Они стояли на корабле у борта,
Он перед ней с протянутой рукой.
На ней - тяжелый шелк, на нем - бушлат потертый,
Но взор горел надеждой и мольбой.
Пр. А море Черное ревело и стонало,
На скалы грозные взлетал за валом вал.
Как будто море чьей-то жертвы ожидало -
Стальной гигант кренился и стонал.
Он говорил ей: "Сюда взгляните, леди,
Где над волной взлетает альбатрос,
Моя любовь нас приведет к победе,
Хоть знатны Вы, а я простой матрос!"
ПРИПЕВ.
Но на слова влюбленного матроса
С презреньем леди бросила свой взор.
Душа взметнулась в нем как крылья альбатроса,
И бросил леди он в бушующий простор!
ПРИПЕВ.
А по утру, когда всходило солнце,
В приморском кабаке один матрос рыдал.
Он пил горячий ром среди друзей веселых,
И пьяным голосом кого-то призывал...
ПРИПЕВ.
Хорошая песня! Где бы хорошую аранжировку бы к ней добыть?
Отшумело, отзвенело бабье лето,
Паутинки перепутав в желтых листьях,
А сегодня журавли поднялись стаей
И грустят они, печально пролетая.
Над землею опустился вечер синий.
Часто ссорились с тобою без причины.
Убегал с другой девчонкой то и дело
И, в глазах тая слезинки, ты терпела.
А сегодня ветер гонит злые тучи.
Ты совсем ушла к другому - он ведь лучше,
Но зачем, его лаская у рябины,
Ты грустишь при виде стаи журавлиной.
Проигрыш
Знаю я, что ты меня все также любишь,
Знаю я, что ты меня не позабудешь.
Так зачем, его лаская у рябины,
Ты грустишь при виде стаи журавлиной.
Будьте здоровы, живите богато,
А мы уезжаем до дому, до хаты.
Мы славно гуляли на празднике Вашем -
Нигде не видали мы праздника краше.
Желаем, чтоб в печке шипела бы шкварка,
А к ней, если надо, нашлась бы и чарка.
Чтоб к Вам приезжали желанные гости,
Чтоб люди на Вас не имели бы злости.
Чтоб дружной работою Вашей бригады
Все были б довольны, довольны и рады!
Еще пожелать Вам немного осталось,
Чтоб в год по ребенку у Вас нарождалось.
А если по счастью и двойня прибудет,
Никто Вас не спросит, никто не осудит.
Так будьте здоровы, живите богато,
А мы уезжаем до дому, до хаты.
Будьте здоровы, живите богато,
А мы уезжаем до дому, до хаты.
Мы славно гуляли на празднике Вашем -
Нигде не видали мы праздника краше.
Эта песня была "визитной карточкой" программы Э.Успенского "В нашу гавань приходили корабли".
Окрести, мамаша, маленьким кресточком -
Помогают нам великие кресты.
Может, сыну твоему, а может, дочке
Отбивают срок казенные часы.
Пр. А ну-ка парень, подними повыше ворот,
Подними повыше ворот и держись!
Черный ворон, черный ворон, черный ворон
Переехал мою маленькую жизнь.
На глаза надвинутая кепка,
Рельсов убегающих пунктир.
Нам попутчиком с тобой на этой ветке
Будет только молчаливый конвоир.
Припев.
А если вспомнится красавица-молодка,
Если вспомнишь отчий дом, родную мать,
Подними повыше ворот и тихонько
Начинай ты эту песню напевать.
Припев.
Девушку из маленькой таверны
Полюбил суровый капитан
За глаза пугливой дикой серны,
За улыбку, как морской туман.
Полюбил за пепельные косы,
Алых губ нетронутый коралл,
В честь которых бравые матросы
Осушили не один бокал.
Каждый год, с апрельскими ветрами,
Из далеких океанских стран,
Белый бриг, наполненный дарами,
Приводил суровый капитан.
С берегов, похожих на игрушки,
Где коврами стелются луга,
Для нее скупались безделушки,
Ожерелья, кольца, жемчуга.
А она с улыбкой величавой
Принимала ласки и привет,
Но однажды гордо и лукаво
Бросила безжалостное єнетЋ...
