|
|
|
(пер. О.Савича) Был месяц май. И ночь была Спокойная и голубая. И полная луна плыла Над кипарисами сияя. И донеслись до слуха трели Невидимого соловья. И ветер дунул еле-еле, Фонтана дрогнула струя. Потом возник напев щемящий, И сад его в себя вбирал. За миртами, в зелёной чаще, Скрипач таинственно играл. Любовь и молодость сплетали В один напев тоску свою, И жаловались ветру дали, Луне, воде и соловью. Но голос смолк, и смолк упрёк, Рука смычок остановила. Печаль теперь одна бродила По саду вдоль и поперёк.
(пер. П. Грушко) О свет Севильи - мой родной чертог, фонтан, чья песня в памяти не смолкла... Отец мой в кабинете: эспаньолка, усы прямые, чистый лоб высок. Еще он молод. Пишет, а порою листает книги, думает... Встает, идет к ограде сада. Сам с собою о чем-то говорит, потом поет. Похоже, будто взгляд его сейчас, смятенный взгляд больших отцовских глаз, опоры не найдя, в пространстве бродит: в грядущее течет сквозь глубину былого и во времени находит моих волос сыновних седину!
СМЕРТЬ РЕБЁНКА (пер. Н. Горской) И снова ночью молотком стучится В височки жар, гудя и нарастая. "Глянь, мама! Видишь, золотая птица! Лиловых мотыльков летает стая!" - Усни, мой сын. - и мать ручонку сжала, Склонясь к постели. О, скажи, кто может Умерить пламень твой, цветок пожара? Лаванды запах на печальном ложе. Луна глядит на затемнённый город, На купола и башни льёт белила... Внезапным взрывом полумрак расколот... Ты спишь, моя кровинка, цветик милый? Дрожит стекло балкона... Холод! Холод! Его ручонка навсегда остыла.
(пер. С.Гончаренко) Весна целовала ветки, Дышала, склоняясь к ним, Прорезался, взвился кверху По прутьям зелёный дым. А тучи, приникнув к ниве, Плывут - за четой чета. Я вижу, как юный ливень Ударил в ладонь листа. Я вижу - тяжёлым цветом Весенний миндаль увит, Здесь проклял далёким летом Я молодость без любви. Пол-жизни прошёл я. Поздно Открылась истина мне. О, если б те горькие вёсны Я мог возвратить во сне.
|
|
|
Сайт "Художники" Доска об'явлений для музыкантов |