ОДНОНАРНИКУ
Попраны и совесть и свобода.
Нас загнали в беспредельный мрак.
Ты сегодня "сын врага народа".
Я из плена, то есть, тоже враг.
Я не знал того, что нас так много,
И что здесь хоронят без гробов.
Я не знал, как широка дорога
В этот мир голодных и рабов.
Много нас, усталых, но упрямых.
Много нас, растоптанных в пыли.
В чем же соль, мой друг Камил Икрамов?
Лагеря Сибири - соль земли.
1947
ИЗ ПЛЕНА В ПЛЕН
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
Сергей Есенин
Родина, все эти годы снилась ты.
Ждал я, что к рукам твоим прильну.
Родина, по чьей жестокой милости
мы сегодня у тебя в плену?
На допросах корчусь, как на противне.
Что ни ночь - в ушах свистящий шквал:
- Ты - предатель, изменивший Родине! -
Только я ее не предавал.
Офицер - собой довольный, розовый,
чуть взбодренный, оживленно свеж,
мягко стелет нежными угрозами:
- Ты узнаешь, что такое СМЕРШ!
"Смерть шпионам" - воля повелителя.
СМЕРШ, как смерч, основою основ.
О, триумф народа-победителя
с тюрьмами для собственных сынов!
Слушали в строю еще на фронте мы
чрезвычайный сталинский приказ:
каждый, кто в плену, - изменник Родины.
Плен страшнее смерти был для нас.
Кто в плену - над тем висит проклятие
тяжелее вражеских цепей.
Дай вам Бог не знать проклятья матери!
СМЕРШ страшнее смерти нам теперь.
Мы - репатрианты. Ходим ротами.
С ложками. В столовую. Раз-два!
Кто нас предает сегодня - Родина
или власть земного божества?
Где же он, предел сопротивления
в следственной неправедной войне?
Что же здесь творят во имя Ленина?
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
1945.
КТО ИЗ НАС ФАШИСТ?
На нижних нарах
дремлю, голодный.
На верхних нарах
в хмелю уголовник.
Лагерный барин -
сыт, форсист.
Лает мне: - Фраер,
не спишь, фашист?
Ему - амнистия,
свобода выдана.
А мне - комиссия:
на инвалидную!
Нашли дистрофию,
склонялись к пеллагре.
Тут все мы такие -
пожалуй, пол-лагеря.
А он - он вор,
лагерный бог.
Кто я ему? Вол.
Кто он мне? Волк.
Я шел на войну.
Я падал в плену.
Ему - все равно:
ел хлеб, пил вино.
Я был на счету
у конвоя эсэс.
Он был на счету
у милиции.
И вот я здесь.
И вот он здесь.
Подводим черту.
Умилительно!
Черта? Ни черта!
Ну что тут к чему?
Он мне не чета.
Не чета я ему.
- А нам доверие!-
хрипит он гордо.
Эх, нары верхние,
палата лордов!
Он сильный, повыше.
Я, хилый, пониже.
Он, видно, не слышал
о Фридрихе Ницше.
А то б, удивлен,
он узнал бы, ершист,
что именно он,
а не я фашист.
1948
НЕТ В ЖИЗНИ СЧАСТЬЯ
Чует сердце звуки трубные -
не пора ли собираться?
Напоследок жизни трудно мне
в пережитом разобраться.
Полюбив меня из жалости -
безрассудно, сумасбродно,
всей душой ко мне прижалась ты,
а ушла бесповоротно.
Нет, себе не взрежу вены я -
сам собой настанет час тот:
штраф за сладкие мгновения.
А без них нет в жизни счастья.
Что-то в памяти разжижено,
что-то вымылось бесследно.
Я люблю тебя пожизненно.
Не кори меня посмертно.
ПРО ВОРОБУШКОВ
Воришки-воробушки,
голодно!
А в промерзшей робушке
холодно.
Не проходит дрожь -
что ж, что в валенках.
Я на вас похож -
серых, маленьких.
Снег, пурга-метель
за метелями.
Эх, куда теперь
залетели мы?
Птички квёлые
вы, воробушки.
Так недолго и
до хворобушки.
Ах, недужно тут
жить воробушкам,
где из ружей бьют
по головушкам.
1949
СЕРЕБРО И БЕС В РЕБРО
П а р о д и я
Любовь взаимная, поверьте,
есть величайшее добро:
любимым быть, любить до смерти -
ценней, чем жемчуг, серебро.
Увидеть в женщине сумейте,
свою мечту, а не ребро!
Эвелина Остоженская
-----------
В знак величайшего добра
Бог тело даровал Адаму
и душу вдунул внутрь. А даму
Бог создал из его ребра.
Адамы, - те, что с бородами!
Коль бес в ребро, как дробь в ведро,
а в бороде уж серебро,
то вы узреть сумейте в даме
свою мечту, а не ребро!
Не до ребра, когда с годами
Бодрит и радует бедро!
В
С
Г О С П О Д И
О
М
О
Г
И
Господи, ежели Ты еси,
сердце моё через мрак пронеси,
щедростью освяти из горсти.
Помилуй мя и прости.
Волей Твоей укрепи мне дни.
Милостью не обойди мя - прими
жизни моей затаённую песнь,
поелику аз есмь.
Я свои терния перетерпел.
Дай мне терпения и на теперь.
Не заглуши вопиющего глас
в исповедальный час.
В этой сумятице невмоготу
непросветлённым уйти в темноту.
Господи, ежели Ты еси,
помилуй мя и спаси.