Он ушел, суровый и жестокий,
Не сказав ни слова в этот миг,
А наутро в море на востоке
Далеко маячил белый бриг.
И в тот год с весенними ветрами
Из далеких океанских стран
Белый бриг, наполненный дарами,
Не привел красавец капитан.
Девушка из маленькой таверны
Целый день сидела у окна,
И глаза пугливой дикой серны
Налились слезами дополна.
И никто не понимал в июне,
Почему в заката поздний час
Девушка из маленькой таверны
Не сводила с моря грустных глаз.
И никто не понимал в июле,
Даже сам хозяин кабака:
Девушка из маленькой таверны
Бросилася в море с маяка.
Так погибли пепельные косы,
Алых губ не тронутый коралл,
В честь которых бравые матросы
Осушили не один бокал.
Есть в Италии маленький дом,
Он стоит на обрыве крутом.
В этом доме в двенадцать часов
Старый негр запирает засов.
И за тенью стекается тень,
И дрожит под ногами ступень.
В этом доме гуляют и пьют,
А, напившись, танцуют, поют.
Пр. Дорога в жизни одна,
Ведет лишь к смерти она.
Кто любит, рискует и пьет,
Тот выпьет и снова нальет.
Один раз в жизни живешь,
Что хочешь от жизни берешь,
Днем раньше, днем позже умрешь,
А прошедшего вновь не вернешь.
Из-за пары распущенных кос,
Что пленили своей красотой,
С оборванцем подрался матрос,
Подстрекаемый шумной толпой.
Оборванец был очень силен,
В нем кипела, играла любовь.
И в конец обессилил матрос -
Из груди его хлынула кровь.
Оборванец над трупом привстал,
Чтоб врага разглядеть своего...
В нем он брата родного узнал,
И заплакал бродяга босой.
- 2 -
Ликовала, шумела толпа,
И рыдал оборванец босой.
Вдруг в толпе он ее увидал -
Та стояла, играя косой.
Подбежал к ней бродяга босой,
Не сказав ничего никому,
Острый нож он вонзил под косой,
Та упала под ноги ему.
Ликовала, шумела толпа,
И рыдал оборванец босой,
Лишь тихонько лежала она,
Белокурая с длиной косой.
Пр. Дорога в жизни одна,
Ведет лишь к смерти она.
Кто любит, рискует и пьет,
Тот выпьет и снова нальет.
Один раз в жизни живешь,
Что хочешь от жизни берешь,
Днем раньше, днем позже умрешь,
А прошедшего вновь не вернешь.
Я был батальонный разведчик,
А он писаришка штабной.
Я был за Россию ответчик,
А он спал с моею женой.
Ах, Клава, любимая Клава,
Неужто судьбой суждено,
Что ты променяла, шалава
Меня на такое дерьмо,
Орла и красавца-мужчину
(Да я бы с ним рядом не стал),
Ведь я от Москвы до Берлина
Все время по трупам шагал!
Шагал, а потом в лазарете
В обнимку со смертью лежал.
И плакали сестры как дети,
Пинцет у хирурга дрожал.
Дрожал, а сосед мой рубака -
Полковник и дважды Герой,
Он плакал, закрывшись рубахой,
Горючей слезой фронтовой.
Скупою слезой фронтовою
Гвардейский рыдал батальон,
Когда я геройской Звездою
От маршала был награжден.
Потом мне вручили протезы
И быстро отправили в тыл.
Красивые крупные слезы
На литер кондуктор пролил.
Пролил, прослезился, собака,
Но все же содрал четвертак!
Не выдержал я и заплакал:
Грабители, мать вашу так!
Грабители, сволочи тыла,
Как носит вас наша земля!
Я понял, что многим могила
Придет от мово костыля.
Домой я как вихрь ворвался
И бросился Клаву лобзать,
Я телом жены наслаждался.
Протез положил под кровать.
Проклятый осколок железа
Давил на пузырь мочевой.
Полез под кровать за протезом,
А там писаришка штабной!
Я бил его в белые груди,
Срывая с него ордена.
