеркала бреюсь - сменяли на хлеб,
Мне сегодня с утра... На какую войну?..
Ты обнимешь меня в толкотне у казарм,
Занавесив слезами наследную боль...
Тяжкий маятник времени мчится назад,
Только мы почему-то стареем с тобой.