1992
ТАКИЕ СТРОКИ НЕ УМРУТ
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье
Александр Пушкин
Такие строки не умрут.
Их вещий смысл постиг теперь я:
во глубине сибирских руд
храните гордое терпенье.
Во глубине. В углу. В себе.
В Сибири. В сером серебре
своих висков. Во льдах, в граните
к своей земле, к своей судьбе
терпенье долгое храните.
Не зло, не горечь, не печаль --
они пройдут угрюмой тенью.
Пред нами -- дней грядущих даль.
Храните трудное терпенье.
Пусть ночью -- нары, днем -- кирка.
И пусть сердца легко ранимы,
пусть наша правда далека --
терпенье твёрдое храним мы.
Оно нам силой станет тут,
спасет от мрака отупенья.
Во глубине сибирских руд
храните гордое терпенье.
1952.
В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО
Как сущности первооснова
и жизни самой торжество,
"В начале было Слово".
То Слово превыше всего.
Его бесконечна дорога.
Оно - над хребтами эпох.
"И слово было у Бога,
и Слово было Бог".
И слово овеяло землю,
Ее озаривши чело.
Ему и философы внемлют,
Оно и к поэтам пришло.
Поэт - растяжимо понятье:
Кого им считать, кого - нет?
Поэт обречен на распятье,
Когда он российский поэт.
Не тот, что на спице железной,
Как флюгер, ветрам подчинен,
А тот, что над самою бездной
Встает из распутья времен,
Чья жизнь наподобие глины
Как есть перемолота в прах,
И даже не сыщешь могилы
В безмолвствующих лагерях.
В прозренье поэта - утрата
Всей жизни за правду пера.
Не внять ему - это расплата
Сегодня за наше вчера.
А слово, как высшая совесть -
Его не загонишь в загон.
В нем сущая вера, в нем все есть.
Над словом не властен закон.
То слово в затонах не тонет,
В геенне-огне не горит.
Оно и рыдает, и стонет -
Оно на весь мир говорит.
ВЕСЫ
Вину людей чеканят на металле,
А их заслуги чертят на воде.
Данте
Когда запирали
меня на засов,
я где-то писал
о двух чашах весов.
А нынче всё чаще,
всё хлеще везде
те чаши - две чаши
на страшном суде.
Я нынче не вою,
мечты не бужу,
давно без конвоя
на воле хожу,
но стало не слаще -
я духом иссох:
ведь в жизни всё чаще
те чаши весов.
За первую чашу,
что был я в плену,
я вымыл парашу
потом не одну,
пыхтел лесорубом,
откатчиком был,
но был однолюбом -
отчизну любил.
Был тонок и звонок,
как школьный скелет.
Отбыл, как поддонок,
свои десять лет.
За первую чашу -
у всех на виду,
отпущенный даже,
всё так же иду.
Что делать - горюю:
в руках на весу
я чашу вторую
лет тридцать несу.
Ту чашу вторую -
возьмите её!
Поверьте, не вру я,
в ней сердце моё.
Я чашей второю
живу, чуть дыша.
Вам чашу открою -
в той чаше душа.
Извечной печали
такая цена -
душа на молчание
обречена.
Я в этой глуши
ни о чём не прошу -
услышьте, чем жив,
чем дышу, что пишу!
Живу я молебном
далёкого дня,
где вспыхнет потребность
услышать меня.
1974
ВЕТЕРАН ДОН ЖУАН
Дон Жуан на пенсии -
вот морока!
Вредная профессия -
раньше срока.
Тошнотворно-муторно
быть в отставке.
Иногда берут его
на полставки.
Чуть дыша дотащится
до дивана:
всё ж тоща дотация
дон Жуана.
Жизнь его существенно
укачала:
Он же на общественных
был началах!
Плед, диван - спокойствие,
бред, нирвана.
Дед Жуан, на кой тебе
донна Анна?
ЖЕНИХИ
Я в ЗАГС зашёл по поводу развода -
от старта брака финиш мой таков.
А в ЗАГСе отирается два взвода
потеющих от счастья мужиков.
Я в ЗАГС принёс решение суда.
Что, женихи, вы жадно ждёте чуда?
Эх, братцы новобранцы, вы - туда!
А я - я с поля брани, я оттуда.
Я знаю, чем кончается, хи-хи,
всё то, чего вы ждёте, женихи!
ЖЕНЩИНА
Ещё не было в мире меня средь людей,
хоть и жил я, никем не замеченный.
Лишь одна только знала, что близится день,
так давно ожидаемый женщиной.
Мне она самой первой любовью была -
и готовилась к этому нежно:
и меня ждала, и меня родила,
и мне имя дала эта женщина.
Я губами тянулся к её груди,
сразу к близости сладкой привыкнув.
А она уже знала, что я впереди
по-другому к другой приникну.
Знала - буду губами искать по весне
чью-то сладкую близость упрямо
и любимую вдруг окликать в полусне,
как из детства, забывчиво: Мама!
Моё светлое таинство, мир мой земной,
безрассудной души прибежище,
если б только не ты, что бы стало со мной,
что б осталось от жизни без женщины?
С ней я жив, от неё отойду на покой.
И в последний мой день будет здесь она:
мне закроет глаза невесомой рукой
и слезой окропит меня женщина.
И как раз подрастет незаметно в свой срок,
и не раз мою вспомнит судьбу еще
моя веточка - вешний зеленый росток:
моя дочь - чья-то женщина в будущем.
Будет где-то любви её круговорот,
от природы веками завещанный...
Я умру. Но вовек на земле не умрёт
лоно жизни, любовь моя - женщина.