Ох, люди, Вы русские люди,
Подайте на кружку вина.
Жену-то я, братцы, так сильно любил
Протез на нее не поднялся,
Ее костылем я маленько побил
И с ней навсегда распрощался.
С тех пор предо мною все время она,
Красивые карие очи.
Налейте, налейте стаканчик вина,
Рассказывать нет больше мочи.
Налейте, налейте скорей мне вина,
Тоска меня смертная гложет,
Копейкой своей поддержите меня,
Подайте мне, кто сколько может!
Как-то в городе на окраине -
Это было весенней порой -
Из кино вдвоем с милой дамочкой
Шел шикарно одетый пижон.
Вдруг откуда-то с переулочка
Двое типов навстречу идут:
- Угостите-ка папиросочкой!
Не сочтите, товарищ, за труд!..
А на ней была шубка беличья,
А на нем воротник их бобра;
А как вынул он портсигарчик свой -
В нем без малого фунт серебра.
Завели они их в сад заброшенный,
Где кирпич выстилает проход:
- Вы присядьте-ка на кирпичики
Да снимайте свое барахло.
Тут захныкала громко дамочка,
Рукавом утирая слезу:
- Как же я пойду по грязи такой?
Я домой ведь совсем не дойду!
Ей сказал бандит наставительно:
- Выбирайте посуше где путь!
И по камушкам, по кирпичикам
Доберетесь домой как-нибудь...
Жаль, что не было там фотографа -
Он хороший заснял бы портрет:
Дама в шляпочке , в панталончиках,
А на нем и того даже нет!
Ах, Езеф, Езеф, старый добрый Езеф.
Какие есть на свете имена.
Состриг ли ты свою больную мозоль
Иль до сих пор она в тебе нужна?
Ах, Езеф, Езеф, старый добрый Езеф,
Ты состриги любимую мозоль.
Зачем, чтоб наступали все?
лучше б чтоб упали все,
Выставить лишь ножку ты изволь!
С добрым утром, тетя Хая, ой-ей-ей!
Вам посылка из Шанхая, ой-ей-ей!
А в посылке три китайца, ой-ей-ей!
Три китайца, два малайца, ой-ей-ей-ей!
Я как-то встретил Езефа на рынке -
Он жидкость от мозолей покупал,
Держал в зубах сметану Езеф в кринке,
А мозоль он руками обнимал.
Хотел я поздороваться с ним чинно -
Улыбку сотворил и шляпу снял,
Но Езеф вдруг увидел тетю Хаю,
Кормой вильнул и мимо прохилял.
Припев.
Так вот она какая тетя Хая,
И Езеф видно с нею не в ладах.
Ей кто-то шлет посылки из Шанхая,
А Езеф помирает в мозолях.
Но Езеф сострижет больную мозоль
И кой-кому намнет еще бока.
И вспомнит он тогда про тетю Хаю
И ей подставит ножку, а пока:
Припев.
Тихо лаяли собаки
В убегающую даль.
Я явился к Вам во фраке,
Элегантный как рояль.
Вы лежали на диване,
Двадцати неполных лет,
Молча я сжимал в кармане
Ах, леденящий пистолет.
Расположен к низу дулом -
Сквозь карман он мог стрелять.
Я все думал, думал, думал:
"Убивать - не убивать"...
Было холодно и мокро,
Тени жались по углам.
Обливали слезы стекла
Как герои мелодрам.
И от сырости и лени
Превозмочь себя не мог.
Вы упали на колени
У моих красивых ног.
На коленях Вы стояли
У моих красивых ног
И безумно целовали
Мой начищенный сапог.
Выстрел грянул. Бах! И пламя...
Ничего теперь не жаль...
Я лежал к дверям ногами,
Элегантный как рояль!
Я знаю, меня ты не ждешь
И писем моих не читаешь,
Но чувства свои сбережешь
И их никому не раздаришь.
А я - далеко-далеко,
И нас разделяют просторы.
Прошло уж три года с тех пор,
Как плаваю я по Печере.
А в тундре мороз и пурга -
Болота и дикие звери.
Машины не ходят сюда,
Бредут, спотыкаясь, олени.
Цинга меня мучает тут,
Работать устал - нету силы.
Погода и каторжный труд
Меня доведут до могилы.
Я знаю, меня ты не ждешь.
И в шумные двери вокзала
Встречать ты меня не придешь,
Об этом ты знаешь, родная!
Я вам, ребята, расскажу,
Как я любил мадам Бонжу.
Мадам Бонжа, мадам Бонжа
Была ужасно хороша.
Когда придешь к мадам Бонже,
Она встречает в неглиже.
А я бросаюсь на Бонжу,
С нее срываю неглижу.
Но появился тут Луи,
Совсем разбил мечты мои.
Она, связавшись с тем Луем,
Совсем забыла о моем!
Мадам Бонжа, мадам Бонжа,
Вы - негодяйка и ханжа!
И вот теперь страдаю я
Из-за бонжового Луя.
Пропою сейчас я про бутылку,
Про бутылку с огненной водой.
Выпьешь ту бутылку, как будто по затылку
Кто-то примочил тебя ногой!
Бутылка вина - не болит голова,
А болит у того, кто не пьет ничего!
А вот стоят бутылочки на полках,
В магазинах молча ждут гостей,
А ханыги, словно злые волки,
Смотрят в них из окон и дверей.
Припев.
В каждой капле есть твое мгновенье,
В каждой рюмке - собственная жизнь,
В каждой есть бутылке преступленье,
Выпил - со свободою простись!
Припев.
Хорошо к бутылочке прижаться,
Еще лучше - с белой головой.
Выпьешь три глоточка - получишь три годочка,
Сразу жизнь становится иной.
Припев.
Уж давно бутылочки я не пил
За тюремной каменной стеной,
А в душе зияют мрак и пепел,
Он меня не греет уж давно.
Припев.
Песня вроде бы и воровская, но народ её любит потому, что главное в ней - любовь, измена, наказание за предательство, то бишь общенародные ценности...
Прибыла в Одессу банда из Амура.
В банде были урки, шулера.
Банда заправляла темными делами,
И за ней следила ГУБЧКа.
Речь держала баба, звали ее Мурка,
Хитрая и смелая была.
Даже злые урки, и те боялись Мурки -
Воровскую жизнь она вела.
Пр. Мурка, ты мой муреночек,
Мурка, ты мой котеночек,
Мурка, Маруся Климова,
Прости любимого.
Вот пошли провалы, начались облавы,
Много стало наших попадать.
Как узнать скорее - кто же стал шалявым,
Чтобы за измену покарать.
Кто чего узнает, кто чего услышит,
Нам тогда не следует зевать -
Нож пускай подшпилит, пистолет поставит,
Пистолет поставит - пусть лежат!
Припев.
Раз пошли на дело, выпить захотелось,
Мы пошли в шикарный ресторан,
Там сидела Мурка с агентом из МУРа,
А из-под полы торчал наган.
Мурка, в чем же дело, ну что ты не имела?
Разве я тебя не одевал?
Кольца и браслеты, юбки и жакеты
Разве я тебе не добывал?
Припев.
Ну, здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая!
Здравствуй, моя Мурка, и прощай!
Ты зашухарила всю нашу "малину",
А теперь "маслину" получай!
Припев.
!В пещере каменной нашли наперсток водки,
И хвост селедочный лежал на сковородке.
Эх, мало водки, мало водки,мало водки!
И закуски тоже маловато!
В пещере каменной нашли рюмашку водки,
Пескарик жареный лежал на сковородке.
Эх, мало водки, мало водки,мало водки!
И закуски тоже маловато!
В пещере каменной нашли стаканчик водки,
Цыпленок жареный лежал на сковородке.
Эх, мало водки, мало водки,мало водки!
И закуски тоже маловато!
В пещере каменной нашли бутылку водки,
Ягненок маленький лежал на сковородке.
Эх, мало водки, мало водки,мало водки!
И закуски тоже маловато!
В пещере каменной нашли бочонок водки,
Теленок жареный лежал на сковородке.
Эх, мало водки, мало водки,мало водки!
И закуски тоже маловато!
В пещере каменной нашли источник водки,
И мамонт жареный лежал на сковородке.
Эх, мало водки, мало водки,мало водки!
И закуски тоже маловато!
В пещере каменной нашли мы море водки,
И стадо мамонтов паслось на сковородке.
Эх, мало водки, мало водки,мало водки!
И закуски тоже маловато!
!Шумит ночной Марсель,
В притоне "Трех бродяг",
Там пьют матросы эль,
Там женщины жуют
с мужчинами табак.
Там жизнь не дорога,
Опасна там любовь,
Недаром негр-слуга,
Там часто по утрам
Стирает с пола кровь.
Трещат колоды карт
И глух червонцев стук.
Сердца пьянит азарт,
А руки тянутся невольно
к поясам, как вдруг...
В перчатках черных дама
Вошла в притон так смело
И негру приказала
Подать бокал вина.
Средь шума, гама, драки
За стол дубовый села
И стала пить с усмешкою
Совсем одна.
И в притоне "Трех бродяг"
Стало тихо в первый раз,
И никто не мог никак
Отвести от дамы глаз.
Лишь один надменный взор
В плен той дамой не был взят
Жак Пьеро - апаш и вор
Пил вино как час назад.
Скрипку взял скрипач слепой,
Приподнял ее к плечу.
- Что ж, апаш, станцуй
со мной,
Я танцую и плачу...
Шумит ночной Марсель
В притоне "Трех бродяг",
Там пьют матросы эль,
Там женщины жуют
с мужчинами табак.
В углу сидит апаш,
Забыл он все вокруг,
Он знать не хочет краж,
Он знать не хочет карт,
не девушек, как вдруг...
В перчатках черных дама,
А с нею незнакомец
В цилиндре и во фраке
вошли в притон...
Не стало слышно шума,
Замолкли гам и драки,
Когда рукой червонец
бросил он.
И в притоне "Трех бродяг"
Стало тихо как в тот раз,
И никто не мог никак
Отвести от дамы глаз,
Лишь один надменный взор
В плен той дамой не был взят -
Жак-Пьеро - апаш и вор
Пил вино как час назад...
Скрипку взял скрипач слепой,
Приподнял ее к плечу.
- Что ж, апаш, станцуй
со мной,
Я за смерть твою плачу!
Там жизнь недорога,
Опасна там любовь,
Недаром негр-слуга
Там часто по утрам
Стирает с пола кровь.
Как в саду при долине
Звонко пел соловей.
А я, мальчик, на чужбине
Позабыт от людей.
Позабыт, позаброшен
С молодых, ранних лет.
Я остался сиротою -
Счастья в жизни мне нет.
Ох, умру я, умру я,
Похоронят меня.
И никто не узнает,
Где могилка моя.
И никто не узнает,
И никто не придет.
Только раннею весною
Соловей запоет.
Запоет и заплачет,
И опять улетит.
И никто не узнает,
Где сиротка лежит.
Разлука, ты разлука -
Чужая сторона.
Никто нас не разлучит,
Лишь мать - сыра земля.
Все пташки-канарейки
Так жалобно поют,
А нам с тобой, мой милый,
Забыться не дают.
Зачем нам разлучаться,
Зачем в разлуке жить?
Не лучше ль повенчаться,
И жить да не тужить.
Случай на Севере был в отдаленном районе -
Срок в лагерях отбывал паренек молодой.
Всюду на зоне звучал его голос чудесный,
Все уважали и дали кликуху - Седой.
Как-то приходит Седому письмо заказное -
Пишет Седому родимая мать:
Я заболела, сыночек, о, горе какое!
И не хотела, не видя тебя, умирать.
Брови, глаза у Седого в тот час потемнели,
Все замечали, что голос Седого дрожал.
А на рассвете, когда все начальство явилось,
Всем объявили, что ночью Седой убежал.
А через месяц Седому письмо заказное.
Пишет из дома Седому родимая мать:
Я поправляюсь, сыночек, о, счастье какое!
И дождалась возвращенья родного отца!
Слухи пошли, что Седого в побеге убили.
Горем убит - похоронен Седого отец.
Но никогда и никто из родных не узнает -
Где и когда похоронен был этот беглец.
Нью-Йорк окутан голубым туманом,
Была зима - холодный ветер дул.
Сидел мальчишка в старом фраке рваном,
Сидел и пел в блуждающем кругу.
Подайте, сэр, о, мисс, не проходите,
Я Вам спою, чем жизнь моя грустна,
А у меня лежит больная мама,
Она умрет, когда придет весна.
А в городах большой архитектуры
Стоят богатые, роскошные дворцы.
Живут там дети в ласке и культуре,
У них богатые и знатные отцы.
И нипочем им уличные драмы,
Им так легко исполнить свой каприз,
А у меня лежит больная мама,
Подайте, сэр, не откажите, мисс.
Замерзли ножки, ручки поседели,
Покрылась снегом белым голова.
Не слышит мама как в голубом тумане
Звучат последние мальчишкины слова:
"Подайте, сэр, о, мисс, не проходите,
Я Вам спою, чем жизнь моя грустна,
А у меня лежит больная мама,
Она умрет, когда придет весна.
Цыганка с картами - дорога дальняя,
Дорога дальняя - казенный дом.
Быть может, старая тюрьма центральная
Меня, парнишечку, по новой ждет.
Припев:
Таганка, все ночи, полные огня!
Таганка, зачем сгубила ты меня?
Таганка, я - твой бессменный арестант,
Погибли юность и талант в твоих стенах.
Я знаю, милая, больше не встретимся -
Дороги разные нам суждены.
Опять по пятницам пойдут свидания,
И слезы горькие моей родни.
Припев.
В нашу гавань заходили корабли,
Большие корабли из океана.
В таверне веселились моряки
И пили за здоровье атамана.
В таверне шум и гам, и суета -
Пираты наслаждались танцем Мери.
Не танец их пленил, а красота.
В таверне распахнулись с шумом двери.
В дверях стоял наездник молодой,
Глаза его как молнии сверкали,
Наездник был красивый сам собой -
Пираты сразу Гарри в нем узнали.
О, Мери, он приехал, Гарри твой,
"Ребята, он не наш, не с океана!
Мы, Гарри, посчитаемся с тобой! -
Раздался пьяный голос атамана.
И в воздухе сверкнули два ножа -
Пираты затаили все дыханье -
Все знали атамана как вождя
И мастера по делу фехтования.
А Гарри был суров и молчалив -
Он знал, что ему мери изменила.
Он молча защищался у перил,
Но в этот миг она его любила.
Вот с шумом повалился атаман.
О, Мери - его губы прошептали...
Погиб пират - заплачет океан.
А кровь уже стекла с ножа у Гарри.
В нашу гавань заходили корабли,
Большие корабли из океана.
В таверне веселились моряки
И пили на поминках атамана.
Ах, кто там в траурной "венгерке",
Чей взор исполнен дивных чар?
Я узнаю тебя - бессмертный,
Александрийский лейб-гусар!
Пускай погибну безвозвратно,
Навек друзья, навек друзья.
Но все ж покамест аккуратно
Пить буду я, пить буду я.
Когда я пьян, а пьян всегда я,
Ничто меня не устрашит.
И никакая сила ада
Мое блаженство не смутит.
Я пью от радости и скуки,
Забыв весь мир, забыв весь свет.
Беру бокал я смело в руки,
И горя нет, и горя нет
Без пиджака, в одном халате,
Шинель одета в рукава.
Фуражка теплая на вате -
Что б не болела голова.
А утром перед эскадроном
В седле я буду строг и прям.
И взором медленным и томным
Ловить улыбки милых дам.
Я возвращался на рассвете,
Всегда был весел, водку пил.
И на цыганском факультете
Образованье получил.
Когда я только полупьяный,
Я часто вспоминаю Вас.
И по щеке моей румяной
Слеза катится с пьяных глаз.
Когда я пьян, а пьян всегда я,
Ничто меня не устрашит.
И никакая сила ада
Мое блаженство не смутит.
Я пью от радости и скуки,
Забыв весь мир, забыв весь свет.
Беру бокал я смело в руки,
И горя нет, и горя нет.